Со-
седи изумлялись, и иногда Циля позволяла себе заметить Танцману, что
Уринька - гений, просто Эйнштейн. Но Танцман пугался этого и отвечал:
"Он просто маленький преступник, весь в тебя". Он говорил так, пос-
кольку Уринька учился плохо, хулиганил на уроках, бил других детей,
кидался камнями. Несколько раз он разбивал стекла, и Танцману приходи-
лось возмещать убытки, а однажды он сломал руку одному мальчику. Суд
обязал Танцмана заплатить штраф, но и Уриньке пришлось дорого запла-
тить за свои дела.
После этого Циля вновь сказала Уриньке, что им стоит приискать себе
бойкое местечко.
- Тогда, - сказала она, - тебя никто больше не тронет.
Но Уринька не соглашался ни в какую. Он твердил, что ему нравится
запах кож и что после армии он непременно займется их выделкой.
- Сначала закончи гимназию,- сказала Циля, и Уринька согласился с
ней.
Соседи говорили, что у мальчика золотые руки, хотя он сорванец, ка-
ких мало, совершенно невыносим и опасен для окружающих; и они запреща-
ли своим детям водиться с ним. Когда Уринька возмужал, его голос стал
низким, плечи широкими, а мускулистые руки сделались мощными, как
стволы деревьев. Теперь никто с ним не хотел связываться, и во дворе
гимназии он всегда был один, даже Танцман остерегался его.
За два последних года в гимназии с Уринькой произошли перемены. Он
перестал играть на губной гармошке и чинить приборы. Вместо этого он с
головой окунулся в учебу, особенно он увлекался математикой, а в сво-
бодное время играл сам с собой в шахматы. Иногда он сражался и с Танц-
маном или ходил в кафе на взморье и наблюдал за игрой местных чемпио-
нов. Однажды он взялся играть с лучшим шахматистом кафе и на седьмом
ходу одержал победу. Все были поражены, но с тех пор Уринька бросил
шахматы. Танцман теперь знал наверняка, что наступит время - и ему
придется продать свою мастерскую по выделке кож. Он сказал Циле с до-
садой:
- Если этот преступник рассчитывает получить от меня деньги на уни-
верситет, он очень ошибается.
Циля сказала:
- Тогда политехникум в Хайфе.
- Мне не важно, где это, в Иерусалиме или в Хайфе, - сказал Танц-
ман, - денег я не дам.
Циля сказала в шутку:
- Хорошо, в таком случае я снова выйду на улицу и найду себе бойкое
местечко.
Танцман посмотрел на нее узкими щелочками и сказал:
- Ты забыла, что мы подписали контракт? Слово есть слово. Но зна-
ешь, меня это больше не волнует. Ты можешь идти. Вместе со своим сы-
ночком. Он родился преступником и останется преступником. Да и ты та-
кая же. Тебе уже ничто не поможет.
Циля взяла балалайку и вышла во двор. Там она села на маленькую та-
буретку и стала играть. Соседи слышали только звуки струн, но не ее
голос. Они сказали: "Она опять играет".
Уринька этого не слышал, его не было дома. Теперь он разбирал на
части танки и время от времени сидел на гауптвахте. Когда пришло сооб-
щение, что Уринька ранен, Циля поехала в госпиталь, чтобы быть рядом с
сыном. Перед ее отъездом Танцман сказал: "Раньше это был маленький
преступник, теперь это взрослый преступник". Циля привезла с собой ба-
лалайку и нашла "бойкое местечко". Солдаты говорили, что у нее божест-
венный голос. Он звенел в приемном покое, как серебряный колокольчик.
Уринька довольно долго пробыл в госпитале. Потом его послали в са-
наторий, после чего он отправился в Хайфу работать в порту и домой
больше не возвращался.
Он много работал, у него появились деньги. По ночам и по выходным
дням он сторожил покойников. В канун субботы, выходя из морга, он ви-
дел освещенные окна, людей, сидящих вокруг столов с белыми скатертями.
На столах горели свечи, столы были накрыты по-праздничному. На тор-
жественной церемонии по окончании политехникума ему вручили диплом с
отличием. Танцман сказал:
- Я не еду, поскольку тот костюм, что я привез из Германии и в кар-
маны которого ты положила нафталин, стал мне тесен.
Циля спросила:
- С чего ты это взял, ты же его не мерил?
Тут Танцман закричал:
- Ты всегда готова спорить по любому поводу!
Циля отправилась одна. После торжественной церемонии они пошли бро-
дить по улицам, и Уринька указал ей на здание морга:
- Вот здесь, видишь, мое бойкое местечко.
После этого он повез ее на такси показать детский парк, где он лю-
бил сидеть и читать учебник. Но парк был закрыт. Циля ночевала в гос-
тинице, а на следующий день они вместе уехали из Хайфы: Циля вернулась
домой, а Уринька поехал работать на буровых установках на юге.
