Сонный и злой наряд никак не мог понять, что случилось, и не желал верить словам об усыпляющем газе. Предложение отца Евпатия взять анализы с полотенца, висевшего на вентиляционной решетке, вызвало дружный хохот:
– Мы что тебе, из полиции Майами приехали?
Когда дружной компанией добрались до отделения, Евпатий и Макарий все же заставили внести в протокол слова об усыпляющем газе. Как и то, что у пойманного взломщика было как минимум два сообщника.
У Матвея сложилось впечатление, что милиционеры больше были обеспокоены выяснением вопроса, не превысили ли четверо здоровых мужиков нормы самозащиты, когда вязали этого узкоглазого, вызывающе молчащего парня, чем тем, для чего он вообще полез к фотографу.
Взломщик молчал и в квартире Олега Викторовича, пока они дожидались милицию. Отец Евпатий быстро перестал донимать его вопросами – всем было очевидно, что разговаривать тот не собирался. Матвей помнил по Чечне, что нужно делать в подобных случаях, но ведь это была Москва, а не Чечня…
Олега Викторовича молчание взломщика бесило больше всех:
– Он над нами издевается! Кто тебя послал, ниндзя ты паршивый?! Кто тебе приказал травить меня и мою жену?
«Паршивый ниндзя» высокомерно глядел поверх головы фотографа и хранил молчание.
– И что же, он будет молчать, а мы терпеть? – возмущенно спросил Олег Викторович у Евпатия.
– Будем терпеть. Вы хотите, чтобы мы допросили его по полной программе? Тогда несите утюг, паяльник… Этот парень достаточно натаскан, чтобы не бояться словесных излияний. А пытать его мы не станем. Он это понимает, а потому и сидит, довольный собой. Тоже мне нашелся, герой-разведчик.
В милиции, правда, высокомерное молчание быстро надоело. Когда один из сержантов в десятый раз спросил у взломщика: «Как зовут? Имя? Фамилия?», и получил в ответ лишь холодную улыбку, милицейское терпение лопнуло. Сержант грузно выбрался из-за стола, подошел к взломщику и со всего размаха так двинул его по физиономии, что тот отлетел в угол комнаты.
Однако на взломщика это не произвело никакого впечатления. К удивлению окружающих, он начал тихо смеяться. Сержант хотел добавить, но его остановил старший наряда:
– Хватит. Пусть скалится. В КПЗ его, завтра придут те, кому положено с такими разбираться.
В четыре утра фотографа и его друзей отпустили.
– Спецназ, – почти хором произнесли Матвей и Евпатий в ответ на немой вопрос Олега Викторовича. Потом продолжал Евпатий: – Не пресловутая «Альфа», что-то рангом пониже. Но явно из органов. Не из преступного мира – там действовали бы более топорно. Из какого управления ФСБ, сказать не могу. А может быть, и не из ФСБ. Сейчас все заводят спецгруппы – и милиция, и даже налоговики.
– Налоговая инспекция с усыпляющим газом, – усмехнулся отец Макарий.
– Смешно, – согласился Евпатий. – Так что гадать не будем. Завтра начнем выяснять.
Проводив Олега Викторовича до дому и договорившись, куда следует перепрятать негативы и фотографии фресок, они распрощались. Матвею ужасно хотелось видеть Варю, поэтому, поймав машину, он поехал не домой, а к девушке. Уже подъезжая к ее дому, он посмотрел на часы. Еще не было пяти. Варя наверняка спала, и будить ее прямо сейчас Шереметьеву не хотелось. Он попросил водителя высадить его за несколько кварталов от дома девушки. Впереди была прогулка длиной в четверть часа – пожалуй, ему даже больше были нужны эти четверть часа. История с пожаром оказалась куда серьезнее, чем он мог предполагать. Менее всего хотелось и дальше затягивать в нее девушку.
На улице как-то резко похолодало, дул резкий северный ветерок. Матвей поплотнее запахнул куртку, надвинул шапку на брови. Он шел мимо темных домов, где горели лишь окна на лестничных клетках. Пять утра – самое сладкое время для сна.
Вопреки желанию идти не торопясь, обдумывая слова, в которых он поведает о причинах своего исчезновения, Матвей прибавил шагу. Его начинала колотить дрожь – и от холода, и от усталости. Думать не хотелось. Хотелось побыстрее добраться до квартиры, которую снимала Варя, до ее теплых рук.
Вот и дом, ее дом. Была такая питерская группа «Секрет», которая лет пятнадцать назад сочинила песню «Моя любовь на пятом этаже». Матвей заметил, что распевает ее про себя. Он смотрел на окна, за которыми его ждала – он вдруг произнес про себя эти слова – ждала любовь. Сейчас эти слова произносить было не страшно.
