ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

С самого начала нашего общения за столом у меня желудок, будто его в тиски зажали. Если я и дальше буду держать свой котел для рагу в напряжении, то не смогу дойти до конца суфле.
И он действительно начинает расстегивать крючки своего корсета. По мере уменьшения сдерживающего эффекта пояса всеобщему вниманию все больше представляется волосатое с рубцами брюхо Берю. С каждым расстегнутым крючком ему приходится все сильнее давить на живот, чтобы освободить следующий. Наконец последний крючок не выдерживает и с силой отрывается, попадая в монокль генерала фон Дряхлера. Звон разбитого стекла! Раскрытые от ужаса глаза генерала делают его похожим на сову, которую ослепили в полной темноте прожектором. Берю приносит извинения.
— Если хотите знать мое мнение, генерал, то примерно то же самое случилось с вашими войсками во время последней мировой заварушки.
Натюрлих, как говорят у вас, в вашем бункере с кондиционированным воздухом вы этого всего не видели.
Берю срывает пояс, вешает на спинку стула и, усаживаясь, заявляет:
— Уф, наконец-то я как у себя дома!
Глава 8
Думаю, вы не забыли, что на Толстяка я всегда влияю самым положительным образом. Поэтому, стремясь загладить ситуацию, отвешиваю ему красноречивый взгляд.
Это моя манера выражать свои чувства. Он хоть и в дугу, но схватывает моментально и заканчивает выступление. Слава богу, заканчивается и обед, и величества гурьбой вываливают в гостиную 8бис, что побольше. Надо сказать, котировки моих акций на местной бирже с определенного момента стремительно пошли вверх. Не только мои, так сказать, ухаживания за малышкой Антигоной принесли свои сочные плоды, но я еще заметил, что мне дает проходной балл красавица Экзема, ее мачеха. Надо признать, я с превеликим удовольствием констатирую сей факт. Каждый раз, когда поворачиваю тыкву в ее сторону, я вижу горящие, уставившиеся на меня глаза. И этот взгляд — долгий, как болеро Равеля, — говорит о нескрываемом интересе, который я, похоже, разбудил в ее чувственных центрах.
Когда мы всей компанией заваливаемся в гостиную, моя физиономия вытягивается. Первое, что я вижу, — огромный розовый рояль. Нет большего предателя, чем этот инструмент, когда поблизости бродит оперная певица. Сами знаете, в большой компании всегда найдется идиот, который попросит диву порадовать собравшихся мощью своих голосовых связок. Это как на пирушке у ваших друзей, пригласивших вас к себе после поездки на Канары. Обязательно найдется болван, который начнет просить показать ему слайды, снятые во время отпуска. И вот вы глотаете остывший чай вприкуску с видами пляжей и отелей Тенерифе. В такие моменты мне хочется реветь, как раненому зверю. А ведь нужно еще выслушивать комментарии хозяина дома, выдрючивающегося, как гидисторик. Он стоит и радостно выуживает из памяти:
— Ах, смотри, Жермена, как ты выходишь из кабинки! А помнишь рожу того малого на пляже? Да, собственно, мы его сейчас увидим. Вот он, крупным планом, вот ведь рожа, правда?
И вы, естественно, обязаны повторять, ах как замечательно, как феерично, восклицать, что можете теперь спокойно умереть, поскольку на свете увидели все.
Понятное дело, пока нам сервируют кофе, находится такой придурок.
Спятивший от старости и избытка холестерина генерал фон Дряхлер делает перед Ла Кавале церемонный ревматический реверанс и умоляющим, трясущимся от избытка эмоций голосом изрекает:
— Надеюсь, наша великая певица исполнит нам что-нибудь!
Я б тебя с превеликим удовольствием в стенку замуровал, авиаконструктор несчастный! А что, я не прав? Все разрешено, ради бога, пожалуйста, я не против, но только зачем прописывать касторку всем сразу? Нужно завести гостиные с надписью «для непоющих»!
Существуют же вагоны «для некурящих»! Сначала я надеюсь, что дива начнет артачиться, мол, после такой плотной еды не сможет запустить свое божественное контральто на полные обороты. По крайней мере, хочу надеяться, поскольку видел, как мадам уписывала за столом — в нее влез целый контейнер!
Я подхожу к Антигоне и шепчу на ухо:
— Самый что ни на есть подходящий момент для вокальных развлечений, нечего сказать. Но ее сейчас уговорят, можно не сомневаться!
Так в действительности и происходит! Несколько почитателей высокого искусства нажимают на мадам, вопя и хлопая, и умоляют испустить парочку завораживающих ля-диез. Они уверяют, что и без своего контральто она остается гениальной, да к тому же здесь все свои.
Голосистая синьора сопротивляется уже менее выражение, говоря, что нет аккомпаниатора, но безвыходных ситуаций, как известно, не бывает.
Королева-мамаша Мелания вызывается подыграть на инструменте, поскольку де она четырнадцать раз брала вторые призы из трех главных на конкурсах консерватории Шукумума начиная с 1902 года! Словом, куда уж лучше?
Солистка решает ошарашить нас арией «Сожми меня в объятиях». Чтобы стекла не полопались от ударной волны, огромные, со стену, окна открывают. Где возьмешь новые стекла на острове, придется заказывать!
Пока Ла Кавале пробует силу своих легких, что смахивает по напряжению децибелов на родильное отделение, я незаметно меняю дислокацию, скользя по паркету ценнейших пород дерева в направлении Берю. Толстяк развалился на канапе в тихом углу, а его глаза уже стекленеют и веки смыкаются, как всякий раз, когда он выкатывается из-за стола.
— Эй, толстая морда! — зову я его интимным шепотом.
Он поднимает одно веко, но только одно, размышляя, продолжить ли комедию, но в конце концов решается открыть и второй глаз. На лице печать задумчивости, как у роденовского «Мыслителя».
Я отхожу, чтобы не привлекать внимания. Почему-то меня охватывает ощущение, будто я под стеклом микроскопа! Мне кажется, мои малейшие передвижения и жесты находятся под чьим-то пристальным наблюдением…
В этом доме присутствует я не знаю что, но что-то угрожающее, даже похоронное, если хотите, от чего меня пробирает холодок. Вначале я думал, что чувствую себя не в своей тарелке в обществе людей высшего света… Но мной владеет не робость — меня вообще трудно заставить испытывать комплексы, — скорее какая-то непонятная тревога. Сосет под ложечкой — и все!
Естественно, после покушения на корте над домом в принципе висит опасность, но не сама опасность меня смущает, а ее непонятная природа.
Мне случалось смотреть опасности в лицо (вы об этом знаете, поскольку платили за приобретение моих книг), но я никогда не испытывал такого глубокого, можно сказать физиологического, беспокойства. Сейчас со мной происходит примерно то же, что и с животными за несколько часов до начала землетрясения. Улавливаете? Если нет, то вы совсем отупели или нарочно делаете вид, ибо с некоторых пор я начал прекрасно выражать свои мысли, так или нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50