Но нет, он надевает белый халат.
— Я слышал телефон, — говорит он мне. — Звонили вам?
— Да, профессор. Это был мой шеф. Он хочет, чтобы я вернулся сегодня утром…
— О! Есть новости?
— Не знаю…
— А вы, со своей стороны, что-нибудь узнали? Я не решаюсь говорить о голубях. Зачем его снова огорчать этой фантастической историей?
— Э-э… Ничего особенного, господин профессор. Я только приехал…
— И уже уезжаете! — вздыхает он.
— Вне всяких сомнений, это поездка туда-обратно… Я буду вам признателен, если за завтраком вы при остальных поручите мне сделать в Париже важные покупки, чтобы объяснить мой отъезд.
— Отлично…
Все происходит согласно предусмотренному плану. Два часа спустя я являюсь в Службу и спрашиваю Старика, но мне отвечают, что он на совещании у министра внутренних дел, а мне велел передать, чтобы я его подождал. Значит, мне придется убивать время в своем кабинете.
Я рад встретить там Берюрье. Толстяк лопает огромную порцию солянки, одновременно читая “Ле Паризьен”.
— Привет, — говорит он мне. — Ты где пропадал?
— Отдыхал в провинции.
Я с ужасом показываю на его солянку.
— Что это за куча дерьма?
— Мой завтрак… Я заказал ее в бистро за углом. Там готовят самую лучшую солянку во всем районе.
— Ты что, не можешь есть это дома или в туалете? Это же неприлично!
Он пожимает плечами и яростно подцепляет вилкой большую порцию, которую собирается донести до рта. Франкфуртская сосиска делает ноги и сваливается ему на ширинку. Он хватает ее двумя пальцами и заглатывает одним махом, чем доказывает мне, что она осталась совершенно съедобной.
Я смотрю на него, смущенный и втайне восхищенный такой прожорливостью.
— Ты уверен, что у тебя нет солитера, Берю? — спрашиваю я наконец.
Он благовоспитанно рыгает в сложенную зонтиком ладонь.
— Ну и что? — спрашивает он. — Жить-то всем надо… Что с того, если у меня в брюхе сидит солитер? Мои доходы позволяют мне его прокормить!
После такого убийственного аргумента мне остается только отступить, что я делаю в темпе, потому что мне сообщают о возвращении Старика.
Он сидит за рабочим столом. Его руки с кожей, как у ящерицы, положены, словно драгоценные предметы, на кожаную папку.
— Ну слава богу! — вздыхает он, увидев меня. Я закрываю дверь и направляюсь к креслу для посетителей.
— У вас есть новости, патрон?
— Еще какие!
Он берет футляр для лапки голубя, как две капли воды похожий на первый, и достает из него сообщение, написанное на такой же, как в прошлый раз, кальке.
— Без комментариев, — говорит он, протягивая мне текст.
Я читаю, и по мере чтения моя рука начинает дрожать.
Первый голубь перехвачен. Послал вам формулу по запасному каналу. Просьба не входить со мной в контакт до нового сообщения, в поместье агент Секретной службы.
Тибоден.
Бумагу Старику возвращает совершенно бледный человек.
— Вы были правы, что подозревали Тибодена, — шепчет Старик. — Это лишний раз доказывает, что полностью достойных доверия людей не существует… Профессор предатель, пусть так… Я склоняюсь перед очевидностью. Но я не понимаю, как этот человек, посвятивший свою жизнь и карьеру Франции, мог перейти на другую сторону…
Какие высокопарные слова он подбирает!
— Вы недолго будете мучиться этим вопросом, шеф. Надо заставить этого подонка расколоться…
Старик качает головой со смущенным видом, совершенно для него не характерным. У него в голове явно есть какая-то идея…
— Нет, Сан-Антонио, он ничего не скажет…
— Я сам его расколю! Ах, я должен был догадаться… Он один выходил вчера во время обеда…
Старик меня даже не слушает. Он прилежно хрустит суставами.
— Устанавливается густая, как детская молочная смесь, тишина. Я предчувствую гадости на ближайшее время и ерзаю в кресле…
— Сан-Антонио, я только что от господина министра… Как босс официален… Господин министр! Ни больше ни меньше. Это тем более смешно, что в Службе этого министра все зовут Балда…
— Правда?
— Да.
— Дело приказано замять во что бы то ни стало. Скандал такого размера стал бы катастрофой для престижа нашей страны!
Я не могу не засмеяться:
— Престиж нашей страны! Да разве он у нее, бедняжки, есть?
— Что вы говорите, Сан-Антонио!
