В следующий раз кто-то приносит в класс бумажного змея, и все целыми днями запускают змея.
Так вот, этой осенью кто-то из ребят достал карабин 22-го калибра и стал стрелять по воробьям. Через месяц в классе было уже полдюжины таких же карабинов.
Моему сыну тоже хотелось получить к Рождеству карабин. И я не мог отказать ему в этом…
Даже карабин напомнил комиссару Мегрэ детство, с той только разницей, что у него тогда был не карабин, а духовое ружье, пули которого только взъерошивали птичьи перья.
— Я сказал лейтенанту, что, насколько мне известно, карабин лежит в комнате Жан-Поля. Он послал одного из своих помощников убедиться в этом. Мне бы надо было прежде всего спросить сына, но я как-то не подумал об этом. Оказалось, карабина на месте не было, так как сын оставил его в сарайчике на огороде, где хранится тачка и огородный инвентарь.
— А Леони Бирар была убита из карабина 22-го калибра?
— В этом-то самое удивительное. Но и это еще не все.
Лейтенант спросил меня, выходил ли я утром из класса, и я, к сожалению, сказал, что не выходил.
— Значит, вы выходили?
— Всего на десять минут, сразу после перемены. Когда вам задают подобный вопрос, вы ведь не задумываетесь над ним. Перемена кончилась в десять часов. Немного позже, примерно минут через пять, ко мне зашел Пьедебёф, фермер из Гро-Шена, и попросил подписать ему справку, по которой он получает пенсию как инвалид войны. Обычно печать находится у меня в классе. Но в это утро ее на месте не оказалось, и я пошел с фермером в контору мэрии. Дети вели себя тихо. Так как жена была нездорова, я зашел потом к ней — справиться, не нужно ли ей что-нибудь.
— У вашей жены плохое здоровье?
— В основном нервы… В общей сложности я отсутствовал не больше десяти — пятнадцати минут, скорее, десяти.
— Вы ничего не слышали?
— Помню, что Маршандон подковывал лошадь, потому что слышал удары молота по наковальне, а в воздухе противно пахло паленым. Ведь кузница-то находится рядом с церковью, почти против школы.
— И именно в это время была убита Леони Бирар?
— Да. Кто-то из сада или через открытое окно выстрелил в нее, когда она была в кухне, расположенной в задней части дома.
— Она умерла от пули 22-го калибра?
— Да, и это просто поразительно. Пуля не могла причинить ей большого вреда, так как стреляли со значительного расстояния. Пуля вошла ей в голову через левый глаз и расплющилась о черепную коробку.
— Вы хорошо стреляете?
— Так думают все жители деревни, потому что видели, как зимой я стрелял в цель вместе с сыном. Но вообще-то я стрелял из карабина только на ярмарке.
— Лейтенант не поверил вам?
— Он не обвинил меня сразу, но удивился, почему я скрыл, что выходил из класса. А затем в мое отсутствие он опросил всех учеников и, не сказав мне о результатах опроса, вернулся в Ла-Рошель. На следующий день, то есть вчера, он объявился в моей конторе в мэрии вместе с Тео — помощником полицейского.
— Где же вы были все это время?
— На уроке в классе. Из тридцати двух учеников на занятия пришло только восемь. Два раза меня вызывали, чтобы задать те же вопросы, и во второй раз заставили подписать мои свидетельские показания. Допросили также и мою жену. Спросили, как долго я пробыл у нее.
Сына тоже расспросили о карабине.
— Но вас не арестовали?
— Вчера — нет. Но я уверен, что сегодня, останься я в Сент-Андре, они бы сделали это. Ночью нам в окно бросали камни… Жена очень расстроилась.
— Вы уехали один, а жена осталась там с сыном?
— Да. Надеюсь, что с ними ничего худого не случится. А если меня арестуют, то я просто не смогу защитить себя. Когда меня упрячут за решетку, все связи с внешним миром будут отрезаны. Они сделают со мной все, что захотят.
Лоб его снова покрылся испариной, а пальцы он так сжал в кулак, что они даже побелели.
— Возможно, я ошибаюсь… Но мне казалось, что если я расскажу вам все, то вы, может, согласитесь приехать и установить истину. Я не предлагаю вам денежного вознаграждения, я знаю, что не это вас интересует… Клянусь вам, господин комиссар, я не убивал старуху!
Комиссар Мегрэ нерешительно протянул руку к телефону и в конце концов снял трубку.
— Как фамилия вашего лейтенанта полиции?
— Даньелу.
— Алло! Соедините меня с полицией в Ла-Рошели.
Если лейтенанта Даньелу нет на месте, вы можете найти его в мэрии Сент-Андре-сюр-Мер. Попросите его позвонить мне в рабочий кабинет Люка.
Он повесил трубку, закурил и подошел к окну. Казалось, его совсем не интересовал учитель, который несколько раз порывался поблагодарить его, но так ничего и не сказал.
