Но при всем этом необходимо…
Из скромности он не уточнял, что было необходимо, продолжая проходить через стены из одной комнаты в другую…
Когда мадам Мегрэ утром разбудила его, он был измучен, как после ночи, проведенной в поезде, и его затылок снова болезненно ныл.
— Сегодня ты всю ночь разговаривал во сне.
— Что я говорил?
— Я не поняла. Ты путал слова…
Больше она ничего не сказала. Он завтракал молча, с видом человека, забывшего, что он дома и что жена сидит напротив него.
Жак Сенваль накануне вечером был крайне удивлен, что его оставили на свободе, предупредив только, чтобы он не покидал Париж.
Придя домой, комиссар позвонил Лапуэнту, который всю эту неделю работал в ночную смену, и попросил его навести некоторые справки и составить досье.
Дождь перестал, но небо от этого не, стало светлее или веселее, и люди в автобусе были в дурном настроении.
Мегрэ Сегодня просил разбудить его раньше обычного, и, когда он приехал на работу, кабинеты на набережной Орфевр были еще пусты.
Прежде всего он увидел на письменном столе послания следователя Анжело, настоятельно требующего, чтобы комиссар позвонил ему немедленно, рано утром, что, по понятиям чиновников из суда, означало девять часов утра.
Значит, у него оставалось еще время, и он начал изучать статистические данные, которые Лапуэнт положил ему на стол перед тем, как сдать дежурство. Он не делал заметок, ограничился записью некоторых цифр, удовлетворенно улыбаясь от сознания, что не ошибся в своих предположениях.
Затем он склонился над планом дома в Иври, составленным оперативным отделом. К плану был приложен подробный доклад, так как эти специалисты никогда не пренебрегали самой мелкой деталью. Например, были указаны даже такие вещи, как старое колесо от детского велосипеда, ржавое, исковерканное, которое было найдено в одном из закоулков двора.
Было ли это колесо от велосипеда Жан-Поля или от другого велосипеда, некогда принадлежавшего Арману, а может быть, даже самому Леонару? Или кто-нибудь из соседей, желая от него избавиться, перебросил это колесо через забор, вместо того чтобы выбросить в Сену?
Эта деталь была очень показательной, и было еще много других, слишком много, чтобы их запомнить.
Больше всего времени он потратил на изучение списка вещей, находящихся в комнате Леонара.
Восемь белых рубашек, из них шесть очень изношенных, с заштопанными воротничками и манжетами, шесть пар заштопанных кальсон… Десять пар бумажных носков и четыре пары шерстяных… Пять полосатых пижам…
Все было обозначено: количество носовых платков, состояние гребней, — щетки для волос и щетки для чистки одежды с чертежами, указывающими место каждого предмета.
Точно так же, как ночью во сне, Мегрэ старался мысленно представить комнату и предметы, указанные в списке.
…Каминные часы из черного мрамора и бронзы с давно испорченным Механизмом. Два трехсвечных канделябра из мрамора и бронзы… Плетеная корзина под письменным столом, и в ней скомканная газета… Гаечный ключ тридцати шести сантиметров, из тех, которыми обычно пользуются водопроводчики…
Описание постели было не менее точным. На одной из простынь тонкого полотна, почти новой, была вышита метка «П» величиной в четыре сантиметра…
Мегрэ расставил два пальца, пытаясь представить себе размеры вышитой буквы, вздохнул и, продолжая читать, снял телефонную трубку.
— Соедините меня с метром Раделем… Да, с адвокатом… Нет, я не знаю его номера…
Несколько минут спустя его соединили.
— Алло! Говорит Мегрэ… Я хочу, чтобы вы задали два вопроса вашим клиентам, что избавит меня от необходимости снова посещать набережную де-ля-Гар и вызывать туда вас… Алло! Вы слушаете?
— Да. Слушаю.
Адвокат был, по-видимому, удивлен тоном Мегрэ.
— Прежде всего, по поводу английского гаечного ключа… Гаечный ключ тридцати шести сантиметров… Он находится в комнате Леонара Ляшома, которая опечатана… Я хочу знать, почему он там… Как?.. Да… Возможно, по весьма простой причине, но я хотел бы ее знать… Второй вопрос. Сколько простыней имеется в доме?.. Ну да… Прошу меня извинить…
Это весьма прозаично, вы правы… Еще минутку… Спросите, все ли простыни помечены буквой «П», или же узнайте, кто пользовался теми, на которых вышита эта метка… Сколько у них помеченных простыней, сколько — без меток или же с другой меткой. Что?.. Да, это все… или… еще один вопрос… Я предвижу, что вы попытаетесь снова укрыться за профессиональной тайной… С каких пор вы являетесь адвокатом Ляшомов?
