Невестка еще поддразнила ее: «Новый жених?»
Жанвье, казалось, и сам был огорчен, сообщая столь мирные, обыденные подробности.
— Только она в ответ поклялась, что ни боже мой — с нее, мол, и одного хватит.
— Кстати, почему она порвала с этим Жан-Клодом?
— Раскусила она его. Парень он никчемный, пустельга и лодырь, И к тому же он сам был не прочь от нее отделаться. В школе дважды проваливался на выпускных экзаменах. Отец послал его в Англию к своему компаньону. И там у него дело не шло. Теперь его пристроили здесь на отцовской фирме, где он опять бьет баклуши.
— Узнай, пожалуйста, когда были поезда на Гренобль вчера вечером или сегодня утром.
Это ничего не дало. Если бы Маринетта уехала с ночным поездом, она бы уже была у родителей. Но ни ее отец, которому Мегрэ в конце концов позвонил в лицей, ни мать не видели своей дочери.
Повесив трубку, комиссар повернулся к Жанвье.
— Сегодня утром Лапуэнт разговаривал с девушками из института красоты.
Они понятия не имеют, где Маринетта бывала по воскресеньям. Из дому она ушла ночью, под проливным дождем и ничего с собой не взяла — ни чемодана, ни даже смены белья. В любой гостинице ее сразу взяли бы на заметку — это, я думаю, она учла.
Где же она может быть сейчас? У одной из своих подруг, которой вполне доверяет? Или в каком-нибудь укромном уголке, где ее хорошо знают, например в пригородной гостинице? Говорят, она увлекается плаваньем. Каждую неделю ездить к морю, ей, конечно не по карману. Да и зачем? На Сене, Марне или Уазе прекрасных пляжей сколько хочешь.
Так вот, разыщи Жан-Клода и постарайся выведать у него, куда они с ней обычно ездили…
В соседней комнате давно уже дожидался Мере. Он принес небольшую картонную коробку с пулями и тремя гильзами.
— Эксперт того же мнения, что и мы, шеф. Калибр 7,63, пистолет — почти наверняка маузер.
— А отпечатки?
— Странное дело, в гостиной почти всюду отпечатки Лоньона, даже на ручке радио.
— А на телевизоре?
— Не обнаружили. На кухне он открывал холодильник — брал жестянку с молотым кофе. Его же отпечатки и на кофейнике. Чему вы улыбаетесь? Я несу вздор?
— Нет, нет, продолжай.
— Лоньон пил из стакана и чашки. А на коньячной бутылке отпечатки пальцев обоих, инспектора и девушки.
— А в спальне?
— Никаких следов Лоньона. Ни одного его волоска на подушке. Только один женский. Никаких следов на полу, хотя, как мне сказали, Лоньон пришел на авеню Жюно под проливным дождем.
Мере и его ребята ничего не упустили.
— Похоже, что он долго сидел в кресле перед балконной дверью. Думаю, что, сидя там, он и включал радио. Один раз он открывал балконную дверь отпечатки его пальцев на дверной ручке просто загляденье, а на балконе я подобрал окурок… Вы все улыбаетесь…
— Видишь ли, все это подтверждает мысль, которая пришла мне в голову при разговоре с собственной женой.
На первый взгляд все как будто говорит за то, что Невезучий, которого жена превратила в домработницу, наконец-то завел интрижку и вознаграждал себя на авеню Жюно за безрадостные будни в своей квартире на площади Константин-Пекер. Верно? Так вот слушай, старина. Мне стало смешно, что ребята из восемнадцатого района ни с того ни с сего превратили Лоньона в донжуана. Готов поспорить, что между ним и этой девушкой ровно ничего не было. Даже обидно за него — он много потерял. Приходя к ней вечерами, он сидел в первой комнате, в гостиной, чаще всего у окна, а Маринетта доверяла ему настолько, что укладывалась при нем спать. Ты больше ничего не обнаружил?
— Немного песка на ее туфлях — тех, что на низком каблуке, наверное, она носила их за городом. Песок речной. У нас в лаборатории сотни разных образцов песка. Если повезет — определим, откуда этот. Но на анализы уйдет уйма времени.
— Держи меня в курсе дела. Кто-нибудь еще ждет меня?
— Инспектор из восемнадцатого района.
— С темными усиками?
— Да.
— Это Шинкье. Пойдешь мимо — попроси его зайти.
Снова пошел мелкий моросящий дождь, вернее, сырой туман опустился на город, точно сумерки. Облака стояли почти неподвижно и, постепенно утрачивая свои очертания, слились вскоре в сплошной грязно-серый купол.
— Что скажете, Шинкье?
— Обход улицы затянулся, господин комиссар. Наши ребята до сих пор ходят по квартирам. Хорошо еще, что на авеню Жюно на каждой стороне не больше сорока домов. И то хватит — как-никак надо опросить две сотни людей!
— Меня в особенности интересуют дома напротив места происшествия.
