- У меня - только одна.
Они стоят на ветру.
- Холодно, - говорит Джим, все еще сжимая пистолет, - пойдем, что ли, в фургон?
Айрин взводит курок, проводит хромированным барабаном револьвера вдоль рукава куртки. Четкое, сухое пощелкивание фиксатора.
- Мой муж умер, - голос ее дрожит, - он совершенно не разбирался в оружии. Он не был… забыла слово… практическим?
- Практичным.
- Да. Для него револьвер был игрушкой. Для тебя тоже? Возможно, ты умрешь также, как он.
- Ты застрелила его?
- Нет. Он сам себя застрелил, когда чистил револьвер.
Без предупреждения она нажимает на спуск. Звонкий щелчок.
Айрин сжимает губы в тонкую улыбку, поднимает револьвер, аккуратно прицеливается в Джима:
- Попробовать еще раз?
- Нет. В этом нет необходимости.
- Что это значит?
Он говорит первое, что приходит в голову:
- Я не хочу, чтобы ты умерла.
Он не хочет, чтобы ОНА умерла? На редкость неподходящие слова для того, на кого нацелен револьвер. Но тем не менее в этом есть какой-то смысл.
- Я просто хочу, чтобы ты жила, - говорит он. - Мы оба. Мы будем жить, и все.
Она серьезно размышляет над этим.
- Дай мне ключи, - говорит она. - Эта пустота… хорошее место, чтобы поучиться водить машину. - Айрин слабо улыбается. - Тут я никого не задавлю. Сохраню чью-то жизнь.
Джим левой рукой выуживает ключи из кармана. Взвешивает их на ладони.
- Ты уверена, что найдешь дорогу назад одна? Тут далеко, и следов не остается. Вдобавок холодно и ветер.
В ней вспыхивает раздражение.
- Брось свой револьвер, - говорит она, мы пойдем вместе, пока я не увижу машину.
Джим подбрасывает ключи на ладони:
- Как-то это очень сложно.
- Брось револьвер.
Он поднимает левую руку, продолжая говорить:
- Знаешь, я могу бросить эти ключи. Они упадут в песок и, скорее всего, их засыплет. Ты останешься холодной ночью с запертой машиной.
- А ты будешь здесь мертвый, да? Вместо меня, как ты хотел. - Ее зубы стучат.
Джим очень плавно и медленно поднимает правую руку. Его кисть замерзла, он с трудом удерживает револьвер, ставший почти свинцовым. Отводит дуло в сторону, к пустому горизонту.
БАМ. Боковым зрением он замечает фонтанчик песка. БАМ.
Он прокручивает барабан о бедро. Колесо рулетки смерти.
- Теперь мы с тобой в одной лодке.
- Да.
- А, какого черта! - он бросает револьвер к ногам, широко разводит руки.
Объятие для ветра.
Сначала она ему не верит - смотрит, как будто это был фокус, волшебное движение - и он разнесет ее голыми руками. Он ждет.
Она, не отводя от него взгляда, бросает свой револьвер.
- Пошли, - говорит он и сбегает по склону дюны.
Она скользит следом, внизу ловит его руку. Лицо ее раскраснелось.
Внезапно он целует ее - даже не поцелуй, а быстрое, скользящее касание губ.
Приветствие - или попытка понять, на что это похоже.
- Я не хотел напугать тебя, - говорит он.
Айрин не отвечает.
- Я не сделаю тебе ничего. Я не для этого здесь.
- Да.
Солнце садится. Они замерзли и идут быстро. На мгновение ему кажется, что он потерял ориентацию, им не найти пути к фургону. Они вместе замерзнут, превратятся в мумий, медленно исчезнут под дюнами. Он ничего не говорит, плотно сжимает губы и продолжает идти… и видит фургон.
Они залезают внутрь. Джим заводит мотор, включает печку.
- Мы можем спать сегодня в фургоне. Звезды в пустыне - это что-то.
Она протягивает руки к отверстию печки, поеживается.
- Я хочу уехать из этого места. Оно пугает меня.