До Вариного дома оставалось рукой подать. Только перейти через улицу и нырнуть под козырек подъезда. Послышался шум подъезжающей машины. Матвей инстинктивно отступил назад, в сторону от света. У подъезда, в котором жила Варя, остановился черный BMW. Скрипнули тормоза, из машины вышли двое: мужчина и женщина. Они о чем-то озабоченно говорили и не смотрели по сторонам.
Матвей вздохнул. Он вдруг почувствовал себя усталым и разбитым. Болело правое колено: похоже, прыгая на взломщика в темноте, он повредил его. Сгоряча боли не почувствовал, а теперь… Нет, сегодня он пойдет домой.
Глава 5
«Не принимай близко к сердцу ни утрату, ни приобретение»
Гексаграмма Цзинь (№ 35)
Русский монашек испуганно смотрел, как мимо Влахернского дворца в Царь-город вступают турецкие полчища. Сражение, которое длилось с утра, завершилось. Нечистые прорвались через два ряда стен у ворот Святого Романа, в нескольких верстах отсюда. Когда начался приступ, большинство защитников Влахернских ворот побежали на звуки рукопашного боя, бросив большие пищали и крепостные самострелы. Осталось лишь несколько человек, в том числе и брат Алипий.
Месяц назад по приказу государя Константина на стены отправили всех, кто мог держать в руках копье или меч. В их число попали не только молодые монахи константинопольских монастырей, но и те, что оказались в Царь-городе случайно, подобно Алипию. Раньше монах никогда не держал в руках оружия, даже сейчас он с опаской притрагивался к копью. Несколько раз в день они молились, прося Богородицу защитить ее стольный город – как она делала уже не раз. Дважды Алипий участвовал в крестных ходах прямо по константинопольским стенам. Эти ходы лишь усиливали страх Алипия – он видел бесчисленные шатры турецкого лагеря и понимал, что только чудо может спасти город. Воинов, включая наемных итальянцев и ополченцев вроде него, не хватало. На каждого из них приходилось по нескольку зубцов стены. Только отчаянная храбрость защитников позволила отбить предыдущие штурмы. Нечестивые агаряне завалили своими телами крепостной ров – настолько, что в последние дни миазмы от тысяч трупов растекались над Царь-городом, заставляя его защитников закрывать рты и носы тряпицами, смоченными винным уксусом. Но агарян было слишком много, и у них имелись огромные пушки, которые крушили крепостные стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Мы что тебе, из полиции Майами приехали?
Когда дружной компанией добрались до отделения, Евпатий и Макарий все же заставили внести в протокол слова об усыпляющем газе. Как и то, что у пойманного взломщика было как минимум два сообщника.
У Матвея сложилось впечатление, что милиционеры больше были обеспокоены выяснением вопроса, не превысили ли четверо здоровых мужиков нормы самозащиты, когда вязали этого узкоглазого, вызывающе молчащего парня, чем тем, для чего он вообще полез к фотографу.
Взломщик молчал и в квартире Олега Викторовича, пока они дожидались милицию. Отец Евпатий быстро перестал донимать его вопросами – всем было очевидно, что разговаривать тот не собирался. Матвей помнил по Чечне, что нужно делать в подобных случаях, но ведь это была Москва, а не Чечня…
Олега Викторовича молчание взломщика бесило больше всех:
– Он над нами издевается! Кто тебя послал, ниндзя ты паршивый?! Кто тебе приказал травить меня и мою жену?
«Паршивый ниндзя» высокомерно глядел поверх головы фотографа и хранил молчание.
– И что же, он будет молчать, а мы терпеть? – возмущенно спросил Олег Викторович у Евпатия.
– Будем терпеть. Вы хотите, чтобы мы допросили его по полной программе? Тогда несите утюг, паяльник… Этот парень достаточно натаскан, чтобы не бояться словесных излияний. А пытать его мы не станем. Он это понимает, а потому и сидит, довольный собой. Тоже мне нашелся, герой-разведчик.
В милиции, правда, высокомерное молчание быстро надоело. Когда один из сержантов в десятый раз спросил у взломщика: «Как зовут? Имя? Фамилия?», и получил в ответ лишь холодную улыбку, милицейское терпение лопнуло. Сержант грузно выбрался из-за стола, подошел к взломщику и со всего размаха так двинул его по физиономии, что тот отлетел в угол комнаты.
Однако на взломщика это не произвело никакого впечатления. К удивлению окружающих, он начал тихо смеяться. Сержант хотел добавить, но его остановил старший наряда:
– Хватит. Пусть скалится. В КПЗ его, завтра придут те, кому положено с такими разбираться.
В четыре утра фотографа и его друзей отпустили.
