Отбросив занавесь, он с такой силой толкнул дверь, что та с грохотом ударилась о стену.
4
Одного-единственного, но показавшегося бесконечным, мгновения хватило, чтобы увидеть все.
Голую спину Ламорака, на которой блестел в свете свечи пот. Моргаузу под ним: королева была скрыта тенями и телом своего любовника, только неугомонные, жадные руки порхали по его спине да по подушке рассыпались длинные волосы. Ее постельные одежды лежали грудой на полу, подле сброшенной впопыхах туники Ламорака. Его перевязь, меч и кинжал в ножнах были аккуратно разложены на табурете в дальнем конце комнаты.
В возгласе, который вырвался из горла Гахериса, никто не нашел бы ничего человеческого, а Гахерис меж тем в неистовстве схватился за меч.
Мордред, отставший от него лишь на два шага, выкрикнул, предупреждая: “Ламорак!”, и снова попытался схватить руку сводного брата.
Моргауза закричала. Охнув, Ламорак повернул голову, увидел вошедших и, скатившись с кровати, метнулся за мечом.
Движение любовника открыло королеву безжалостному свету звезд; раскинувшуюся плоть, отметины страсти, раззявленный рот, руки, еще сплетающие ласки в воздухе там, где только что было тело ее любовника.
Руки опали. Королева узнала Гахериса, стоявшего в дверном проеме, Мордреда, пытавшегося совладать с ним, и овладела собой, так что крик сменился просто тяжелым дыханьем. Моргауза поспешно приподнялась с подушек и схватила сбившееся к изножью кровати покрывало.
Изрыгая ругательства, Гахерис вырвал из ножен на поясе кинжал и вонзил его в обхватившую его руку Мордреда. Острие вошло в мягкие ткани, и хватка Мордреда ослабла. Извернувшись, Гахерис высвободился.
Ламорак к тому времени добрался до табурета и схватил перевязь с мечом. Неловко, быть может, еще не оправившись от шока, он в полутьме дернул за рукоять, но перевязь намоталась на перекрестье, и меч заклинило. Не оставляя попыток выхватить клинок, голый Ламорак повернулся, чтобы встретить меч противника.
Мордред, из пораненной руки которого капала кровь, оттолкнул Гахериса, встал меж двумя противниками, а потом обеими расставленными ладонями ткнул в грудь сводному брату.
— Гахерис! Подожди! Ты не можешь убить безоружного. И не можешь убить его здесь. Подожди, глупец! Он Соратник, предоставь это дело королю.
Сомнительно, что Гахерис вообще услышал его слова или почувствовал давление его рук. Он плакал; дыхание из его груди вырывалось тяжело и со всхлипом, он казался почти безумным. Не сделал он и попытки протолкнуться мимо Мордреда и напасть на Ламорака. Внезапно он круто повернулся на пятках, отворачиваясь от обоих мужчин, и бросился к королевиной постели, занеся над головой меч.
Прижимая к себе покрывало, ослепленная разметавшимися волосами, королева попыталась откатиться в сторону, увернуться от него. Она закричала вновь. Прежде, чем двое мужчин успели догадаться о его намерениях, Гахерис, уже у постели, занес меч выше, а затем что было мочи опустил его на шею матери. И снова. И еще раз.
Единственным звуком в покое было мягкое и оттого тем более ужасающее хлюпанье металла по плоти, по распоротым подушкам. Моргауза умерла от первого же удара. Одеяло выпало из ее бесчувственных рук, и обнаженное тело, по счастью, упало назад в скрывшую все тень. Чего нельзя было сказать о голове: отрубленная, она выкатилась на освещенные лунным светом из окна и пропитанные кровью подушки. Гахерис, сам залитый кровью, хлынувшей фонтаном при первом же его ударе, занес окровавленный меч для нового удара, а потом с воем, напоминавшим визг подбитой собаки, отшвырнул его прочь, так что тот загремел по каменным плитам пола, рухнул на колени в лужу крови, положил голову возле головы матери на подушку и заплакал.
Тут Мордред обнаружил, что сжимает Ламорака хваткой, которая причиняет боль им обоим. Убийство свершилось столь быстро, столь неожиданно, что ни один из них не успел даже пошевелиться. Потом Ламорак стряхнул с себя наваждение и, выдохнув какое-то проклятье, попытался высвободиться из рук Мордреда. Но Моргауза была уже мертва, и ей было не помочь, а ее сын и убийца, безучастный и безразличный, рыдал у ее одра, повернувшись незащищенной спиной к ним обоим; меч его лежал в десятке шагов на полу у стены опочивальни. Клинок Ламорака дрогнул, потом опустился. Даже теперь, даже в такое страшное мгновенье суровая выучка взяла свое. В запале свершилось ужасное убийство. Но теперь у них было время одуматься, и ничего поделать было нельзя. Ламорак застыл в объятиях Мордреда, только зубы теперь у него застучали от ужаса и ледяного шока.
