Художник, то ли сознавая низкое качество рисунка, то ли сомневаясь
в интеллигентности зрителя, подстраховался от неправильного восприятия
соответствующей надписью, а перевести ее на иностранный сил, видимо, уже
не хватило.
- Что будем делать? - повторил Индюк. Пульки приятно свистели, а
неизвестный за сортиром плакал все более жалостливо.
- Можно схлопотать, - процедил я сквозь зубы. - Можно, можно,
можно...
- Так что будем делать?
Я подумал. Целую секунду.
- Пошли, Индюк. Только шустро, короткими перебежками.
И мы выскочили из воронки, и побежали, и грохнулись в перепаханную
осколками землю, сорвались и побежали снова. Можно ведь было и схлопотать.
Но ведь было нужно. Ну вот вы сами, разве сидели бы вы в воронке, слыша
чей-то плач? Конечно бы, не сидели. Так какого ляда вы удивляетесь нашему
поведению?
Мы добежали до сортира и увидели эту плаксу. Да, выглядела она
паршивенько. Сразу было видно, что эта киска не всегда ела "Вискас".
- Анализа?! - просопел Индюк, хватая воздух ртом. - Что ты тут...
- Да не торчи ты на месте! - заорал я. - Тащи ее в воронку.
Нам повезло. Мы не схлопотали. Свистящим над парком пулям было не до
нас. Мы добежали до воронки и скатились на самое дно, причем я разбил
локоть о бетонный осколок и стал в этот день Рембо Первая Кровь.
Индюк приподнялся на четвереньки, выплюнул песок и отер глаза тыльной
стороной ладони.
- Анализа, - прохрипел он. - Что ты тут делаешь? Холи шит, красавица!
Откуда ты здесь взялась?
Анализа уселась, сунула голову меж поцарапанных коленок, одернула
вокруг попки остатки юбчонки и развылась на всю катушку. Индюк сплюнул и
присел на трофейное седалище. Я тоже сплюнул, но уже на валявшийся на
земле кусочек газеты. На одной стороне его было напечатано: ЖАЮТ БАСТОВАТЬ
ФА, а на другой - АВЬ СЕБЕ НЕМНОГО КОМ. Вот я и доставил себе немного
комфорта, прилепив заплеванную бумажку к локтю - КОМ снизу, а ФА - сверху.
Анализа продолжала ныть.
- Аня, ну перестань, - сказал я. - Уже все хорошо. Не бойся, мы тебя
одну не оставим. Когда вся эта херня кончится, мы тебя домой проводим.
Анализа заплакала еще громче. Я печально покачал головой.
Анализа, как и все мы, была типичным ребенком эпохи. Ее мать, которую
я не знал, была родом из Плоцка, откуда через зеленую границу умотала к
дойчам. Уже тогда она была совершенно некстати беременна Анализой, и в
жизни не получила бы паспорта, не говоря уже о справке из Курии. Попала
она в Шнайдемюль, бывшую Пилу, и здесь, лихорадочно разыскивая спеца по
абортам, познакомилась с одним немецким инженером, они цигель-цигель
влюбились друг в друга, поженились и решили завести дочурку. Вскоре
инженер получил арбайт в Восточной Пруссии, а потом перебрался в Сувалки и
стал работать на нашем Хольцкомбинате. Этот инженер был странным типом,
влюбленным во все польское; он вроде бы даже собрался получить польское
гражданство, но не получил, так как был евангелистом. Он считал поляков
избранным народом, с Великой Исторической Миссией, и вообще - нох ист
полен нихт ферлорен, ура! Нет, честно, у него в этом деле был заеб. Вот
почему после переезда в Сувалки он послал дочь в польскую школу.
Аусгерехнет в нашу. Понятно, что номинально его дочь была католичкой.
Звали ее Анна-Лиза Будищевски, но все мы называли ее Анализой. Мать
Анализы, которую я и не узнал, умерла в 1996, во время эпидемии холеры,
которую занесли румыны. Ну, вы же помните, тогда умерло почти шестьдесят
тысяч от болезни, которую называли "Чаушеску" или "Дракула". Тех, кто
тогда заболел и выжил, остроумно называли "дупа боли", что по-румынски
означает "переболевший"; с тех пор это слово стало популярным для названия
выздоровевшего.
Рядом с воронкой с грохотом разорвалась мина. Анализа запищала и
крепко прижалась ко мне, причем так сильно впилась в мои руки, что я даже
не мог стряхнуть насыпавшейся на голову земли.
- Ну ладно, Аня, все уже хорошо, - приговаривал я, скрипя песком на
зубах. Анализа лишь тихо всхлипывала.