Однажды Циля получила письмо от Уриньки. Вот что он писал:
"Дорогая мама, я еду в Австралию. Я получил там хорошую работу. То-
же на буровых установках. Если я разбогатею, пришлю тебе билет. Я уве-
рен, что в Мельбурне есть немало бойких местечек. Твой Уриэль".
- Он уехал в Австралию,- сказала Циля Танцману, хотя он ни о чем не
спрашивал.
- Я не удивлен, - ответил он, - Австралия, да будет тебе известно,
место ссылки преступников.
- Вот увидишь, он еще станет миллионером,- произнесла она безжиз-
ненным голосом.
Циля похудела, ее эскимосские щеки теперь были похожи на песчаные
склоны, на которых ветер чертит свои узоры. Письма приходили редко. И
тогда соседи говорили: "Послушайте, как поет Циля. Какой у нее голос!
Как колокольчик!"
В первом письме из Австралии было написано: "Мне повезло. Я женился
на миллионерше. Теперь я богат. Я работаю у ее отца, работаю очень
много. Но я счастлив".
В письме, которое пришло через год, было написано: "Мне повезло, у
меня родился сын. Мы назвали его Арье. Я богат. Я много работаю, но я
счастлив".
- Он пишет слишком скупо,- сказал Танцман.
- Ну да, а что? - сказала Циля. - А ты много слышал о преступниках,
которые пишут романы?
Танцман посмотрел на нее узкими щелочками. Его лицо со впалыми ще-
ками сделалось неподвижным, а спина уже начала сгибаться в маленький
бугорок.
Прошел еще год, и вновь пришло письмо:
"Мне повезло. У меня родилась дочь. Мы назвали ее Ализа. Я богат.
Работаю больше, чем прежде, поскольку отец моей жены умер и я всем уп-
равляю сам. Но я счастлив".
В этот раз Танцман уже не говорил, что Уринька пишет слишком скупо.
Он встал с кресла, пошел на кухню, вытащил бутыль с холодной водой из
холодильника и налил себе. Пока он пил, его щеки не казались такими уж
впалыми. Циля пошла вслед за ним и сказала: "Что с тобой? Выпрямись!"
Танцман закричал: "Ты вечно даешь советы!" В общем Циля получила от
Уриньки три письма, хотя сама она писала в Мельбурн каждые три недели.
Иногда вечером она сидела напротив Танцмана и вязала свитер для Арье
или Ализы, каждый год большего размера.
1 2 3 4
седи изумлялись, и иногда Циля позволяла себе заметить Танцману, что
Уринька - гений, просто Эйнштейн. Но Танцман пугался этого и отвечал:
"Он просто маленький преступник, весь в тебя". Он говорил так, пос-
кольку Уринька учился плохо, хулиганил на уроках, бил других детей,
кидался камнями. Несколько раз он разбивал стекла, и Танцману приходи-
лось возмещать убытки, а однажды он сломал руку одному мальчику. Суд
обязал Танцмана заплатить штраф, но и Уриньке пришлось дорого запла-
тить за свои дела.
После этого Циля вновь сказала Уриньке, что им стоит приискать себе
бойкое местечко.
- Тогда, - сказала она, - тебя никто больше не тронет.
Но Уринька не соглашался ни в какую. Он твердил, что ему нравится
запах кож и что после армии он непременно займется их выделкой.
- Сначала закончи гимназию,- сказала Циля, и Уринька согласился с
ней.
Соседи говорили, что у мальчика золотые руки, хотя он сорванец, ка-
ких мало, совершенно невыносим и опасен для окружающих; и они запреща-
ли своим детям водиться с ним. Когда Уринька возмужал, его голос стал
низким, плечи широкими, а мускулистые руки сделались мощными, как
стволы деревьев. Теперь никто с ним не хотел связываться, и во дворе
гимназии он всегда был один, даже Танцман остерегался его.
За два последних года в гимназии с Уринькой произошли перемены. Он
перестал играть на губной гармошке и чинить приборы. Вместо этого он с
головой окунулся в учебу, особенно он увлекался математикой, а в сво-
бодное время играл сам с собой в шахматы. Иногда он сражался и с Танц-
маном или ходил в кафе на взморье и наблюдал за игрой местных чемпио-
нов. Однажды он взялся играть с лучшим шахматистом кафе и на седьмом
ходу одержал победу. Все были поражены, но с тех пор Уринька бросил
шахматы. Танцман теперь знал наверняка, что наступит время - и ему
придется продать свою мастерскую по выделке кож. Он сказал Циле с до-
садой:
- Если этот преступник рассчитывает получить от меня деньги на уни-
верситет, он очень ошибается.
Циля сказала:
- Тогда политехникум в Хайфе.
- Мне не важно, где это, в Иерусалиме или в Хайфе, - сказал Танц-
ман, - денег я не дам.
