Она все еще была обыкновенной капелькой, эта антиртуть, пока в камере держался вакуум.
Включили моторчик, стекло стало подниматься. Оба в нетерпении склонились к камере. В щель между бетоном и стеклом хлынул воздух — самый обыкновенный воздух, состоящий из обычных молекул, атомов, протонов, нейтронов, электронов и ставший теперь сильнейшей ядерной взрывчаткой. И в последнее мгновение, которое им осталось жить, они увидели, как блестящая капелька на нейтриде начинает расширяться, превращаясь в нестерпимо горячий и сверкающий бело-голубой шар… Взрыва они уже не услышали.
За окнами чернела ночь. Лампочки туманно горели под потолком в прокуренном воздухе. На голых с генах комнаты висели теперь уже ненужные сиреневые фотокопии чертежей мезонатора. Якин и Самойлов сидели за столом, завяленным бумагами, и молчали, думая каждый о своем. Николай, полузакрыв глаза, еще видел, как отшатывается Иран Гаврилович от ослепительного блеска, как заносит руку к лицу Сердюк (все-таки удалось установить, что именно Сердюку принадлежал силуэт на кафельной стене), как все исчезает в вихре атомной вспышки…
А Якин… Якин сейчас мучительно ненавидел Самойлова.
Почему не он, не Якин, стремлением всей жизни которого было сделать открытие, сказал первый. “Это — антивещество”? Разве он, Якин, не подходил к этой же мысли? Разве не он видел вспышку? Разве не он установил и доказал, что в камере мезонатора уже не было вакуума, что взрыв произошел после опыта? Почему же не он первый понял, в чем дело?
До сих пор он объяснял себе все просто: Кольке Самойлову везло, а ему, Якову, который не хуже, не глупее, а может быть, и одареннее, не везло. И вот теперь… Он просто переосторожничал. Конечно! Ведь у него эта идея возникла одновременно с Самойловым, если не раньше. Испугался потому, что это было слишком огромно? Эх…
— Понимаешь, Яша… — Самойлов поднял на него воспаленные глаза. — А ведь это, пожалуй, и есть тот самый мезоний, который искал Голуб. Ну конечно: ведь при взаимодействии антивещества с обычным, они оба превращаются во множество мезонов. Капелька антиртути сможет заменить несколько мсзонаторов! Представляешь, как здорово?
Яков внимательно посмотрел на него, потом отвел глаза, чтобы не выдать своих чувств.
— Слушай, Николай, похоже что мы с тобой сделали гигантское открытие! — Голос его звучал ненормально звонко — Антивещество — это же не только мезоний. Ведь оно выделяет двойную полную энергию — два эм цэ квадрат! Можно производить сколько угодно малые и сколь угодно большие взрывы. Космические корабли и ракеты… Энергоцентрали… Понимаешь? Управляемые взрывы! И еще — щербинка в пластинке нейтрида. Это же способ обработки нейтрида! Понимаешь? Пучком быстрых мезонов можно “резать” нейтрид, как сталь — автогеном. А выделяющуюся антиртуть можно либо уничтожить воздухом, либо собирать… Теперь мы можем обращаться с нейтридом так же, как со сталью: мы можем его обрабатывать, резать, кроить, наращивать. Гигантские перспективы!
— Да, конечно… Но почему “мы”? При чем здесь мы? — Самойлов устало пожал плечами, потом принялся искать что-то у себя в карманах. — Мы это открытие не сделали, а, в лучшем случае, только расшифровали его. Открытие принадлежит им… У тебя есть папиросы? Дай, а то мои кончились.
МЕРЦАНИЯ И ВАКУУМ!..
Они бежали по мокрому от таящего снега шоссе, отчаянно всматривались, искали за снежной пеленой зеленый огонек такси. Мимо шли люди со свертками, мчались машины с притороченными к верху елками — через неделю Новый год. Никто не подозревал об огромной опасности, нависшей над городом.
Скорее, скорее! Теперь могут спасти минуты!.. Ага! Самойлов громко свистнул, замахал рукой. К обочине подкатила “Победа” с клетчатым пояском.
— В Новый поселок, скорее!
Захлопнулась дверца, машина полетела по шоссе в снежную темноту.
… Еще полчаса назад они сидели в комнате и обсуждали, что следует сделать, чтобы повторить опыт Голуба. Теперь они знали, что искать.
— А ты помнишь, — спросил Яков, — месяц назад было сообщение об атомном взрыве в Америке, в Нью-Хэнфорде, на нейтрид-заводе? Не случилось ли у них что-то подобное, а?
— Помню… — в раздумье проговорил Николай. — Но ведь там делали атомные снаряды из нейтрида. Представитель концерна сам признал, что на заводе хранился обогащенный уран… Вряд ли.