— С вашего позволения, господин комиссар, я еще вернусь к этому. Я понимаю, о чем вы говорите. Начал я с жильцов дома, из которого вышел бедняга Лоньон. На первом этаже живет одна семья, пожилые супруги Гэбр.
Месяц тому назад они уехали в Мексику к замужней дочери.
Он достал из кармана записную книжку, испещренную пометками, фамилиями и нехитрыми чертежиками.
«И с этим надо поделикатней, а то еще обидится, чего доброго», — подумал Мегрэ.
— На остальных этажах по две квартиры. На втором живут супруги Ланье, рантье, и вдова Фэзан, она работает в швейной мастерской. Услышав выстрелы, все они сразу бросились к окнам, увидели отъезжавшую машину, но номер, к сожалению, не разглядели.
Мегрэ сидел, полузакрыв глаза, и, попыхивая трубкой, рассеянно слушал.
Обстоятельный доклад ретивого инспектора почти не доходил до его сознания.
Казалось лишь, что в комнате жужжит большая муха.
Но как только тот заговорил о некоем Маклэ, который жил на третьем этаже соседнего дома. он сразу навострил уши. По словам Шинкье, это был старый ворчун, одинокий и нелюдимый. Отгородившись от всего света, он довольствовался ироническим созерцанием окружающего из своего окна.
— В квартире у него мерзость запустения. Он ревматик и еле ходит, опираясь на две палки. Женщин на порог не пускает — прибрать некому. По утрам консьержка приносит ему кое-что из продуктов и ставит у дверей. Он их сам заказывает накануне — записку оставляет на коврике перед дверью.
Радио у него нет, газет он не читает. Консьержка уверяет, что он богат, хотя и живет почти как нищий. У него есть замужняя дочь, которая не раз пыталась упрятать его в лечебницу.
— Он и в самом деле сумасшедший?
— Судите сами. Уж как я его упрашивал дверь открыть — молчит! Пришлось под конец пригрозить: сказал, что приведу слесаря, велю взломать дверь. Ну тут он открыл, долго пялился на меня, осмотрел с головы до ног, а потом вздохнул и говорит: «Слишком уж вы молоды для своей профессии». Я ответил, что мне уже тридцать пять, а он знай твердит: «Мальчишка!.. Мальчишка!.. Что вы понимаете? Много ли узнаешь к тридцати пяти годам?»
— Рассказал он что-нибудь путное?
— Все больше о голландце из дома напротив. Мы с вами сегодня смотрели на этот дом с балкона. Небольшой особняк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Жанвье, казалось, и сам был огорчен, сообщая столь мирные, обыденные подробности.
— Только она в ответ поклялась, что ни боже мой — с нее, мол, и одного хватит.
— Кстати, почему она порвала с этим Жан-Клодом?
— Раскусила она его. Парень он никчемный, пустельга и лодырь, И к тому же он сам был не прочь от нее отделаться. В школе дважды проваливался на выпускных экзаменах. Отец послал его в Англию к своему компаньону. И там у него дело не шло. Теперь его пристроили здесь на отцовской фирме, где он опять бьет баклуши.
— Узнай, пожалуйста, когда были поезда на Гренобль вчера вечером или сегодня утром.
Это ничего не дало. Если бы Маринетта уехала с ночным поездом, она бы уже была у родителей. Но ни ее отец, которому Мегрэ в конце концов позвонил в лицей, ни мать не видели своей дочери.
Повесив трубку, комиссар повернулся к Жанвье.
— Сегодня утром Лапуэнт разговаривал с девушками из института красоты.
Они понятия не имеют, где Маринетта бывала по воскресеньям. Из дому она ушла ночью, под проливным дождем и ничего с собой не взяла — ни чемодана, ни даже смены белья. В любой гостинице ее сразу взяли бы на заметку — это, я думаю, она учла.
Где же она может быть сейчас? У одной из своих подруг, которой вполне доверяет? Или в каком-нибудь укромном уголке, где ее хорошо знают, например в пригородной гостинице? Говорят, она увлекается плаваньем. Каждую неделю ездить к морю, ей, конечно не по карману. Да и зачем? На Сене, Марне или Уазе прекрасных пляжей сколько хочешь.
Так вот, разыщи Жан-Клода и постарайся выведать у него, куда они с ней обычно ездили…
В соседней комнате давно уже дожидался Мере. Он принес небольшую картонную коробку с пулями и тремя гильзами.
— Эксперт того же мнения, что и мы, шеф. Калибр 7,63, пистолет — почти наверняка маузер.
— А отпечатки?
— Странное дело, в гостиной почти всюду отпечатки Лоньона, даже на ручке радио.
— А на телевизоре?
— Не обнаружили. На кухне он открывал холодильник — брал жестянку с молотым кофе. Его же отпечатки и на кофейнике. Чему вы улыбаетесь? Я несу вздор?
— Нет, нет, продолжай.
— Лоньон пил из стакана и чашки. А на коньячной бутылке отпечатки пальцев обоих, инспектора и девушки.