На том конце провода воцарилось молчание. Метр Радель колебался. Накануне Мегрэ был удивлен, встретив такого молодого, никому не известного адвоката в доме, где он ожидал увидеть опытного судейского.
— Как вы сказали?.. Всего неделю?.. Могу ли я вас наконец спросить, чьим именно адвокатом вы являетесь?.. Кто-то же неделю назад вас пригласил или приехал к вам лично?..
Он выслушал ответ, пожал плечами и, когда голос наконец умолк, повесил трубку. Как он и предполагал, Радель отказался ответить на этот вопрос.
Мегрэ протянул руку за одной из своих трубок, когда зазвонил телефон. Это был следователь Анжело, появившийся в своем кабинете гораздо раньше девяти часов.
— Комиссар Мегрэ?
— Да, господин следователь.
— Вы нашли мои телефонограммы?
— Конечно. Я прочел их с большим вниманием.
— Мне бы хотелось вас видеть как можно скорее.
— Я знаю. Жду только телефонного звонка. Надеюсь, через несколько минут мне позвонят, и тогда я сразу приду к вам.
Он действительно ждал, ничего не делая, стоял у окна и курил трубку. Звонок раздался через несколько минут. Радель быстро справился.
— Я сначала осведомился о гаечном ключе… Старая Катрин о нем ясно помнит… Около двух недель назад Леонар Ляшом почувствовал у себя в комнате запах газа… Теперь газом пользуются только на кухне, но в прежние времена все комнаты освещались газом, и аппаратура осталась. Газопроводы закрепили болтами. Поэтому Леонар принес из мастерской гаечный ключ. Он просто забыл отнести его обратно, и с тех пор ключ валялся в углу его комнаты.
— А простыни?
— Я не мог выяснить абсолютно точное число, так как часть их находится в стирке… Простыни помечены разными метками… Самые старые, очень изношенные, помечены инициалами «НФ» и существуют со свадьбы стариков… В то время женщина, выходя замуж, приносила в дом такое количество постельного белья, чтобы его хватило на всю жизнь… Они сделаны из плотного голландского полотна, и их осталось всего несколько штук… Имеются также простыни с меткой «МЛ», принадлежавшие покойной жене Леонара. Мне сказали, что их две дюжины… Одна из этих простыней сожжена утюгом… Двенадцать почти новых, бумажных простыней без меток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Из скромности он не уточнял, что было необходимо, продолжая проходить через стены из одной комнаты в другую…
Когда мадам Мегрэ утром разбудила его, он был измучен, как после ночи, проведенной в поезде, и его затылок снова болезненно ныл.
— Сегодня ты всю ночь разговаривал во сне.
— Что я говорил?
— Я не поняла. Ты путал слова…
Больше она ничего не сказала. Он завтракал молча, с видом человека, забывшего, что он дома и что жена сидит напротив него.
Жак Сенваль накануне вечером был крайне удивлен, что его оставили на свободе, предупредив только, чтобы он не покидал Париж.
Придя домой, комиссар позвонил Лапуэнту, который всю эту неделю работал в ночную смену, и попросил его навести некоторые справки и составить досье.
Дождь перестал, но небо от этого не, стало светлее или веселее, и люди в автобусе были в дурном настроении.
Мегрэ Сегодня просил разбудить его раньше обычного, и, когда он приехал на работу, кабинеты на набережной Орфевр были еще пусты.
Прежде всего он увидел на письменном столе послания следователя Анжело, настоятельно требующего, чтобы комиссар позвонил ему немедленно, рано утром, что, по понятиям чиновников из суда, означало девять часов утра.
Значит, у него оставалось еще время, и он начал изучать статистические данные, которые Лапуэнт положил ему на стол перед тем, как сдать дежурство. Он не делал заметок, ограничился записью некоторых цифр, удовлетворенно улыбаясь от сознания, что не ошибся в своих предположениях.
Затем он склонился над планом дома в Иври, составленным оперативным отделом. К плану был приложен подробный доклад, так как эти специалисты никогда не пренебрегали самой мелкой деталью. Например, были указаны даже такие вещи, как старое колесо от детского велосипеда, ржавое, исковерканное, которое было найдено в одном из закоулков двора.
Было ли это колесо от велосипеда Жан-Поля или от другого велосипеда, некогда принадлежавшего Арману, а может быть, даже самому Леонару? Или кто-нибудь из соседей, желая от него избавиться, перебросил это колесо через забор, вместо того чтобы выбросить в Сену?
Эта деталь была очень показательной, и было еще много других, слишком много, чтобы их запомнить.
Больше всего времени он потратил на изучение списка вещей, находящихся в комнате Леонара.
