Он думает, что ты предпринял путешествие на Землю только для того,
чтобы сообщить ему все и вручить то, что осталось от мертвого. Так неужели
же он оставит тебя голодным? Он попытается помочь тебе.
Спасибо, - сказал я. Ты - большое утешение для космонавта, который
находится в отчаянии.
- Всегда пожалуйста, - заверил меня ветер.
Мне пришло в голову, что ветер начинает разговаривать, как я. Он
зарывается все глубже и глубже. Я подумал о дне, когда я стану больше
похож на него, чем он на меня, но не стал распространяться по этому
поводу, оставив его своему воображению.
От пункта до внутреннего поля, на котором находились летательные
аппараты, было всего пара миль, но я остановил такси. Я подумал, что если
я и должен что-то Вильяму Лэпторну, так это скорость, с которой я доберусь
до него.
На летательном аппарате я задумался о людях, которых мне предстояло
увидеть. Какие родители, соединив свои половины, могли дать миру Лэпторна?
Он представлял собою странное сочетание беззащитности и неразрушимости.
Какой дом мог породить его феноменальную ненасытность ко всему незнакомому
и нечеловеческому? Я еще недостаточно знал родителей Лэпторна, чтобы
сделать какой-нибудь разумный вывод. Мать его была суровой, отец -
деятельным. Всего лишь поверхностные оценки. Возможно, - подумал я, - они
были чересчур рациональны, а поэтому далеки от своего сына. Это породило
атмосферу неуверенности и ожидания. Я представил юного Лэпторна, живущего,
как автомат, привязанного к бесконечному неизменному настоящему, не
имеющего в перспективе ни прошлого, ни будущего. Может накопился долг,
который он должен был заплатить? Может быть, и так, но если это было все,
то звездные миры сожгли бы его за несколько недель. Что заставило Лэпторна
продержаться так долго?
Ему было двадцать, столько, сколько сейчас Джонни Сокоро, когда
"Пожиратель Огня" впервые коснулся чужой почвы. Ему было тридцать пять,
когда "Джевелин" упала. Пятнадцать лет - большой срок, если постоянно
впитываешь чужой воздух и чуждый образ мысли. Я был намного старше, к тому
же, я высечен из твердого камня, но то, что я выжил - просто чудо. Гораздо
большим чудом было то, что Лэпторн остался непокоренным, непострадавшим,
непомеркшим.
Можно ли то же самое сказать о его родителях? Непостаревшие,
непокоренные, непомеркшие? Были ли они сегодня теми же, что и в тот день,
когда он отправился в глубокий космос? Семнадцать лет, возможно, даже не
коснулись их в неизменном механическом окружении.
Со всеми чертами характера, приобретенными за эти семнадцать лет,
они, вероятно, распрощались позавчера.
Все это далеко не романтично. Мне всегда казалось, что таков образ
жизни, которую предпочитают богатые люди - изолированные от времени и от
всего остального, защитившиеся от какой бы то ни было неприятности,
механизировав свои дома и свою жизнь. Они атрофировались умственно и в
общественном отношении, потому что никогда не пользовались своими мозгами.
- Ты боишься этих людей.
Я их не боюсь. Они не могут причинить мне зла. Но я их не люблю. Я не
могу их любить.
- Ты их даже не видел.
В точности ведь не имеет значения, кто они и что из себя
представляют. Мне они не нравятся. Мне не нравится моя роль перед ними, их
- передо мной. Нас связал Лэпторн, а это всего лишь иллюзия. Потому что
Лэпторн, которого знаю я, и Лэпторн, которого знают они, два совершенно
разных человека. Потому что мы с Лэпторном совершенно несхожи. Мы не
подходим друг другу.
Даже если бы связующее звено было сейчас здесь и в добром здравии, я
не мог бы полюбить их, а они меня. Это невозможно.
- Нельзя сказать, что ты одаренное существо, так ведь, Грейнджер?
Парализован смущением и отсутствием понимания при каждом мысленном шаге.
Ты что, не можешь даже сделать такое простое дело, как вернуть барахло
своего напарника туда, где ему место? В этом виновна твоя личная
бездарность, или это вообще присуще всей твоей расе?
Ладно, - сдался я, - есть дела, в которых я не слишком уж блистаю. Ну
и что с того? Думается мне, что присущая мне умственная ограниченность -
моя и только моя, но не могу же я расписываться за все человечество.
Способности других, равно как и их отсутствие - их личное дело.
- Почему ты никогда не произносишь своего имени, Грейнджер?
Потому что у меня его нет.