— Правду! Если бы вы ездили за границу, как я, шеф, то видели бы, что там испытывают к нам только жалость из-за наших проблем в колониях, из-за наших политиков и нашего франка, худеющего с удивительной скоростью… Водородной бомбы у нас и то нет! Все, что у нас осталось, это канкан, вино и Лазурный берег… Плюс Париж, к счастью!.. Вы мне скажете, что лучше производить шампанское и иметь женщин, умеющих заниматься любовью, чем готовить людей-торпед, и будете правы… Но все-таки мы живем в эпоху, когда царствует материализм, а благородство измеряется деньгами… Когда мы принимаем главу иностранного государства, то в один день показываем ему Версальский дворец и заводы Рено, как будто это единственные достижения за всю нашу историю! Мы хотим спасти лицо, но лучше спасать мебель, вам так не кажется?
Он с интересом смотрит на меня, потом начинает выстукивать ножом для резки бумаги “Марш гренадеров императорской гвардии”.
— Сан-Антонио, я думаю, что нам платят не за то, чтобы думать, а за то, чтобы действовать…
Успокоившись, я издаю вздох переключателя скоростей.
— Вернемся к интересующему нас делу. Повторяю: никакого скандала. Тибоден слишком значительный человек. Сообщение о его измене создало бы панику… А кроме того, официально его нельзя обвинить в государственной измене. Он работал над созданием не оружия, алхимического препарата. Никто не может запретить продавать такой продукт кому заблагорассудится!
— В таком случае, зачем он привлек к разработке свою страну?
— Тибоден был беден, и правительство финансировало его исследования.
— В таком случае его открытие принадлежит правительству…
— Это не нам решать, Сан-Антонио. Профессор стар, болен, устал… Возможно, он не совсем в своем уме или с опозданием принял идеологию, в которой надеется найти душевный покой?
— Может быть…
— А мы должны ему обеспечить вечный покой… Я пристально смотрю на Старика. Я чувствовал, что он готовит мне подлянку такого масштаба.
— Вы хотите сказать?..
— Да, Сан-Антонио.
— Ликвидировать профессора!
— Другого выхода нет!
Прекрасно! И разумеется, “мокрое” дело он поручает мне. Сразу видно, что работать придется не ему! Хотел бы я посмотреть на босса в деле с его наманикюренными руками, черепушкой, волосатой, как задница, и безупречно белыми манжетами с золотыми запонками!
— Это надо сделать очень быстро, Сан-Антонио!
— Понятно.
— И… э-э… совершенно естественным образом!
— Понимаю. Это позволит устроить этой падле государственные похороны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Я слышал телефон, — говорит он мне. — Звонили вам?
— Да, профессор. Это был мой шеф. Он хочет, чтобы я вернулся сегодня утром…
— О! Есть новости?
— Не знаю…
— А вы, со своей стороны, что-нибудь узнали? Я не решаюсь говорить о голубях. Зачем его снова огорчать этой фантастической историей?
— Э-э… Ничего особенного, господин профессор. Я только приехал…
— И уже уезжаете! — вздыхает он.
— Вне всяких сомнений, это поездка туда-обратно… Я буду вам признателен, если за завтраком вы при остальных поручите мне сделать в Париже важные покупки, чтобы объяснить мой отъезд.
— Отлично…
Все происходит согласно предусмотренному плану. Два часа спустя я являюсь в Службу и спрашиваю Старика, но мне отвечают, что он на совещании у министра внутренних дел, а мне велел передать, чтобы я его подождал. Значит, мне придется убивать время в своем кабинете.
Я рад встретить там Берюрье. Толстяк лопает огромную порцию солянки, одновременно читая “Ле Паризьен”.
— Привет, — говорит он мне. — Ты где пропадал?
— Отдыхал в провинции.
Я с ужасом показываю на его солянку.
— Что это за куча дерьма?
— Мой завтрак… Я заказал ее в бистро за углом. Там готовят самую лучшую солянку во всем районе.
— Ты что, не можешь есть это дома или в туалете? Это же неприлично!
Он пожимает плечами и яростно подцепляет вилкой большую порцию, которую собирается донести до рта. Франкфуртская сосиска делает ноги и сваливается ему на ширинку. Он хватает ее двумя пальцами и заглатывает одним махом, чем доказывает мне, что она осталась совершенно съедобной.
Я смотрю на него, смущенный и втайне восхищенный такой прожорливостью.
— Ты уверен, что у тебя нет солитера, Берю? — спрашиваю я наконец.
Он благовоспитанно рыгает в сложенную зонтиком ладонь.
— Ну и что? — спрашивает он. — Жить-то всем надо… Что с того, если у меня в брюхе сидит солитер? Мои доходы позволяют мне его прокормить!
После такого убийственного аргумента мне остается только отступить, что я делаю в темпе, потому что мне сообщают о возвращении Старика.
Он сидит за рабочим столом. Его руки с кожей, как у ящерицы, положены, словно драгоценные предметы, на кожаную папку.