Восемь белых рубашек, из них шесть очень изношенных, с заштопанными воротничками и манжетами, шесть пар заштопанных кальсон… Десять пар бумажных носков и четыре пары шерстяных… Пять полосатых пижам…
Все было обозначено: количество носовых платков, состояние гребней, — щетки для волос и щетки для чистки одежды с чертежами, указывающими место каждого предмета.
Точно так же, как ночью во сне, Мегрэ старался мысленно представить комнату и предметы, указанные в списке.
…Каминные часы из черного мрамора и бронзы с давно испорченным Механизмом. Два трехсвечных канделябра из мрамора и бронзы… Плетеная корзина под письменным столом, и в ней скомканная газета… Гаечный ключ тридцати шести сантиметров, из тех, которыми обычно пользуются водопроводчики…
Описание постели было не менее точным. На одной из простынь тонкого полотна, почти новой, была вышита метка «П» величиной в четыре сантиметра…
Мегрэ расставил два пальца, пытаясь представить себе размеры вышитой буквы, вздохнул и, продолжая читать, снял телефонную трубку.
— Соедините меня с метром Раделем… Да, с адвокатом… Нет, я не знаю его номера…
Несколько минут спустя его соединили.
— Алло! Говорит Мегрэ… Я хочу, чтобы вы задали два вопроса вашим клиентам, что избавит меня от необходимости снова посещать набережную де-ля-Гар и вызывать туда вас… Алло! Вы слушаете?
— Да. Слушаю.
Адвокат был, по-видимому, удивлен тоном Мегрэ.
— Прежде всего, по поводу английского гаечного ключа… Гаечный ключ тридцати шести сантиметров… Он находится в комнате Леонара Ляшома, которая опечатана… Я хочу знать, почему он там… Как?.. Да… Возможно, по весьма простой причине, но я хотел бы ее знать… Второй вопрос. Сколько простыней имеется в доме?.. Ну да… Прошу меня извинить…
Это весьма прозаично, вы правы… Еще минутку… Спросите, все ли простыни помечены буквой «П», или же узнайте, кто пользовался теми, на которых вышита эта метка… Сколько у них помеченных простыней, сколько — без меток или же с другой меткой. Что?.. Да, это все… или… еще один вопрос… Я предвижу, что вы попытаетесь снова укрыться за профессиональной тайной… С каких пор вы являетесь адвокатом Ляшомов?
На том конце провода воцарилось молчание. Метр Радель колебался. Накануне Мегрэ был удивлен, встретив такого молодого, никому не известного адвоката в доме, где он ожидал увидеть опытного судейского.
— Как вы сказали?.. Всего неделю?.. Могу ли я вас наконец спросить, чьим именно адвокатом вы являетесь?.. Кто-то же неделю назад вас пригласил или приехал к вам лично?..
Он выслушал ответ, пожал плечами и, когда голос наконец умолк, повесил трубку. Как он и предполагал, Радель отказался ответить на этот вопрос.
Мегрэ протянул руку за одной из своих трубок, когда зазвонил телефон. Это был следователь Анжело, появившийся в своем кабинете гораздо раньше девяти часов.
— Комиссар Мегрэ?
— Да, господин следователь.
— Вы нашли мои телефонограммы?
— Конечно. Я прочел их с большим вниманием.
— Мне бы хотелось вас видеть как можно скорее.
— Я знаю. Жду только телефонного звонка. Надеюсь, через несколько минут мне позвонят, и тогда я сразу приду к вам.
Он действительно ждал, ничего не делая, стоял у окна и курил трубку. Звонок раздался через несколько минут. Радель быстро справился.
— Я сначала осведомился о гаечном ключе… Старая Катрин о нем ясно помнит… Около двух недель назад Леонар Ляшом почувствовал у себя в комнате запах газа… Теперь газом пользуются только на кухне, но в прежние времена все комнаты освещались газом, и аппаратура осталась. Газопроводы закрепили болтами. Поэтому Леонар принес из мастерской гаечный ключ. Он просто забыл отнести его обратно, и с тех пор ключ валялся в углу его комнаты.
— А простыни?
— Я не мог выяснить абсолютно точное число, так как часть их находится в стирке… Простыни помечены разными метками… Самые старые, очень изношенные, помечены инициалами «НФ» и существуют со свадьбы стариков… В то время женщина, выходя замуж, приносила в дом такое количество постельного белья, чтобы его хватило на всю жизнь… Они сделаны из плотного голландского полотна, и их осталось всего несколько штук… Имеются также простыни с меткой «МЛ», принадлежавшие покойной жене Леонара. Мне сказали, что их две дюжины… Одна из этих простыней сожжена утюгом… Двенадцать почти новых, бумажных простыней без меток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32