— Ладно, давай не отвлекаться, — решил Яков. Но это был первый толчок. Как приходят в голову идеи? Иногда достаточно небольшого внешнего толчка, чтобы возникла вереница ассоциаций, из которых рождается новая мысль; больше всего это похоже на пересыщенный раствор соли, в котором от последней брошенной крупинки с прекрасной внезапностью рождаются кристаллы.
Вопрос Якова повернул мысли Самойлова к своему заводу. Подумать только, ведь он не был больше месяца! Как-то управляется Кованько? Постой, а над чем возились они тогда, в последние дни перед катастрофой? Николай вспомнил странные мерцания в камерах… Это был второй толчок.
Мерцания! Ведь он хотел о них поговорить с Иваном Гавриловичем. Николай достал из кармана блокнот, перелистал исписанные цифрами и формулами страницы.
“Подумать: 1. Вакуум поднялся до 10—20 миллиметра ртути, за пределы возможного для вакуумных насосов. Почему? Влияние нейтрида?
2. В главных камерах — странные микровспышки на стенах из нейтрида. Когда буду в ядерном, обсудить с Иваном Гавриловичем”.
От этих торопливо записанных строчек на Самойлова повеяло еше не совсем осознанным ужасом: Мерцания и Вакуум!.. Догадка промелькнула в голове настолько быстро, что изложение ее займет в тысячи раз больше времени. Якин о чем-то спрашивал, но Николай уже не слышал его.
… На стенках мезонаторов мерцали голубые звездочки то в одном, то в другом месте. Луч отрицательных мезонов несет в себе мезоны разных энергий — это следует из статистики. Часть их, пусть небольшая, будет с повышенной энергией, и они не усвоятся ртутью, а рассеются и осядут на стенках нейтрида, образуют антипротоны.
Теперь о фильтрах. Фильтры не могут вытянуть из камеры абсолютно все положительные мезоны; часть обязательно останется — та же квантовая статистика. Значит, в камерах заводских мезонаторов есть все условия для образования антивещества.
“Спокойно, спокойно! — уговаривал себя Николай. — Без горячки… Значит, мерцания на стенках камеры — это следы элементарных взрывов атома воздуха и антиатома. Кроме того, создается вакуум — невероятный, идеальный вакуум! Антивещество уничтожало остатки воздуха, оно съедало его…”
Он посмотрел на Якова и поразился его безучастности: тот причесывался, смотрясь в оконное стекло, Когда Николай рассказал ему свои рассуждения, Якин пришел в возбуждение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Включили моторчик, стекло стало подниматься. Оба в нетерпении склонились к камере. В щель между бетоном и стеклом хлынул воздух — самый обыкновенный воздух, состоящий из обычных молекул, атомов, протонов, нейтронов, электронов и ставший теперь сильнейшей ядерной взрывчаткой. И в последнее мгновение, которое им осталось жить, они увидели, как блестящая капелька на нейтриде начинает расширяться, превращаясь в нестерпимо горячий и сверкающий бело-голубой шар… Взрыва они уже не услышали.
За окнами чернела ночь. Лампочки туманно горели под потолком в прокуренном воздухе. На голых с генах комнаты висели теперь уже ненужные сиреневые фотокопии чертежей мезонатора. Якин и Самойлов сидели за столом, завяленным бумагами, и молчали, думая каждый о своем. Николай, полузакрыв глаза, еще видел, как отшатывается Иран Гаврилович от ослепительного блеска, как заносит руку к лицу Сердюк (все-таки удалось установить, что именно Сердюку принадлежал силуэт на кафельной стене), как все исчезает в вихре атомной вспышки…
А Якин… Якин сейчас мучительно ненавидел Самойлова.
Почему не он, не Якин, стремлением всей жизни которого было сделать открытие, сказал первый. “Это — антивещество”? Разве он, Якин, не подходил к этой же мысли? Разве не он видел вспышку? Разве не он установил и доказал, что в камере мезонатора уже не было вакуума, что взрыв произошел после опыта? Почему же не он первый понял, в чем дело?
До сих пор он объяснял себе все просто: Кольке Самойлову везло, а ему, Якову, который не хуже, не глупее, а может быть, и одареннее, не везло. И вот теперь… Он просто переосторожничал. Конечно! Ведь у него эта идея возникла одновременно с Самойловым, если не раньше. Испугался потому, что это было слишком огромно? Эх…
— Понимаешь, Яша… — Самойлов поднял на него воспаленные глаза. — А ведь это, пожалуй, и есть тот самый мезоний, который искал Голуб. Ну конечно: ведь при взаимодействии антивещества с обычным, они оба превращаются во множество мезонов. Капелька антиртути сможет заменить несколько мсзонаторов! Представляешь, как здорово?
Яков внимательно посмотрел на него, потом отвел глаза, чтобы не выдать своих чувств.