Циля сказала в шутку:
- Хорошо, в таком случае я снова выйду на улицу и найду себе бойкое
местечко.
Танцман посмотрел на нее узкими щелочками и сказал:
- Ты забыла, что мы подписали контракт? Слово есть слово. Но зна-
ешь, меня это больше не волнует. Ты можешь идти. Вместе со своим сы-
ночком. Он родился преступником и останется преступником. Да и ты та-
кая же. Тебе уже ничто не поможет.
Циля взяла балалайку и вышла во двор. Там она села на маленькую та-
буретку и стала играть. Соседи слышали только звуки струн, но не ее
голос. Они сказали: "Она опять играет".
Уринька этого не слышал, его не было дома. Теперь он разбирал на
части танки и время от времени сидел на гауптвахте. Когда пришло сооб-
щение, что Уринька ранен, Циля поехала в госпиталь, чтобы быть рядом с
сыном. Перед ее отъездом Танцман сказал: "Раньше это был маленький
преступник, теперь это взрослый преступник". Циля привезла с собой ба-
лалайку и нашла "бойкое местечко". Солдаты говорили, что у нее божест-
венный голос. Он звенел в приемном покое, как серебряный колокольчик.
Уринька довольно долго пробыл в госпитале. Потом его послали в са-
наторий, после чего он отправился в Хайфу работать в порту и домой
больше не возвращался.
Он много работал, у него появились деньги. По ночам и по выходным
дням он сторожил покойников. В канун субботы, выходя из морга, он ви-
дел освещенные окна, людей, сидящих вокруг столов с белыми скатертями.
На столах горели свечи, столы были накрыты по-праздничному. На тор-
жественной церемонии по окончании политехникума ему вручили диплом с
отличием. Танцман сказал:
- Я не еду, поскольку тот костюм, что я привез из Германии и в кар-
маны которого ты положила нафталин, стал мне тесен.
Циля спросила:
- С чего ты это взял, ты же его не мерил?
Тут Танцман закричал:
- Ты всегда готова спорить по любому поводу!
Циля отправилась одна. После торжественной церемонии они пошли бро-
дить по улицам, и Уринька указал ей на здание морга:
- Вот здесь, видишь, мое бойкое местечко.
После этого он повез ее на такси показать детский парк, где он лю-
бил сидеть и читать учебник. Но парк был закрыт. Циля ночевала в гос-
тинице, а на следующий день они вместе уехали из Хайфы: Циля вернулась
домой, а Уринька поехал работать на буровых установках на юге.
Однажды Циля получила письмо от Уриньки. Вот что он писал:
"Дорогая мама, я еду в Австралию. Я получил там хорошую работу. То-
же на буровых установках. Если я разбогатею, пришлю тебе билет. Я уве-
рен, что в Мельбурне есть немало бойких местечек. Твой Уриэль".
- Он уехал в Австралию,- сказала Циля Танцману, хотя он ни о чем не
спрашивал.
- Я не удивлен, - ответил он, - Австралия, да будет тебе известно,
место ссылки преступников.
- Вот увидишь, он еще станет миллионером,- произнесла она безжиз-
ненным голосом.
Циля похудела, ее эскимосские щеки теперь были похожи на песчаные
склоны, на которых ветер чертит свои узоры. Письма приходили редко. И
тогда соседи говорили: "Послушайте, как поет Циля. Какой у нее голос!
Как колокольчик!"
В первом письме из Австралии было написано: "Мне повезло. Я женился
на миллионерше. Теперь я богат. Я работаю у ее отца, работаю очень
много. Но я счастлив".
В письме, которое пришло через год, было написано: "Мне повезло, у
меня родился сын. Мы назвали его Арье. Я богат. Я много работаю, но я
счастлив".
- Он пишет слишком скупо,- сказал Танцман.
- Ну да, а что? - сказала Циля. - А ты много слышал о преступниках,
которые пишут романы?
Танцман посмотрел на нее узкими щелочками. Его лицо со впалыми ще-
ками сделалось неподвижным, а спина уже начала сгибаться в маленький
бугорок.
Прошел еще год, и вновь пришло письмо:
"Мне повезло. У меня родилась дочь. Мы назвали ее Ализа. Я богат.
Работаю больше, чем прежде, поскольку отец моей жены умер и я всем уп-
равляю сам. Но я счастлив".
В этот раз Танцман уже не говорил, что Уринька пишет слишком скупо.
Он встал с кресла, пошел на кухню, вытащил бутыль с холодной водой из
холодильника и налил себе. Пока он пил, его щеки не казались такими уж
впалыми. Циля пошла вслед за ним и сказала: "Что с тобой? Выпрямись!"
Танцман закричал: "Ты вечно даешь советы!" В общем Циля получила от
Уриньки три письма, хотя сама она писала в Мельбурн каждые три недели.
Иногда вечером она сидела напротив Танцмана и вязала свитер для Арье
или Ализы, каждый год большего размера.
1 2 3 4