Индюк, надев наушники моего уокмена, нырнул в разноцветные спагетти
проводов на дне воронки. Слегка высунув язык, он колупался там, дергал за
провода и совал вынутой из кармана отверткой в соединения телефонных
кабелей. Индюк увлекается электротехникой, это его хобби. К этим вещам у
него истинный талант, в чем-то даже неправдоподобный. Он все умеет
смонтировать и исправить. Дома у него есть коротковолновый передатчик и
самопальное стерео. Много раз он чинил и совершенствовал мои "Сони" и
"Кенвуд". Мне кажется, что Индюк мог бы ввернуть лампочку в песок, и она
бы светилась. Как он это делает, я не врубаюсь. Сам-то я в технике полный
ноль, не могу даже жучок поставить. Поэтому мы с Индюком скентовались - он
подсказывает мне математику и физику, а я ему - польский и историю. Что-то
вроде артели, Консалтинг Компани Лимитед.
Парк вновь затрясся от взрывов. Фрайкорпс бросил на литовские позиции
все, что у них было - минометы, безоткатные орудия, ракеты. Сортир, в
который попадали раз за разом, уменьшался с каждым залпом. Дым стелился по
земле, затекал в воронку и душил нас.
- Анализа?
- Ну?
- Ты была в парке, когда все началось?
- Нет, - она шмыгнула носом. - Я шла в школу и... меня схватили... а
потом затянули в парк... в кусты...
- Ну все, все, Аня. Не плачь. Ты в безопасности. Все хорошо.
Как же.
С западной стороны парка залаяли автоматы, грохнула граната. С обоих
сторон раздались боевые кличи.
- Форвертс!!! Готт мит унс!!!
- Лятуууува!!!
Этого еще не хватало. Обоим сторонам пришла в голову одна и та же
мысль - наступление. Хуже того, какой-то доморощенный Гудериан из
Фрайкорпс решил вести свой блицкриг прямо через нашу воронку, чтобы
ударить на шаулисов с фланга.
Мы припали к земле, червями втискиваясь меж кабелей и обломков.
- Фойер фрай! - разорался кто-то у самой воронки. - Фердаммт нох
маль, фойер фрай! Шизз дох, ду хурензон!
Дальше крики заглушила бешеная очередь из М-60 - так близко, что мне
было слышно, как градом сыплются на бетон гильзы. Кто-то снова заорал, но
заорал ужасно. И сразу же затих. По гравию скрежетали сапоги. Вдали
гремела канонада.
- Цурюк! - кричал кто-то сверху, из глубины парка. - Беайлунг,
беайлунг! Цурюк!
- Лятууува!
"Ясненько, - подумал я. - Зелигаускас контратакует. И тоже прямо на
нашу воронку, мазерфакер хренов".
Вблизи от воронки залаяли АК-74, по-иному, чем М-16 Фрайкорпса, более
тупо и громко, а на все это тут же наложился грохот разрывающихся гранат и
мин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
в интеллигентности зрителя, подстраховался от неправильного восприятия
соответствующей надписью, а перевести ее на иностранный сил, видимо, уже
не хватило.
- Что будем делать? - повторил Индюк. Пульки приятно свистели, а
неизвестный за сортиром плакал все более жалостливо.
- Можно схлопотать, - процедил я сквозь зубы. - Можно, можно,
можно...
- Так что будем делать?
Я подумал. Целую секунду.
- Пошли, Индюк. Только шустро, короткими перебежками.
И мы выскочили из воронки, и побежали, и грохнулись в перепаханную
осколками землю, сорвались и побежали снова. Можно ведь было и схлопотать.
Но ведь было нужно. Ну вот вы сами, разве сидели бы вы в воронке, слыша
чей-то плач? Конечно бы, не сидели. Так какого ляда вы удивляетесь нашему
поведению?
Мы добежали до сортира и увидели эту плаксу. Да, выглядела она
паршивенько. Сразу было видно, что эта киска не всегда ела "Вискас".
- Анализа?! - просопел Индюк, хватая воздух ртом. - Что ты тут...
- Да не торчи ты на месте! - заорал я. - Тащи ее в воронку.
Нам повезло. Мы не схлопотали. Свистящим над парком пулям было не до
нас. Мы добежали до воронки и скатились на самое дно, причем я разбил
локоть о бетонный осколок и стал в этот день Рембо Первая Кровь.
Индюк приподнялся на четвереньки, выплюнул песок и отер глаза тыльной
стороной ладони.
- Анализа, - прохрипел он. - Что ты тут делаешь? Холи шит, красавица!
Откуда ты здесь взялась?
Анализа уселась, сунула голову меж поцарапанных коленок, одернула
вокруг попки остатки юбчонки и развылась на всю катушку. Индюк сплюнул и
присел на трофейное седалище. Я тоже сплюнул, но уже на валявшийся на
земле кусочек газеты. На одной стороне его было напечатано: ЖАЮТ БАСТОВАТЬ
ФА, а на другой - АВЬ СЕБЕ НЕМНОГО КОМ. Вот я и доставил себе немного
комфорта, прилепив заплеванную бумажку к локтю - КОМ снизу, а ФА - сверху.
Анализа продолжала ныть.
- Аня, ну перестань, - сказал я. - Уже все хорошо. Не бойся, мы тебя
одну не оставим. Когда вся эта херня кончится, мы тебя домой проводим.