— Слушай, Николай, похоже что мы с тобой сделали гигантское открытие! — Голос его звучал ненормально звонко — Антивещество — это же не только мезоний. Ведь оно выделяет двойную полную энергию — два эм цэ квадрат! Можно производить сколько угодно малые и сколь угодно большие взрывы. Космические корабли и ракеты… Энергоцентрали… Понимаешь? Управляемые взрывы! И еще — щербинка в пластинке нейтрида. Это же способ обработки нейтрида! Понимаешь? Пучком быстрых мезонов можно “резать” нейтрид, как сталь — автогеном. А выделяющуюся антиртуть можно либо уничтожить воздухом, либо собирать… Теперь мы можем обращаться с нейтридом так же, как со сталью: мы можем его обрабатывать, резать, кроить, наращивать. Гигантские перспективы!
— Да, конечно… Но почему “мы”? При чем здесь мы? — Самойлов устало пожал плечами, потом принялся искать что-то у себя в карманах. — Мы это открытие не сделали, а, в лучшем случае, только расшифровали его. Открытие принадлежит им… У тебя есть папиросы? Дай, а то мои кончились.
МЕРЦАНИЯ И ВАКУУМ!..
Они бежали по мокрому от таящего снега шоссе, отчаянно всматривались, искали за снежной пеленой зеленый огонек такси. Мимо шли люди со свертками, мчались машины с притороченными к верху елками — через неделю Новый год. Никто не подозревал об огромной опасности, нависшей над городом.
Скорее, скорее! Теперь могут спасти минуты!.. Ага! Самойлов громко свистнул, замахал рукой. К обочине подкатила “Победа” с клетчатым пояском.
— В Новый поселок, скорее!
Захлопнулась дверца, машина полетела по шоссе в снежную темноту.
… Еще полчаса назад они сидели в комнате и обсуждали, что следует сделать, чтобы повторить опыт Голуба. Теперь они знали, что искать.
— А ты помнишь, — спросил Яков, — месяц назад было сообщение об атомном взрыве в Америке, в Нью-Хэнфорде, на нейтрид-заводе? Не случилось ли у них что-то подобное, а?
— Помню… — в раздумье проговорил Николай. — Но ведь там делали атомные снаряды из нейтрида. Представитель концерна сам признал, что на заводе хранился обогащенный уран… Вряд ли.
— Ладно, давай не отвлекаться, — решил Яков. Но это был первый толчок. Как приходят в голову идеи? Иногда достаточно небольшого внешнего толчка, чтобы возникла вереница ассоциаций, из которых рождается новая мысль; больше всего это похоже на пересыщенный раствор соли, в котором от последней брошенной крупинки с прекрасной внезапностью рождаются кристаллы.
Вопрос Якова повернул мысли Самойлова к своему заводу. Подумать только, ведь он не был больше месяца! Как-то управляется Кованько? Постой, а над чем возились они тогда, в последние дни перед катастрофой? Николай вспомнил странные мерцания в камерах… Это был второй толчок.
Мерцания! Ведь он хотел о них поговорить с Иваном Гавриловичем. Николай достал из кармана блокнот, перелистал исписанные цифрами и формулами страницы.
“Подумать: 1. Вакуум поднялся до 10—20 миллиметра ртути, за пределы возможного для вакуумных насосов. Почему? Влияние нейтрида?
2. В главных камерах — странные микровспышки на стенах из нейтрида. Когда буду в ядерном, обсудить с Иваном Гавриловичем”.
От этих торопливо записанных строчек на Самойлова повеяло еше не совсем осознанным ужасом: Мерцания и Вакуум!.. Догадка промелькнула в голове настолько быстро, что изложение ее займет в тысячи раз больше времени. Якин о чем-то спрашивал, но Николай уже не слышал его.
… На стенках мезонаторов мерцали голубые звездочки то в одном, то в другом месте. Луч отрицательных мезонов несет в себе мезоны разных энергий — это следует из статистики. Часть их, пусть небольшая, будет с повышенной энергией, и они не усвоятся ртутью, а рассеются и осядут на стенках нейтрида, образуют антипротоны.
Теперь о фильтрах. Фильтры не могут вытянуть из камеры абсолютно все положительные мезоны; часть обязательно останется — та же квантовая статистика. Значит, в камерах заводских мезонаторов есть все условия для образования антивещества.
“Спокойно, спокойно! — уговаривал себя Николай. — Без горячки… Значит, мерцания на стенках камеры — это следы элементарных взрывов атома воздуха и антиатома. Кроме того, создается вакуум — невероятный, идеальный вакуум! Антивещество уничтожало остатки воздуха, оно съедало его…”
Он посмотрел на Якова и поразился его безучастности: тот причесывался, смотрясь в оконное стекло, Когда Николай рассказал ему свои рассуждения, Якин пришел в возбуждение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52