– Спецназ, – почти хором произнесли Матвей и Евпатий в ответ на немой вопрос Олега Викторовича. Потом продолжал Евпатий: – Не пресловутая «Альфа», что-то рангом пониже. Но явно из органов. Не из преступного мира – там действовали бы более топорно. Из какого управления ФСБ, сказать не могу. А может быть, и не из ФСБ. Сейчас все заводят спецгруппы – и милиция, и даже налоговики.
– Налоговая инспекция с усыпляющим газом, – усмехнулся отец Макарий.
– Смешно, – согласился Евпатий. – Так что гадать не будем. Завтра начнем выяснять.
Проводив Олега Викторовича до дому и договорившись, куда следует перепрятать негативы и фотографии фресок, они распрощались. Матвею ужасно хотелось видеть Варю, поэтому, поймав машину, он поехал не домой, а к девушке. Уже подъезжая к ее дому, он посмотрел на часы. Еще не было пяти. Варя наверняка спала, и будить ее прямо сейчас Шереметьеву не хотелось. Он попросил водителя высадить его за несколько кварталов от дома девушки. Впереди была прогулка длиной в четверть часа – пожалуй, ему даже больше были нужны эти четверть часа. История с пожаром оказалась куда серьезнее, чем он мог предполагать. Менее всего хотелось и дальше затягивать в нее девушку.
На улице как-то резко похолодало, дул резкий северный ветерок. Матвей поплотнее запахнул куртку, надвинул шапку на брови. Он шел мимо темных домов, где горели лишь окна на лестничных клетках. Пять утра – самое сладкое время для сна.
Вопреки желанию идти не торопясь, обдумывая слова, в которых он поведает о причинах своего исчезновения, Матвей прибавил шагу. Его начинала колотить дрожь – и от холода, и от усталости. Думать не хотелось. Хотелось побыстрее добраться до квартиры, которую снимала Варя, до ее теплых рук.
Вот и дом, ее дом. Была такая питерская группа «Секрет», которая лет пятнадцать назад сочинила песню «Моя любовь на пятом этаже». Матвей заметил, что распевает ее про себя. Он смотрел на окна, за которыми его ждала – он вдруг произнес про себя эти слова – ждала любовь. Сейчас эти слова произносить было не страшно.
До Вариного дома оставалось рукой подать. Только перейти через улицу и нырнуть под козырек подъезда. Послышался шум подъезжающей машины. Матвей инстинктивно отступил назад, в сторону от света. У подъезда, в котором жила Варя, остановился черный BMW. Скрипнули тормоза, из машины вышли двое: мужчина и женщина. Они о чем-то озабоченно говорили и не смотрели по сторонам.
Матвей вздохнул. Он вдруг почувствовал себя усталым и разбитым. Болело правое колено: похоже, прыгая на взломщика в темноте, он повредил его. Сгоряча боли не почувствовал, а теперь… Нет, сегодня он пойдет домой.
Глава 5
«Не принимай близко к сердцу ни утрату, ни приобретение»
Гексаграмма Цзинь (№ 35)
Русский монашек испуганно смотрел, как мимо Влахернского дворца в Царь-город вступают турецкие полчища. Сражение, которое длилось с утра, завершилось. Нечистые прорвались через два ряда стен у ворот Святого Романа, в нескольких верстах отсюда. Когда начался приступ, большинство защитников Влахернских ворот побежали на звуки рукопашного боя, бросив большие пищали и крепостные самострелы. Осталось лишь несколько человек, в том числе и брат Алипий.
Месяц назад по приказу государя Константина на стены отправили всех, кто мог держать в руках копье или меч. В их число попали не только молодые монахи константинопольских монастырей, но и те, что оказались в Царь-городе случайно, подобно Алипию. Раньше монах никогда не держал в руках оружия, даже сейчас он с опаской притрагивался к копью. Несколько раз в день они молились, прося Богородицу защитить ее стольный город – как она делала уже не раз. Дважды Алипий участвовал в крестных ходах прямо по константинопольским стенам. Эти ходы лишь усиливали страх Алипия – он видел бесчисленные шатры турецкого лагеря и понимал, что только чудо может спасти город. Воинов, включая наемных итальянцев и ополченцев вроде него, не хватало. На каждого из них приходилось по нескольку зубцов стены. Только отчаянная храбрость защитников позволила отбить предыдущие штурмы. Нечестивые агаряне завалили своими телами крепостной ров – настолько, что в последние дни миазмы от тысяч трупов растекались над Царь-городом, заставляя его защитников закрывать рты и носы тряпицами, смоченными винным уксусом. Но агарян было слишком много, и у них имелись огромные пушки, которые крушили крепостные стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51