Не без смутной тревоги он спрашивал себя, привела ли она уже в исполнение свой план или же дала себе еще несколько дней отсрочки.
Пребывала ли она в том же состоянии духа, как и когда писала ему отправленное с вокзала письмо? Если же нет и тогда была всего лишь временная депрессия, не жалела ли она сейчас, что отправила его?
Всякие мысли лезли ему в голову, и у него было чувство, будто с тех пор, как он в Париже, он ничего еще не сделал. А между тем он почти что отыскал ее в «Червовом тузе». Отправься он туда на сутки раньше, и он бы оказался лицом к лицу со своей сестрой.
Рестораны он не обследовал. Это было почти невыполнимой задачей для одного человека. В одном лишь Латинском квартале их несколько сотен. Столько же было и гостиниц, в которых она могла остановиться.
У него мелькнула мысль попросить газеты напечатать ее фотографию. Он бы придумал короткий текст, способный тронуть ее сердце. Утром, он чуть было не заговорил об этом с главным комиссаром, но в последний момент сдержался, опасаясь, как бы не ускорить таким манером ход событий.
Она прислушивалась к мнению других. Это было трудно объяснить. Она делала все, чтобы шокировать людей, с которыми жила, но притом оставалась внимательной к их мнению и к тому, какое у них складывалось о ней впечатление.
Она презирала их, считала глупыми, старомодными. В то же время ей хотелось, чтобы ее любили, вот почему она выказывала себя весьма щедрой.
Выйдя из ресторана, он взял такси и велел отвезти его в Институт судмедэкспертизы. Сидевший в приемной чиновник спросил у него:
— Вы пришли опознать тело?
— Не знаю. Пропала моя сестра, и я уже исчерпал почти все возможности отыскать ее.
— У нее были причины для самоубийства?
— Она объявила мне об этом в письме.
— Фамилия?
— Одиль Пуэнте. При ней могло и не быть сумки с документами.
— Так чаще всего и случается. Возраст?
— Восемнадцать лет. Блондинка, довольно высокая, со стройной фигурой.
Одета, скорее всего, в коричневые брюки.
— И когда же она пропала?
— В последний раз ее видели позапрошлой ночью в районе улицы Муфтар.
— Тогда ее здесь нет. За последние сутки мы получили три тела, но среди них нет тела девушки или молодой женщины. Оставьте мне на всякий случай свой адрес.
Он было обрадовался, как вдруг его как холодным душем обдало от этой фразы, произнесенной естественным и безразличным тоном.
Он написал на листке бумаги свою фамилию и адрес гостиницы на улице Гей-Люссака.
— Так вы говорите, она объявила вам, что собирается покончить с собой?
— Да. После этого прошло четыре дня, может, пять.
— В таком случае мало шансов, что она это сделает.
Когда и в самом деле хотят умереть, не думают о других людях и сразу делают то, что требуется. Как только тратят время на размышления…
Чуть позже он остановился у одного киоска, чтобы купить план Парижа. На голубой странице находился список больниц. Их было пятьдесят, одни поблизости от Латинского квартала, другие в большем или меньшем удалении от него.
Он вошел в первую попавшуюся. В застекленной кабине с открывающимся окошечком сидела женщина средних лет, в белом халате и в белой шапочке.
— Если вы хотите навестить, то…
Концом карандаша она указала ему на табличку, где были обозначены дни и часы для посещений.
— Нет. Я кое-кого ищу.
— Кое-кого, кто, по вашим предположениям, находится здесь?
— Не знаю. Речь идет о восемнадцатилетней девушке.
— С ней произошел несчастный случай?
— Насколько мне известно, нет. Это моя сестра.
Он волновался, а строгое лицо женщины вряд ли было способно успокоить его. Он путался в объяснениях.
— Боюсь, что она могла покончить с собой.
— Что заставляет вас так думать?
— Письмо, которое она мне отправила и в котором говорит о своем желании свести счеты с жизнью.
— Ее фамилия?
— Одиль Пуэнте.
— В каком квартале она живет?
— Она живет в Лозанне, но мне известно, что еще позапрошлой ночью она была в Париже.
Она проверила по списку.
— Я не нахожу ни одной девушки с такой фамилией, и у нас уже с неделю не было самоубийц.
Еще недавно она была в Лозанне.
Это было правдой, хотя в это верилось с трудом.
Четыре дня назад Одиль еще разделяла жизнь обитателей виллы. Жизнь, которая в кишащей парижской суете показалась вдруг ему такой странной, что делалась от этого невероятной.
Он всегда принимал за данность, что на авеню де Жаман вещи были такими, какими им и следовало быть. То, как отец составил свой распорядок дня, выглядело довольно странным, но разве это было не из-за отсутствия контакта с женой?
Он не видел их сидящими вдвоем в гостиной, даже перед телевизором, к которому его мать была равнодушна.
Та жила главным образом во второй половине дня, когда играла в бридж, а вечерами ей случалось отправляться в Новый клуб на авеню де Рюмин, чтобы там снова сесть играть.
Сам он мало занимался Одаль. Правда, учеба была довольно тяжелой и у него почти не оставалось свободного времени.
Он зашел в другую больницу, где прием оказался чуть полюбезнее.
— Так вы говорите, молодая девушка? И что, вероятно, это произошло недавно? Подождите минутку, я спрошу у главной медсестры, не поступили ли за последние часы новые больные.
Дежурная исчезла в конце коридора, где на каталке томился ожиданием какой-то пациент.
— Нет, молодой человек. Ничего похожего. Желаю вам всюду встречать такой ответ.
В итоге он очутился в конце улицы Сен-Жак, в том квартале, где было больше всего больниц. Он все их терпеливо обошел. Повторял одни и те же фразы. Где-то его принимали чуть получше, где-то чуть похуже. Ему это было безразлично.
— Нет, мсье.
Он ждал, что к этому добавят:
— Мне очень жаль…
Он зашел на улицу Гей-Люссака, чтобы проверить, нет ли для него письма или записки, ведь сестра могла догадаться, что, получив ее письмо, он сядет на первый же поезд до Парижа. Между тем в их семье было принято всегда останавливаться в отеле «Меркатор».
— Ничего для меня? Ни письма, ни записки? Никто мне не звонил?
— Совсем ничего. У вас усталый вид. Сегодня вам следовало бы пораньше лечь спать.
Он улыбнулся с некоторой горечью. Как раз сегодня вечером у него и был небольшой шанс повстречаться с Одаль.
— Постараюсь, — пообещал Боб.
В пять часов он зашел на улицу дез Юрсен, где ему вручили с полдюжины снимков.
Изнемогая от усталости, он вернулся в гостиницу и растянулся на кровати.
Он тут же заснул, а когда проснулся, было уже темно, и его комната освещалась лишь отблесками фонарей.
Он принял душ, оделся. Ему показалось, что вдали грохочет гром, но он не был в этом уверен. Было десять вечера. Он зашел в первый попавшийся бар и съел три сандвича, запивая их пивом; ему не хватило духу пойти в ресторан и сесть за столик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31