Его милость сложил на груди пухлые руки, пошевелил пальцами.
- Да, это моя машина, - ответил он с достоинством.
- Двухцветная, сине-белая? - уточнил Козюренко.
- Да, будьте любезны, сине-белая, - подтвердил каноник.
- Мы расследуем автомобильную аварию, - посмотрел на него Козюренко,
- и проверяем все двухцветные сине-белые "Москвичи".
Отец Юлиан сокрушенно покачал головой, как бы сочувствуя работникам
инспекции, которым приходится возиться с таким нудным делом.
- Но я же не попадал ни в какую аварию, - развел он руками.
Козюренко не обратил внимания на это возражение. Спросил:
- Вы выезжали из гаража восемнадцатого мая?
Отец Юлиан опустил глаза. Снова сложил руки на груди, пошевелил
пальцами. Наконец отвел взгляд от пола, словно прочитал там ответ.
Спокойно объяснил:
- Восемнадцатого мая я не мог выезжать, ибо заболел и пролежал целых
три дня.
- И у вас есть документ, который засвидетельствовал бы это? -
поинтересовался Козюренко.
Каноник поднял глаза к потолку и ответил:
- Разве гражданин инспектор не знает, что мы не берем в поликлинике
бюллетеней?
- Но вас же навещал какой-нибудь врач?
- Обыкновенная простуда, - пожал плечами отец Юлиан. - Зачем же
беспокоить врача? Я лежал у сестры. Настя как раз уехала домой. Живет она
за городом, в Подгайцах, - счел нужным объяснить. - Так что мне и пришлось
полежать у сестры.
- И она может это подтвердить?
- Разумеется.
- Ее адрес?
- Вот, будьте любезны, - сладко улыбнулся каноник, - тут рядом. Через
два дома над оврагом.
- Может быть, вы проводите нас?
- Ну, конечно. Прошу только немного подождать, пока оденусь.
Через несколько минут они вместе с каноником поднялись на третий этаж
старого дома в конце Парковой улицы, упирающейся в Кайзервальд -
полупарк-полулес на холмах под Львовом. Сестра отца Юлиана была совсем не
похожа на каноника. Сухая, сморщенная женщина лет шестидесяти, с недобрым,
пронизывающим взглядом. Она примостилась на диване рядом со старушкой,
значительно старше ее.
Козюренко сел на предложенный стул, откашлялся и начал грубовато:
- Находился ли в вашей квартире с восемнадцатого по двадцатое мая ваш
брат Боринский Юлиан Евгенович?
Женщина с удивлением посмотрела на каноника. Козюренко уставился на
него - не подаст ли какой-нибудь знак?
Но священник даже не смотрел на сестру.
- Да, - ответила та, - Юлиан хворал и три дня пролежал у нас. Вот в
этой комнате, - показала она на дверь справа.
- Значит, вы утверждаете, что гражданин Боринский с восемнадцатого по
двадцатое мая неотлучно находился в вашей квартире? - переспросил
Козюренко.
- Да.
- Кто еще может подтвердить это?
- Я, - кивнула старушка и чуть приподнялась с дивана. - Хворали они и
из комнаты не выходили.
- Кто вы такая? - приготовился записывать Козюренко.
- Пелагея Степановна Бондарчук, - охотно пояснила старушка. - Живу я
здесь вместе с Катериной Евгеновной.
- Из села она, - вмешалась сестра каноника, - и прописана у меня.
Козюренко, предупредив женщин, что они будут нести ответственность за
ложные показания, дал им расписаться под протоколом. Подумал: любопытное
алиби. Но надо хотя бы ради формальности осмотреть автомобиль.
Спросил у каноника:
- Где ваш гараж?
- Тут, рядом, прошу, машина на месте.
- Пойдемте!
Неподалеку за домом тесно прижались друг к другу с полдесятка
каменных гаражей. Автомобиль каноника стоял чистенький, поблескивая
никелированными деталями.
Козюренко обошел вокруг "Москвича", зачем-то заглянул под кузов.
Открыл дверцы, залез на переднее сиденье. Нажал на тормоз: берет хорошо.
Внимательно осмотрел салон - чисто; видно, кто-то пылесосит попу машину.
Заглянул под сиденье - какая-то скомканная бумажка застряла между
полозьями, - посмотрел и положил в карман.
- Машина в порядке, - обтер руки платком. - Можете запирать гараж,
отче.
Каноник закрыл железную дверь. Искоса взглянул на Козюренко.
- А что это за авария, которую вы расследуете? - спросил он. - Если
не секрет, конечно?
- Да не авария это... - Козюренко махнул рукой с досады. -
Значительно серьезнее - убийство!
- Что? - отец Юлиан повернулся всем туловищем. - Какое убийство?
- Не волнуйтесь, отче, - сказал Козюренко. - У вас все в порядке -
полное алиби.
- А я и не волнуюсь. - Каноник запер большой замок на двери гаража. -
Сбили кого-то машиной? - полюбопытствовал он.
- Да нет, топором зарубили...
- Как - топором? - Кожа на лбу у каноника покрылась морщинами. - При
чем тут автомобиль?
- Поблизости от дома убитого видели "Москвич". Как раз двухцветный,
сине-белый. Вот мы и проверяем...
- Надеюсь, я не похож на убийцу, - улыбнулся отец Юлиан.
- Разумеется, - подтвердил Козюренко. - Не так ли, сержант? -
обернулся он к Владову.
Тот смотрел широко открытыми глазами.
- Порядок... - наконец выдавил он.
- И кого же убили? - поинтересовался каноник.
- Да не во Львове... в райцентре - Желехове... - Козюренко говорил
небрежно, словно это дело надоело ему и вообще гроша ломаного не стоит. -
Какого-то заготовителя или вроде этого... Как его? - спросил у Владова, не
сводя глаз с каноника. - Ага, вспомнил: Прусь Василь Корнеевич.
- Что? - отец Юлиан выронил ключ. - Как вы сказали?
- Прусь Василь Корнеевич... А вы знали его?
- Василь Корнеевич... Не может быть, - растерянно пробормотал отец
Юлиан.
- Отвечайте, вы знали Пруся? - схватил его за руку Козюренко.
- Да, конечно.
- Тогда... - Козюренко поднял ключ. - Придется вам, гражданин
Боринский, поехать с нами в управление.
- Это какое-то недоразумение! - запротестовал отец Юлиан. - Дикое
стечение обстоятельств.
- Там выяснят, - сурово произнес Козюренко. - И прошу вас, гражданин,
без эксцессов. Сержант, подгоните машину.
Они привезли каноника в городскую милицию и оставили под присмотром
дежурного. Козюренко зашел в кабинет начальника, вызвал следователя. Они
быстро договорились относительно процедуры допроса, и дежурный привел отца
Юлиана.
Козюренко сел так, чтобы видеть лицо каноника. Откинулся на спинку
стула и всей своей позой подчеркивал формальность этого допроса.
А следователь вел допрос по всем правилам: фамилия, имя, отчество,
дата и место рождения и еще много подобных вопросов, предшествующих
одному-двум основным, ради которых эта вся процедура фактически и ведется.
Каноник отвечал не спеша, обстоятельно и ясно, подчеркивал свое
почтение к закону и в данном конкретном случае - к его конкретным
представителям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22