Мордред отпустил его. Подобрав платье рыцаря, он ткнул всю охапку ему в руки.
— Вот, одевайся и уходи. Оставаясь здесь, ты ничего не добьешься. Даже будь он сейчас способен сражаться, монастырь не место для поединка, и ты это знаешь. — Он наклонился, подобрал брошенный меч Гахериса, потом, взяв Ламорака за локоть, потянул рыцаря к двери опочивальни: — Пройдем отсюда, пока он не очнулся. Дело сделано, в наших силах лишь помешать безумцу натворить еще худших дел.
Женщины во внешнем покое еще спали. Когда Мордред затворял дверь и закладывал засов, монахиня шевельнулась во сне и пробормотала что-то, в чем можно было разобрать вопрос: “Госпожа?”, а потом снова заснула. Двое мужчин застыли, прислушиваясь. Ни звука, ни шороха. Кричала Моргауза недолго, и ее криков за толстыми стенами и закрытыми дверьми никто не услышал.
Ламорак теперь обрел самообладанье. Он все еще был очень бледен, вид у него был больной и затравленный, но он не сделал попытки спорить с Мордредом и начал быстро одеваться, лишь изредка бросая взгляды на запертую дверь страшного покоя.
— Разумеется, мне придется его убить, — едва ворочая языком, произнес он.
— Но не здесь, — холодно ответил Мордред. — До сих пор ты не совершил ничего, в чем мог бы тебя обвинить мужчина. Король и без твоего вмешательства будет немало разгневан свершившимся скандалом. Так что послушай моего совета и уезжай поскорей. Что ты предпримешь потом, твое дело.
Ламорак, перепоясываясь перевязью, коротко поднял глаза.
— Что ты собираешься делать?
— Помочь тебе выбраться отсюда, выпроводить Гахериса, а потом доложить о случившемся королю. Не думаю, что теперь это имеет значение, но надо думать, что ее рассказ о том, что она при смерти, — чистой воды вымысел?
— Да. Она хотела видеть короля и умолять его о том, чтобы он выпустил ее из заточенья, — ответил Ламорак, а потом совсем тихо добавил: — Я собирался жениться на ней. Я любил ее, а она меня. Я обещал, что сам поговорю с ним завтра… сегодня… Конечно, Артур выпустил бы отсюда мою жену и позволил бы ей снова жить на свободе?
Мордред промолчал. “Еще одно слепое орудие, — думал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
4
Одного-единственного, но показавшегося бесконечным, мгновения хватило, чтобы увидеть все.
Голую спину Ламорака, на которой блестел в свете свечи пот. Моргаузу под ним: королева была скрыта тенями и телом своего любовника, только неугомонные, жадные руки порхали по его спине да по подушке рассыпались длинные волосы. Ее постельные одежды лежали грудой на полу, подле сброшенной впопыхах туники Ламорака. Его перевязь, меч и кинжал в ножнах были аккуратно разложены на табурете в дальнем конце комнаты.
В возгласе, который вырвался из горла Гахериса, никто не нашел бы ничего человеческого, а Гахерис меж тем в неистовстве схватился за меч.
Мордред, отставший от него лишь на два шага, выкрикнул, предупреждая: “Ламорак!”, и снова попытался схватить руку сводного брата.
Моргауза закричала. Охнув, Ламорак повернул голову, увидел вошедших и, скатившись с кровати, метнулся за мечом.
Движение любовника открыло королеву безжалостному свету звезд; раскинувшуюся плоть, отметины страсти, раззявленный рот, руки, еще сплетающие ласки в воздухе там, где только что было тело ее любовника.
Руки опали. Королева узнала Гахериса, стоявшего в дверном проеме, Мордреда, пытавшегося совладать с ним, и овладела собой, так что крик сменился просто тяжелым дыханьем. Моргауза поспешно приподнялась с подушек и схватила сбившееся к изножью кровати покрывало.
Изрыгая ругательства, Гахерис вырвал из ножен на поясе кинжал и вонзил его в обхватившую его руку Мордреда. Острие вошло в мягкие ткани, и хватка Мордреда ослабла. Извернувшись, Гахерис высвободился.
Ламорак к тому времени добрался до табурета и схватил перевязь с мечом. Неловко, быть может, еще не оправившись от шока, он в полутьме дернул за рукоять, но перевязь намоталась на перекрестье, и меч заклинило. Не оставляя попыток выхватить клинок, голый Ламорак повернулся, чтобы встретить меч противника.
Мордред, из пораненной руки которого капала кровь, оттолкнул Гахериса, встал меж двумя противниками, а потом обеими расставленными ладонями ткнул в грудь сводному брату.
— Гахерис! Подожди! Ты не можешь убить безоружного. И не можешь убить его здесь. Подожди, глупец! Он Соратник, предоставь это дело королю.