- Я знаю, что тебе оно неизвестно. Я знаю, что твои неизвестные отец
с матерью не оставили тебе такового в качестве прощального подарка. Но это
ведь не единственный способ приобретать имена? Почему бы тебе не дать себе
имя? Сделай себе приятное.
Мне не надо еще одного имени.
- Ты просто не хочешь иметь еще одно имя. Это заставило бы тебя
пользоваться им. Тогда стало бы казаться, что у тебя есть личность, что ты
один из представителей человеческой расы, что ты действительно
существуешь, а не являешься легендой звезд Венца.
Вот как, ты неожиданно оказался специалистом по человеческой
психологии.
- Я специалист по изучению ТЕБЯ, Грейнджер, и я постоянно узнаю о
тебе все больше и больше. Я внутри тебя. Я с тобой, какое бы решение ты не
принял. Я сопровождаю каждую твою мысль и чувствую все, что чувствуешь ты.
У тебя не самый удобный для жизни ум, друг мой. Я бы ценил его больше,
если бы ты слегка привел его в порядок. Приди в согласие с собой и
вселенной.
Если бы я знал, что ты хочешь преобразовать меня, я бы ни за что не
позволил тебе войти. Ты слился со мной, и если тебе это не нравится, это
слишком плохо. Мне совершенно наплевать, является ли мой мозг воплощением
твоих представлений о райских кущах. Если тебе не нравятся мои мысли,
оставь их в покое.
- Я с тобой до твоей смерти. Ты это знаешь.
Да, ты со мной, ты знаешь это, и, по-видимому, ты не слишком-то
высокого мнения обо мне. Ты не можешь меня изменить. Ты можешь жить внутри
меня, но ты не в состоянии изменить мой мозг. Так что забудь об этом. В
своих делах мне не нужна твоя помощь. Пожалуйста, добро пожаловать,
оставайся, сколько хочешь, только сиди тихо.
- Я не уверен, что смогу с этим смириться, мой хозяин. Я думаю, что
тебе время от времени следует напоминать, что ты ведешь себя, как дурак. И
я думаю, что однажды тебе, может быть, и понадобится моя помощь.
Обойдусь без нее, спасибо.
- Посмотрим.
Мне советоваться с тобой, словно с оракулом, или мы будем голосовать
по-демократически? - съязвил я.
Он почувствовал сарказм и заткнулся.
У меня во рту был скверный привкус из-за того, что я слишком много
думал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
чтобы сообщить ему все и вручить то, что осталось от мертвого. Так неужели
же он оставит тебя голодным? Он попытается помочь тебе.
Спасибо, - сказал я. Ты - большое утешение для космонавта, который
находится в отчаянии.
- Всегда пожалуйста, - заверил меня ветер.
Мне пришло в голову, что ветер начинает разговаривать, как я. Он
зарывается все глубже и глубже. Я подумал о дне, когда я стану больше
похож на него, чем он на меня, но не стал распространяться по этому
поводу, оставив его своему воображению.
От пункта до внутреннего поля, на котором находились летательные
аппараты, было всего пара миль, но я остановил такси. Я подумал, что если
я и должен что-то Вильяму Лэпторну, так это скорость, с которой я доберусь
до него.
На летательном аппарате я задумался о людях, которых мне предстояло
увидеть. Какие родители, соединив свои половины, могли дать миру Лэпторна?
Он представлял собою странное сочетание беззащитности и неразрушимости.
Какой дом мог породить его феноменальную ненасытность ко всему незнакомому
и нечеловеческому? Я еще недостаточно знал родителей Лэпторна, чтобы
сделать какой-нибудь разумный вывод. Мать его была суровой, отец -
деятельным. Всего лишь поверхностные оценки. Возможно, - подумал я, - они
были чересчур рациональны, а поэтому далеки от своего сына. Это породило
атмосферу неуверенности и ожидания. Я представил юного Лэпторна, живущего,
как автомат, привязанного к бесконечному неизменному настоящему, не
имеющего в перспективе ни прошлого, ни будущего. Может накопился долг,
который он должен был заплатить? Может быть, и так, но если это было все,
то звездные миры сожгли бы его за несколько недель. Что заставило Лэпторна
продержаться так долго?
Ему было двадцать, столько, сколько сейчас Джонни Сокоро, когда
"Пожиратель Огня" впервые коснулся чужой почвы. Ему было тридцать пять,
когда "Джевелин" упала. Пятнадцать лет - большой срок, если постоянно
впитываешь чужой воздух и чуждый образ мысли. Я был намного старше, к тому
же, я высечен из твердого камня, но то, что я выжил - просто чудо. Гораздо
большим чудом было то, что Лэпторн остался непокоренным, непострадавшим,
непомеркшим.