- Прости, - говорит он. В его голосе все еще дрожь от удивления, что он еще жив. - Иногда меня заносит. Когда долго живешь один… и пустыня странно влияет на людей.
- Тринити, - говорит она.
- Что?
- Проект «Манхэттен». В Лос-Аламосе. Американцы, одни в пустыне…
- А. Да, мы это изобрели.
- А теперь это везде, - говорит она. И смотрит вокруг: на песках тени, как синяки. - Джим, давай уедем отсюда.
- Хорошо. - Он включает передачу.
Джим ищет их следы в лучах фар, Айрин сжалась, молчит, загнанная, ни в чем не уверенная. Они проезжают вход в парк, выезжают на асфальт. Джим давит на педаль до пола.
- Хочу добраться до Эль-Пасо. - Он вспотел, подмышки чешутся. - Мы можем поспать здесь. Хотя я могу ехать всю ночь. Представляешь себе Техас? По Техасу можно ехать всю жизнь.
Чтобы разрушить тишину, он достает кассету, смотрит на обложку. Почему-то кассета вызывает у него отвращение. Он слышал это тысячу раз, прятался в этой музыке - но сейчас это чувство просто исчезло. Как если съесть слишком много шоколада.
Джим понимает, что ему плохо. Он роняет кассету, откидывается, вцепляется в руль. Его укачало, мутно и плохо.
- Сделай мне одолжение - найди что-нибудь по радио, - говорит он.
Айрин крутит ручку настройки. Треск, далекое сдавленное бормотание, шипение космоса. Звуки хаоса.
- Хватит, - говорит он.
- Нет. Прислушайся.
- Нет! - он выключает радио. - Давай просто ехать.
Он разгоняется до 70.
- Джим, послушай!
- Что еще?
- Что-то случилось с дорогой.
- Что ты несешь? Это чертов хайвей, что с ним может случиться? - Он сжимает руль, мчится в белом потоке света.
Шорох шин исчезает. Не чувствуется тяги двигателя. Джим дважды резко нажимает на газ, мотор взревывает, как будто выключена передача. Он дергает рычаг, чувствует зацепление шестерней.
- Что за черт?
- Здесь нет дороги, - говорит она.
- Дорога должна быть! - Он давит на тормоз. - Господи, я ничего не чувствую!
- Мы летим, - говорит она.
Джим протирает запотевшее ветровое стекло. Перед ними - серость, туман, шипящие точки. Фургон - как кабина лифта, стальная коробка, скользящая в пустоте между этажами.
- Мы потерялись, - грустно говорит Айрин. - Все кончилось, ничего нет больше.
Джим снимает руки с руля. Тот сам слегка поворачивается, как стрелка компаса. Внезапно он снимает ноги с педалей, как будто они могут его укусить.
Он поворачивается к Айрин. В глазах его слезы - страх, грусть. Потеря.
- Что это за место?
Она пожимает плечами. Фатализм, следующая за отчаянием ступень. Он понимает, что это место ему знакомо. Оно им обоим знакомо, они очень хорошо знают его. Это конечная точка их маршрута, сюда они ехали всю дорогу, всю жизнь. Это конец мира.
Он трогает оконное стекло, ручку двери.
- Не выходи, - предупреждает Айрин.
Металл дверной ручки холодом обжигает пальцы.
- Да, пожалуй, не стоит. - Он вытирает глаза под очками. - Господи, как же мне плохо.
Руль плавно поворачивается туда-сюда.
- Я открою окно, - внезапно говорит Джим, - посмотрю наружу.
- Зачем?
- Зачем? Природа у меня такая, вот зачем. - Он приоткрывает окно.
Снаружи очень плохо. Нет воздуха, нет ничего - только электрический снег статики. Стальная коробка фургона стала частью хаоса. Он поднимает затемненное стекло. Тишина.
- Что там?
- Не знаю. Непонятно. Снег. Ничего. Вообще ничего - и одновременно что-то. Понимаешь меня?
Она качает головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10