— Ну слава богу! — вздыхает он, увидев меня. Я закрываю дверь и направляюсь к креслу для посетителей.
— У вас есть новости, патрон?
— Еще какие!
Он берет футляр для лапки голубя, как две капли воды похожий на первый, и достает из него сообщение, написанное на такой же, как в прошлый раз, кальке.
— Без комментариев, — говорит он, протягивая мне текст.
Я читаю, и по мере чтения моя рука начинает дрожать.
Первый голубь перехвачен. Послал вам формулу по запасному каналу. Просьба не входить со мной в контакт до нового сообщения, в поместье агент Секретной службы.
Тибоден.
Бумагу Старику возвращает совершенно бледный человек.
— Вы были правы, что подозревали Тибодена, — шепчет Старик. — Это лишний раз доказывает, что полностью достойных доверия людей не существует… Профессор предатель, пусть так… Я склоняюсь перед очевидностью. Но я не понимаю, как этот человек, посвятивший свою жизнь и карьеру Франции, мог перейти на другую сторону…
Какие высокопарные слова он подбирает!
— Вы недолго будете мучиться этим вопросом, шеф. Надо заставить этого подонка расколоться…
Старик качает головой со смущенным видом, совершенно для него не характерным. У него в голове явно есть какая-то идея…
— Нет, Сан-Антонио, он ничего не скажет…
— Я сам его расколю! Ах, я должен был догадаться… Он один выходил вчера во время обеда…
Старик меня даже не слушает. Он прилежно хрустит суставами.
— Устанавливается густая, как детская молочная смесь, тишина. Я предчувствую гадости на ближайшее время и ерзаю в кресле…
— Сан-Антонио, я только что от господина министра… Как босс официален… Господин министр! Ни больше ни меньше. Это тем более смешно, что в Службе этого министра все зовут Балда…
— Правда?
— Да.
— Дело приказано замять во что бы то ни стало. Скандал такого размера стал бы катастрофой для престижа нашей страны!
Я не могу не засмеяться:
— Престиж нашей страны! Да разве он у нее, бедняжки, есть?
— Что вы говорите, Сан-Антонио!
— Правду! Если бы вы ездили за границу, как я, шеф, то видели бы, что там испытывают к нам только жалость из-за наших проблем в колониях, из-за наших политиков и нашего франка, худеющего с удивительной скоростью… Водородной бомбы у нас и то нет! Все, что у нас осталось, это канкан, вино и Лазурный берег… Плюс Париж, к счастью!.. Вы мне скажете, что лучше производить шампанское и иметь женщин, умеющих заниматься любовью, чем готовить людей-торпед, и будете правы… Но все-таки мы живем в эпоху, когда царствует материализм, а благородство измеряется деньгами… Когда мы принимаем главу иностранного государства, то в один день показываем ему Версальский дворец и заводы Рено, как будто это единственные достижения за всю нашу историю! Мы хотим спасти лицо, но лучше спасать мебель, вам так не кажется?
Он с интересом смотрит на меня, потом начинает выстукивать ножом для резки бумаги “Марш гренадеров императорской гвардии”.
— Сан-Антонио, я думаю, что нам платят не за то, чтобы думать, а за то, чтобы действовать…
Успокоившись, я издаю вздох переключателя скоростей.
— Вернемся к интересующему нас делу. Повторяю: никакого скандала. Тибоден слишком значительный человек. Сообщение о его измене создало бы панику… А кроме того, официально его нельзя обвинить в государственной измене. Он работал над созданием не оружия, алхимического препарата. Никто не может запретить продавать такой продукт кому заблагорассудится!
— В таком случае, зачем он привлек к разработке свою страну?
— Тибоден был беден, и правительство финансировало его исследования.
— В таком случае его открытие принадлежит правительству…
— Это не нам решать, Сан-Антонио. Профессор стар, болен, устал… Возможно, он не совсем в своем уме или с опозданием принял идеологию, в которой надеется найти душевный покой?
— Может быть…
— А мы должны ему обеспечить вечный покой… Я пристально смотрю на Старика. Я чувствовал, что он готовит мне подлянку такого масштаба.
— Вы хотите сказать?..
— Да, Сан-Антонио.
— Ликвидировать профессора!
— Другого выхода нет!
Прекрасно! И разумеется, “мокрое” дело он поручает мне. Сразу видно, что работать придется не ему! Хотел бы я посмотреть на босса в деле с его наманикюренными руками, черепушкой, волосатой, как задница, и безупречно белыми манжетами с золотыми запонками!
— Это надо сделать очень быстро, Сан-Антонио!
— Понятно.
— И… э-э… совершенно естественным образом!
— Понимаю. Это позволит устроить этой падле государственные похороны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24