Мало-помалу прозрачная голубизна парижского неба медленно таяла, переходя в золотистые тона, и фасады домов по ту сторону Сены обретали кремовый цвет. А в окнах высоких мансард сверкало ослепительным блеском отраженное солнце.
— Вы просили соединить вас с Сент-Андре-сюр-Мер?
— Да, Люка… Подождите минутку.
Он перешел в соседнюю комнату.
— Лейтенант Даньелу? Это комиссар Мегрэ из парижской сыскной полиции. Вы, кажется, кого-то разыскиваете?
На другом конце провода полицейский никак не мог прийти в себя от изумления.
— Разве вы уже об этом знаете?
— Речь идет об учителе?
— Так точно. Мне не следовало его упускать. Я никак не думал, что он улизнет. Вчера вечером он уехал поездом в Париж и…
— Вы выдвигаете против него тяжкое обвинение?
— Да. Сегодня утром я получил очень веское свидетельское показание.
— От кого?
— От одного из его учеников.
— Он что-нибудь видел?
— Да.
— Что именно?
— Что учитель вышел во вторник, приблизительно в десять часов двадцать минут, из сарайчика с садовым инвентарем. А именно в десять часов пятнадцать минут помощник полицейского услышал выстрел из карабина.
— Вы спросили ордер на арест у следователя?
— Я как раз собирался ехать за этим в Ла-Рошель, когда вы позвонили… А как вы узнали об этом деле?
Разве в газетах…
— Я не читал сегодня газет. Жозеф Гастен у меня в полиции.
Наступило молчание, потом лейтенант выдавил:
— А!..
Лейтенанту, конечно, страшно хотелось спросить, что и как, но он сдержался и промолчал. Мегрэ также не знал, что ему сказать. Он еще ничего не решил. Если бы сегодня утром солнце не светило так ярко, если бы он не выкурил только что хорошую трубку и не побывал бы мысленно в Фурра с его устрицами и белым вином и если бы за последние десять месяцев у него было бы хоть три дня отпуска, то…
— Алло! Вы меня слушаете?
— Так точно. Что вы собираетесь с ним делать?
— Привезти вам его обратно.
— Вы сами с ним поедете?
Сказано это было без особого энтузиазма, и комиссар улыбнулся.
— Вы не думаете, что он…
— Не знаю. Может быть, он виновен. Может быть, нет. Во всяком случае я его вам привезу.
— Благодарю. Буду встречать вас на вокзале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Так вот, этой осенью кто-то из ребят достал карабин 22-го калибра и стал стрелять по воробьям. Через месяц в классе было уже полдюжины таких же карабинов.
Моему сыну тоже хотелось получить к Рождеству карабин. И я не мог отказать ему в этом…
Даже карабин напомнил комиссару Мегрэ детство, с той только разницей, что у него тогда был не карабин, а духовое ружье, пули которого только взъерошивали птичьи перья.
— Я сказал лейтенанту, что, насколько мне известно, карабин лежит в комнате Жан-Поля. Он послал одного из своих помощников убедиться в этом. Мне бы надо было прежде всего спросить сына, но я как-то не подумал об этом. Оказалось, карабина на месте не было, так как сын оставил его в сарайчике на огороде, где хранится тачка и огородный инвентарь.
— А Леони Бирар была убита из карабина 22-го калибра?
— В этом-то самое удивительное. Но и это еще не все.
Лейтенант спросил меня, выходил ли я утром из класса, и я, к сожалению, сказал, что не выходил.
— Значит, вы выходили?
— Всего на десять минут, сразу после перемены. Когда вам задают подобный вопрос, вы ведь не задумываетесь над ним. Перемена кончилась в десять часов. Немного позже, примерно минут через пять, ко мне зашел Пьедебёф, фермер из Гро-Шена, и попросил подписать ему справку, по которой он получает пенсию как инвалид войны. Обычно печать находится у меня в классе. Но в это утро ее на месте не оказалось, и я пошел с фермером в контору мэрии. Дети вели себя тихо. Так как жена была нездорова, я зашел потом к ней — справиться, не нужно ли ей что-нибудь.
— У вашей жены плохое здоровье?
— В основном нервы… В общей сложности я отсутствовал не больше десяти — пятнадцати минут, скорее, десяти.
— Вы ничего не слышали?
— Помню, что Маршандон подковывал лошадь, потому что слышал удары молота по наковальне, а в воздухе противно пахло паленым. Ведь кузница-то находится рядом с церковью, почти против школы.
— И именно в это время была убита Леони Бирар?
— Да. Кто-то из сада или через открытое окно выстрелил в нее, когда она была в кухне, расположенной в задней части дома.
— Она умерла от пули 22-го калибра?
— Да, и это просто поразительно. Пуля не могла причинить ей большого вреда, так как стреляли со значительного расстояния. Пуля вошла ей в голову через левый глаз и расплющилась о черепную коробку.