Анализа заплакала еще громче. Я печально покачал головой.
Анализа, как и все мы, была типичным ребенком эпохи. Ее мать, которую
я не знал, была родом из Плоцка, откуда через зеленую границу умотала к
дойчам. Уже тогда она была совершенно некстати беременна Анализой, и в
жизни не получила бы паспорта, не говоря уже о справке из Курии. Попала
она в Шнайдемюль, бывшую Пилу, и здесь, лихорадочно разыскивая спеца по
абортам, познакомилась с одним немецким инженером, они цигель-цигель
влюбились друг в друга, поженились и решили завести дочурку. Вскоре
инженер получил арбайт в Восточной Пруссии, а потом перебрался в Сувалки и
стал работать на нашем Хольцкомбинате. Этот инженер был странным типом,
влюбленным во все польское; он вроде бы даже собрался получить польское
гражданство, но не получил, так как был евангелистом. Он считал поляков
избранным народом, с Великой Исторической Миссией, и вообще - нох ист
полен нихт ферлорен, ура! Нет, честно, у него в этом деле был заеб. Вот
почему после переезда в Сувалки он послал дочь в польскую школу.
Аусгерехнет в нашу. Понятно, что номинально его дочь была католичкой.
Звали ее Анна-Лиза Будищевски, но все мы называли ее Анализой. Мать
Анализы, которую я и не узнал, умерла в 1996, во время эпидемии холеры,
которую занесли румыны. Ну, вы же помните, тогда умерло почти шестьдесят
тысяч от болезни, которую называли "Чаушеску" или "Дракула". Тех, кто
тогда заболел и выжил, остроумно называли "дупа боли", что по-румынски
означает "переболевший"; с тех пор это слово стало популярным для названия
выздоровевшего.
Рядом с воронкой с грохотом разорвалась мина. Анализа запищала и
крепко прижалась ко мне, причем так сильно впилась в мои руки, что я даже
не мог стряхнуть насыпавшейся на голову земли.
- Ну ладно, Аня, все уже хорошо, - приговаривал я, скрипя песком на
зубах. Анализа лишь тихо всхлипывала.
Индюк, надев наушники моего уокмена, нырнул в разноцветные спагетти
проводов на дне воронки. Слегка высунув язык, он колупался там, дергал за
провода и совал вынутой из кармана отверткой в соединения телефонных
кабелей. Индюк увлекается электротехникой, это его хобби. К этим вещам у
него истинный талант, в чем-то даже неправдоподобный. Он все умеет
смонтировать и исправить. Дома у него есть коротковолновый передатчик и
самопальное стерео. Много раз он чинил и совершенствовал мои "Сони" и
"Кенвуд". Мне кажется, что Индюк мог бы ввернуть лампочку в песок, и она
бы светилась. Как он это делает, я не врубаюсь. Сам-то я в технике полный
ноль, не могу даже жучок поставить. Поэтому мы с Индюком скентовались - он
подсказывает мне математику и физику, а я ему - польский и историю. Что-то
вроде артели, Консалтинг Компани Лимитед.
Парк вновь затрясся от взрывов. Фрайкорпс бросил на литовские позиции
все, что у них было - минометы, безоткатные орудия, ракеты. Сортир, в
который попадали раз за разом, уменьшался с каждым залпом. Дым стелился по
земле, затекал в воронку и душил нас.
- Анализа?
- Ну?
- Ты была в парке, когда все началось?
- Нет, - она шмыгнула носом. - Я шла в школу и... меня схватили... а
потом затянули в парк... в кусты...
- Ну все, все, Аня. Не плачь. Ты в безопасности. Все хорошо.
Как же.
С западной стороны парка залаяли автоматы, грохнула граната. С обоих
сторон раздались боевые кличи.
- Форвертс!!! Готт мит унс!!!
- Лятуууува!!!
Этого еще не хватало. Обоим сторонам пришла в голову одна и та же
мысль - наступление. Хуже того, какой-то доморощенный Гудериан из
Фрайкорпс решил вести свой блицкриг прямо через нашу воронку, чтобы
ударить на шаулисов с фланга.
Мы припали к земле, червями втискиваясь меж кабелей и обломков.
- Фойер фрай! - разорался кто-то у самой воронки. - Фердаммт нох
маль, фойер фрай! Шизз дох, ду хурензон!
Дальше крики заглушила бешеная очередь из М-60 - так близко, что мне
было слышно, как градом сыплются на бетон гильзы. Кто-то снова заорал, но
заорал ужасно. И сразу же затих. По гравию скрежетали сапоги. Вдали
гремела канонада.
- Цурюк! - кричал кто-то сверху, из глубины парка. - Беайлунг,
беайлунг! Цурюк!
- Лятууува!
"Ясненько, - подумал я. - Зелигаускас контратакует. И тоже прямо на
нашу воронку, мазерфакер хренов".
Вблизи от воронки залаяли АК-74, по-иному, чем М-16 Фрайкорпса, более
тупо и громко, а на все это тут же наложился грохот разрывающихся гранат и
мин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10