— Да, — сухо бросил он.
— И вы рады, что уходите?
Ответа не последовало. Главный механик заказал еще стакан грога. А Леон вполголоса сказал:
— Только что получили известие о «Мирном», который должен был вернуться на этой неделе. Это судно той же серии, что «Океан». Оно затонуло за три минуты, после того как наскочило на скалу. Все матросы погибли. У меня наверху жена старшего помощника, которая приехала из Руана встретить мужа. Она целые дни проводит на молу. Еще ничего не знает: компания ждет подтверждения, прежде чем объявить о несчастье.
— Из той же серии! — проворчал главный механик, слышавший слова Леона.
Негр зевал, тер глаза, но и не думал уходить. Домино, в которое теперь никто не играл, образовало сложный рисунок на сером прямоугольнике стола.
— Итак, — медленно заключил Мегрэ, — никто не знает, почему радист пытался покончить с собой?
Его слова были встречены упрямым молчанием. Может быть, все эти люди и знали? Может быть, до такой степени были связаны тайными узами братства моряков, которые не любят, чтобы люди с суши вмешивались в их дела?
— Сколько с меня, Жюли?
Мегрэ поднялся, уплатил и тяжело направился к двери. Десять человек провожали его взглядами. Он обернулся, но увидел только замкнутые недоброжелательные лица. Сам Леон, несмотря на всю любезность, обязательную для хозяина бистро, составлял одно целое со своими клиентами.
Был отлив. Виднелись только трубы траулера и грузовые краны. Вагоны исчезли. Набережная опустела.
Рыбачья лодка с белым фонарем, качающимся на вершине мачты, медленно удалялась к молу; с нее доносились голоса двух матросов.
Мегрэ набил последнюю трубку, посмотрел на город, на башни бенедиктинского монастыря, у подножия которых виднелись темные стены больницы.
Окна «Кабачка ньюфаундлендцев» выделялись на набережной двумя светящимися прямоугольниками.
Море было спокойно. Слышался только тихий шепот воды, которая лизала гальку и сваи мола.
Комиссар стоял у самого края набережной. Толстые канаты, которые держали «Океан», были наброшены на бронзовые кнехты.
Он наклонился. Матросы опускали крышки трюма, куда днем складывали соль. Какой-то совсем молодой человек, моложе Ле Кленша, в городской одежде, смотрел у кабины радиста, как работают моряки. Это, вероятно, был преемник того, кто сегодня пустил себе пулю в живот. Он курил сигарету короткими, нервными затяжками. Парнишка был взволнован. Он приехал из Парижа, из Высшей школы. Быть может, мечтает о приключениях.
Мегрэ все не решался уйти. Его удерживало странное чувство: ему казалось, что тайна скрывается здесь, совсем близко, что нужно еще только одно усилие…
Вдруг он обернулся, потому что почувствовал: кто-то стоит у него за спиной. В темноте он заметил красный свитер, черную нарукавную повязку.
Человек не видел комиссара или не обратил на него внимания. Совершенно пьяный, он дошел до самого края набережной и лишь каким-то чудом не рухнул в пустоту.
Теперь комиссар видел его лишь со спины. У Мегрэ создалось впечатление, что сейчас у пьяницы закружится голова и он упадет на палубу траулера. Но нет! Тот говорил сам с собой. Усмехался. Грозил кому-то кулаком.
Потом плюнул на палубу раз, другой, третий. Он плевался, чтобы выразить свое отвращение. После этого, по-видимому, почувствовал облегчение и ушел не по направлению к своему дому, который находился в рыбацком квартале, а в приморскую часть города, где виднелись освещенные окна какого-то притона.
Глава 9
Двое мужчин на палубе
Со стороны скал раздался дребезжащий звук: часы бенедиктинского аббатства пробили час ночи.
Заложив руки за спину, Мегрэ шел к гостинице «Взморье», но, по мере того как он продвигался вперед, шаги его становились все медленнее и в конце концов посреди набережной он остановился совсем.
Впереди была гостиница, его комната, постель, мирная, успокаивающая обстановка.
Позади… Он обернулся. Увидел трубу траулера, которая слегка дымилась, потому что пары уже развели. Фекан спал. Посреди бухты плавало отражение луны. Поднялся ветерок, он дул с океана и обдавал холодом.
Тогда Мегрэ повернулся кругом, повернулся тяжело, с сожалением. Снова перешагнул через канаты, зачаленные за кнехты, опять остановился на краю набережной, устремив взгляд на «Океан».
Глаза его совсем сощурились, рот принял угрожающее выражение, руки, засунутые в карманы, сжались в кулаки.
Это был одинокий, недовольный, замкнутый Мегрэ, который упрямо добивался своего, не беспокоясь о том, что он может показаться смешным.
Был отлив. Палуба траулера опустилась на четыре-пять метров ниже уровня суши. Но с набережной на капитанский мостик была перекинута доска. Тонкая, узкая доска.
Шум моря становился все сильнее: должно быть, начинался прилив. Мутная вода постепенно заливала гальку пляжа.
Мегрэ ступил на доску, которая прогнулась дугой, когда он дошел до середины. Но он пошел дальше. Опустился на скамью вахтенного, лицом к штурвалу.
На компасе висели толстые морские перчатки капитана Фаллю. Мегрэ был похож на собаку, которая злобно и упрямо делает стойку перед норой, где она кого-то почуяла.
Письмо Жориссана, его дружеское отношение к Ле Кленшу, хлопоты Мари Леоннек уже не играли для Мегрэ никакой роли: теперь это было его личное дело.
В своем воображении комиссар воссоздал капитана Фаллю. Познакомился с радистом, Аделью, главным механиком. Постарался прочувствовать жизнь всего траулера.
Но этого оказалось недостаточно: что-то от него ускользало, и ему казалось, что он понял все, кроме самой сути драмы.
«Океан» спал. На борту улеглись моряки. Комиссар сидел на скамье, сгорбившись, слегка расставив колени, опершись на них локтями. И взгляд его то и дело останавливался на какой-нибудь детали: например, перчатках, огромных, бесформенных. Фаллю, должно быть, надевал их только на вахте и здесь же оставлял.
Повернувшись назад, можно было видеть кормовую надстройку. Впереди выделялись вся палуба, полубак и совсем близко радиорубка.
Плескалась вода. Давление пара незаметно повышалось. И теперь, когда в топке горел огонь, когда котлы были наполнены водой, корабль казался более живым, чем в предыдущие дни.
Кто это спит там, возле кучи угля? Не Малыш ли Луи?
Направо — маяк. На конце мола — зеленый свет, на конце другого — красный. И море — большая черная яма, издающая острый запах.
Мегрэ рассматривал все это медленно, пристально, пытаясь оживить то, что его окружало, почувствовать все это. И понемногу им овладевало какое-то лихорадочное состояние.
Тогда была такая же ночь, как эта, но холоднее, потому что весна только еще начиналась.
Траулер стоял на том же месте. Над трубой поднималась струйка дыма. Несколько спящих людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27