— А в спальне?
— Никаких следов Лоньона. Ни одного его волоска на подушке. Только один женский. Никаких следов на полу, хотя, как мне сказали, Лоньон пришел на авеню Жюно под проливным дождем.
Мере и его ребята ничего не упустили.
— Похоже, что он долго сидел в кресле перед балконной дверью. Думаю, что, сидя там, он и включал радио. Один раз он открывал балконную дверь отпечатки его пальцев на дверной ручке просто загляденье, а на балконе я подобрал окурок… Вы все улыбаетесь…
— Видишь ли, все это подтверждает мысль, которая пришла мне в голову при разговоре с собственной женой.
На первый взгляд все как будто говорит за то, что Невезучий, которого жена превратила в домработницу, наконец-то завел интрижку и вознаграждал себя на авеню Жюно за безрадостные будни в своей квартире на площади Константин-Пекер. Верно? Так вот слушай, старина. Мне стало смешно, что ребята из восемнадцатого района ни с того ни с сего превратили Лоньона в донжуана. Готов поспорить, что между ним и этой девушкой ровно ничего не было. Даже обидно за него — он много потерял. Приходя к ней вечерами, он сидел в первой комнате, в гостиной, чаще всего у окна, а Маринетта доверяла ему настолько, что укладывалась при нем спать. Ты больше ничего не обнаружил?
— Немного песка на ее туфлях — тех, что на низком каблуке, наверное, она носила их за городом. Песок речной. У нас в лаборатории сотни разных образцов песка. Если повезет — определим, откуда этот. Но на анализы уйдет уйма времени.
— Держи меня в курсе дела. Кто-нибудь еще ждет меня?
— Инспектор из восемнадцатого района.
— С темными усиками?
— Да.
— Это Шинкье. Пойдешь мимо — попроси его зайти.
Снова пошел мелкий моросящий дождь, вернее, сырой туман опустился на город, точно сумерки. Облака стояли почти неподвижно и, постепенно утрачивая свои очертания, слились вскоре в сплошной грязно-серый купол.
— Что скажете, Шинкье?
— Обход улицы затянулся, господин комиссар. Наши ребята до сих пор ходят по квартирам. Хорошо еще, что на авеню Жюно на каждой стороне не больше сорока домов. И то хватит — как-никак надо опросить две сотни людей!
— Меня в особенности интересуют дома напротив места происшествия.
— С вашего позволения, господин комиссар, я еще вернусь к этому. Я понимаю, о чем вы говорите. Начал я с жильцов дома, из которого вышел бедняга Лоньон. На первом этаже живет одна семья, пожилые супруги Гэбр.
Месяц тому назад они уехали в Мексику к замужней дочери.
Он достал из кармана записную книжку, испещренную пометками, фамилиями и нехитрыми чертежиками.
«И с этим надо поделикатней, а то еще обидится, чего доброго», — подумал Мегрэ.
— На остальных этажах по две квартиры. На втором живут супруги Ланье, рантье, и вдова Фэзан, она работает в швейной мастерской. Услышав выстрелы, все они сразу бросились к окнам, увидели отъезжавшую машину, но номер, к сожалению, не разглядели.
Мегрэ сидел, полузакрыв глаза, и, попыхивая трубкой, рассеянно слушал.
Обстоятельный доклад ретивого инспектора почти не доходил до его сознания.
Казалось лишь, что в комнате жужжит большая муха.
Но как только тот заговорил о некоем Маклэ, который жил на третьем этаже соседнего дома. он сразу навострил уши. По словам Шинкье, это был старый ворчун, одинокий и нелюдимый. Отгородившись от всего света, он довольствовался ироническим созерцанием окружающего из своего окна.
— В квартире у него мерзость запустения. Он ревматик и еле ходит, опираясь на две палки. Женщин на порог не пускает — прибрать некому. По утрам консьержка приносит ему кое-что из продуктов и ставит у дверей. Он их сам заказывает накануне — записку оставляет на коврике перед дверью.
Радио у него нет, газет он не читает. Консьержка уверяет, что он богат, хотя и живет почти как нищий. У него есть замужняя дочь, которая не раз пыталась упрятать его в лечебницу.
— Он и в самом деле сумасшедший?
— Судите сами. Уж как я его упрашивал дверь открыть — молчит! Пришлось под конец пригрозить: сказал, что приведу слесаря, велю взломать дверь. Ну тут он открыл, долго пялился на меня, осмотрел с головы до ног, а потом вздохнул и говорит: «Слишком уж вы молоды для своей профессии». Я ответил, что мне уже тридцать пять, а он знай твердит: «Мальчишка!.. Мальчишка!.. Что вы понимаете? Много ли узнаешь к тридцати пяти годам?»
— Рассказал он что-нибудь путное?
— Все больше о голландце из дома напротив. Мы с вами сегодня смотрели на этот дом с балкона. Небольшой особняк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26