Можно ли то же самое сказать о его родителях? Непостаревшие,
непокоренные, непомеркшие? Были ли они сегодня теми же, что и в тот день,
когда он отправился в глубокий космос? Семнадцать лет, возможно, даже не
коснулись их в неизменном механическом окружении.
Со всеми чертами характера, приобретенными за эти семнадцать лет,
они, вероятно, распрощались позавчера.
Все это далеко не романтично. Мне всегда казалось, что таков образ
жизни, которую предпочитают богатые люди - изолированные от времени и от
всего остального, защитившиеся от какой бы то ни было неприятности,
механизировав свои дома и свою жизнь. Они атрофировались умственно и в
общественном отношении, потому что никогда не пользовались своими мозгами.
- Ты боишься этих людей.
Я их не боюсь. Они не могут причинить мне зла. Но я их не люблю. Я не
могу их любить.
- Ты их даже не видел.
В точности ведь не имеет значения, кто они и что из себя
представляют. Мне они не нравятся. Мне не нравится моя роль перед ними, их
- передо мной. Нас связал Лэпторн, а это всего лишь иллюзия. Потому что
Лэпторн, которого знаю я, и Лэпторн, которого знают они, два совершенно
разных человека. Потому что мы с Лэпторном совершенно несхожи. Мы не
подходим друг другу.
Даже если бы связующее звено было сейчас здесь и в добром здравии, я
не мог бы полюбить их, а они меня. Это невозможно.
- Нельзя сказать, что ты одаренное существо, так ведь, Грейнджер?
Парализован смущением и отсутствием понимания при каждом мысленном шаге.
Ты что, не можешь даже сделать такое простое дело, как вернуть барахло
своего напарника туда, где ему место? В этом виновна твоя личная
бездарность, или это вообще присуще всей твоей расе?
Ладно, - сдался я, - есть дела, в которых я не слишком уж блистаю. Ну
и что с того? Думается мне, что присущая мне умственная ограниченность -
моя и только моя, но не могу же я расписываться за все человечество.
Способности других, равно как и их отсутствие - их личное дело.
- Почему ты никогда не произносишь своего имени, Грейнджер?
Потому что у меня его нет.
- Я знаю, что тебе оно неизвестно. Я знаю, что твои неизвестные отец
с матерью не оставили тебе такового в качестве прощального подарка. Но это
ведь не единственный способ приобретать имена? Почему бы тебе не дать себе
имя? Сделай себе приятное.
Мне не надо еще одного имени.
- Ты просто не хочешь иметь еще одно имя. Это заставило бы тебя
пользоваться им. Тогда стало бы казаться, что у тебя есть личность, что ты
один из представителей человеческой расы, что ты действительно
существуешь, а не являешься легендой звезд Венца.
Вот как, ты неожиданно оказался специалистом по человеческой
психологии.
- Я специалист по изучению ТЕБЯ, Грейнджер, и я постоянно узнаю о
тебе все больше и больше. Я внутри тебя. Я с тобой, какое бы решение ты не
принял. Я сопровождаю каждую твою мысль и чувствую все, что чувствуешь ты.
У тебя не самый удобный для жизни ум, друг мой. Я бы ценил его больше,
если бы ты слегка привел его в порядок. Приди в согласие с собой и
вселенной.
Если бы я знал, что ты хочешь преобразовать меня, я бы ни за что не
позволил тебе войти. Ты слился со мной, и если тебе это не нравится, это
слишком плохо. Мне совершенно наплевать, является ли мой мозг воплощением
твоих представлений о райских кущах. Если тебе не нравятся мои мысли,
оставь их в покое.
- Я с тобой до твоей смерти. Ты это знаешь.
Да, ты со мной, ты знаешь это, и, по-видимому, ты не слишком-то
высокого мнения обо мне. Ты не можешь меня изменить. Ты можешь жить внутри
меня, но ты не в состоянии изменить мой мозг. Так что забудь об этом. В
своих делах мне не нужна твоя помощь. Пожалуйста, добро пожаловать,
оставайся, сколько хочешь, только сиди тихо.
- Я не уверен, что смогу с этим смириться, мой хозяин. Я думаю, что
тебе время от времени следует напоминать, что ты ведешь себя, как дурак. И
я думаю, что однажды тебе, может быть, и понадобится моя помощь.
Обойдусь без нее, спасибо.
- Посмотрим.
Мне советоваться с тобой, словно с оракулом, или мы будем голосовать
по-демократически? - съязвил я.
Он почувствовал сарказм и заткнулся.
У меня во рту был скверный привкус из-за того, что я слишком много
думал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49