— Вы хорошо стреляете?
— Так думают все жители деревни, потому что видели, как зимой я стрелял в цель вместе с сыном. Но вообще-то я стрелял из карабина только на ярмарке.
— Лейтенант не поверил вам?
— Он не обвинил меня сразу, но удивился, почему я скрыл, что выходил из класса. А затем в мое отсутствие он опросил всех учеников и, не сказав мне о результатах опроса, вернулся в Ла-Рошель. На следующий день, то есть вчера, он объявился в моей конторе в мэрии вместе с Тео — помощником полицейского.
— Где же вы были все это время?
— На уроке в классе. Из тридцати двух учеников на занятия пришло только восемь. Два раза меня вызывали, чтобы задать те же вопросы, и во второй раз заставили подписать мои свидетельские показания. Допросили также и мою жену. Спросили, как долго я пробыл у нее.
Сына тоже расспросили о карабине.
— Но вас не арестовали?
— Вчера — нет. Но я уверен, что сегодня, останься я в Сент-Андре, они бы сделали это. Ночью нам в окно бросали камни… Жена очень расстроилась.
— Вы уехали один, а жена осталась там с сыном?
— Да. Надеюсь, что с ними ничего худого не случится. А если меня арестуют, то я просто не смогу защитить себя. Когда меня упрячут за решетку, все связи с внешним миром будут отрезаны. Они сделают со мной все, что захотят.
Лоб его снова покрылся испариной, а пальцы он так сжал в кулак, что они даже побелели.
— Возможно, я ошибаюсь… Но мне казалось, что если я расскажу вам все, то вы, может, согласитесь приехать и установить истину. Я не предлагаю вам денежного вознаграждения, я знаю, что не это вас интересует… Клянусь вам, господин комиссар, я не убивал старуху!
Комиссар Мегрэ нерешительно протянул руку к телефону и в конце концов снял трубку.
— Как фамилия вашего лейтенанта полиции?
— Даньелу.
— Алло! Соедините меня с полицией в Ла-Рошели.
Если лейтенанта Даньелу нет на месте, вы можете найти его в мэрии Сент-Андре-сюр-Мер. Попросите его позвонить мне в рабочий кабинет Люка.
Он повесил трубку, закурил и подошел к окну. Казалось, его совсем не интересовал учитель, который несколько раз порывался поблагодарить его, но так ничего и не сказал.
Мало-помалу прозрачная голубизна парижского неба медленно таяла, переходя в золотистые тона, и фасады домов по ту сторону Сены обретали кремовый цвет. А в окнах высоких мансард сверкало ослепительным блеском отраженное солнце.
— Вы просили соединить вас с Сент-Андре-сюр-Мер?
— Да, Люка… Подождите минутку.
Он перешел в соседнюю комнату.
— Лейтенант Даньелу? Это комиссар Мегрэ из парижской сыскной полиции. Вы, кажется, кого-то разыскиваете?
На другом конце провода полицейский никак не мог прийти в себя от изумления.
— Разве вы уже об этом знаете?
— Речь идет об учителе?
— Так точно. Мне не следовало его упускать. Я никак не думал, что он улизнет. Вчера вечером он уехал поездом в Париж и…
— Вы выдвигаете против него тяжкое обвинение?
— Да. Сегодня утром я получил очень веское свидетельское показание.
— От кого?
— От одного из его учеников.
— Он что-нибудь видел?
— Да.
— Что именно?
— Что учитель вышел во вторник, приблизительно в десять часов двадцать минут, из сарайчика с садовым инвентарем. А именно в десять часов пятнадцать минут помощник полицейского услышал выстрел из карабина.
— Вы спросили ордер на арест у следователя?
— Я как раз собирался ехать за этим в Ла-Рошель, когда вы позвонили… А как вы узнали об этом деле?
Разве в газетах…
— Я не читал сегодня газет. Жозеф Гастен у меня в полиции.
Наступило молчание, потом лейтенант выдавил:
— А!..
Лейтенанту, конечно, страшно хотелось спросить, что и как, но он сдержался и промолчал. Мегрэ также не знал, что ему сказать. Он еще ничего не решил. Если бы сегодня утром солнце не светило так ярко, если бы он не выкурил только что хорошую трубку и не побывал бы мысленно в Фурра с его устрицами и белым вином и если бы за последние десять месяцев у него было бы хоть три дня отпуска, то…
— Алло! Вы меня слушаете?
— Так точно. Что вы собираетесь с ним делать?
— Привезти вам его обратно.
— Вы сами с ним поедете?
Сказано это было без особого энтузиазма, и комиссар улыбнулся.
— Вы не думаете, что он…
— Не знаю. Может быть, он виновен. Может быть, нет. Во всяком случае я его вам привезу.
— Благодарю. Буду встречать вас на вокзале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31