Сомнительно, что Гахерис вообще услышал его слова или почувствовал давление его рук. Он плакал; дыхание из его груди вырывалось тяжело и со всхлипом, он казался почти безумным. Не сделал он и попытки протолкнуться мимо Мордреда и напасть на Ламорака. Внезапно он круто повернулся на пятках, отворачиваясь от обоих мужчин, и бросился к королевиной постели, занеся над головой меч.
Прижимая к себе покрывало, ослепленная разметавшимися волосами, королева попыталась откатиться в сторону, увернуться от него. Она закричала вновь. Прежде, чем двое мужчин успели догадаться о его намерениях, Гахерис, уже у постели, занес меч выше, а затем что было мочи опустил его на шею матери. И снова. И еще раз.
Единственным звуком в покое было мягкое и оттого тем более ужасающее хлюпанье металла по плоти, по распоротым подушкам. Моргауза умерла от первого же удара. Одеяло выпало из ее бесчувственных рук, и обнаженное тело, по счастью, упало назад в скрывшую все тень. Чего нельзя было сказать о голове: отрубленная, она выкатилась на освещенные лунным светом из окна и пропитанные кровью подушки. Гахерис, сам залитый кровью, хлынувшей фонтаном при первом же его ударе, занес окровавленный меч для нового удара, а потом с воем, напоминавшим визг подбитой собаки, отшвырнул его прочь, так что тот загремел по каменным плитам пола, рухнул на колени в лужу крови, положил голову возле головы матери на подушку и заплакал.
Тут Мордред обнаружил, что сжимает Ламорака хваткой, которая причиняет боль им обоим. Убийство свершилось столь быстро, столь неожиданно, что ни один из них не успел даже пошевелиться. Потом Ламорак стряхнул с себя наваждение и, выдохнув какое-то проклятье, попытался высвободиться из рук Мордреда. Но Моргауза была уже мертва, и ей было не помочь, а ее сын и убийца, безучастный и безразличный, рыдал у ее одра, повернувшись незащищенной спиной к ним обоим; меч его лежал в десятке шагов на полу у стены опочивальни. Клинок Ламорака дрогнул, потом опустился. Даже теперь, даже в такое страшное мгновенье суровая выучка взяла свое. В запале свершилось ужасное убийство. Но теперь у них было время одуматься, и ничего поделать было нельзя. Ламорак застыл в объятиях Мордреда, только зубы теперь у него застучали от ужаса и ледяного шока.
Мордред отпустил его. Подобрав платье рыцаря, он ткнул всю охапку ему в руки.
— Вот, одевайся и уходи. Оставаясь здесь, ты ничего не добьешься. Даже будь он сейчас способен сражаться, монастырь не место для поединка, и ты это знаешь. — Он наклонился, подобрал брошенный меч Гахериса, потом, взяв Ламорака за локоть, потянул рыцаря к двери опочивальни: — Пройдем отсюда, пока он не очнулся. Дело сделано, в наших силах лишь помешать безумцу натворить еще худших дел.
Женщины во внешнем покое еще спали. Когда Мордред затворял дверь и закладывал засов, монахиня шевельнулась во сне и пробормотала что-то, в чем можно было разобрать вопрос: “Госпожа?”, а потом снова заснула. Двое мужчин застыли, прислушиваясь. Ни звука, ни шороха. Кричала Моргауза недолго, и ее криков за толстыми стенами и закрытыми дверьми никто не услышал.
Ламорак теперь обрел самообладанье. Он все еще был очень бледен, вид у него был больной и затравленный, но он не сделал попытки спорить с Мордредом и начал быстро одеваться, лишь изредка бросая взгляды на запертую дверь страшного покоя.
— Разумеется, мне придется его убить, — едва ворочая языком, произнес он.
— Но не здесь, — холодно ответил Мордред. — До сих пор ты не совершил ничего, в чем мог бы тебя обвинить мужчина. Король и без твоего вмешательства будет немало разгневан свершившимся скандалом. Так что послушай моего совета и уезжай поскорей. Что ты предпримешь потом, твое дело.
Ламорак, перепоясываясь перевязью, коротко поднял глаза.
— Что ты собираешься делать?
— Помочь тебе выбраться отсюда, выпроводить Гахериса, а потом доложить о случившемся королю. Не думаю, что теперь это имеет значение, но надо думать, что ее рассказ о том, что она при смерти, — чистой воды вымысел?
— Да. Она хотела видеть короля и умолять его о том, чтобы он выпустил ее из заточенья, — ответил Ламорак, а потом совсем тихо добавил: — Я собирался жениться на ней. Я любил ее, а она меня. Я обещал, что сам поговорю с ним завтра… сегодня… Конечно, Артур выпустил бы отсюда мою жену и позволил бы ей снова жить на свободе?
Мордред промолчал. “Еще одно слепое орудие, — думал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120