Если родится мальчик, тебе будет послано известие с помощью сигнальных костров, и ты объявишь его своим сыном и, пока нет других сыновей, рожденных в браке, наследником престола.
Он задумался, не спеша с ответом и согласием. Но я только развил его же собственную мысль. Наконец он кивнул и произнес немного напыщенно:
– Хорошо. Это все верно. Бастард или нет, но он мой наследник, пока не родится другой. Что же дальше?
– Между тем королева не покинет родильных покоев, ребенка покажут людям, клятвенно засвидетельствуют его рождение и возвратят матери, и пусть он там у нее находится все время и никто его не видит, кроме мамок и Гандара. Гандар за этим проследит. А я открыто уеду – через главные ворота, по подъемному мосту. Но с наступлением темноты тайком вернусь, теперь уже к задним воротам, и там мне передадут ребенка.
– Куда же ты с ним отправишься?
– В Бретань. Нет, погоди. Не к Хоэлю и не на том судне, на которое будут устремлены все взоры. Это ты предоставь мне. Я отвезу его к одному человеку в Бретани на самой границе Хоэлева королевства. Там он будет в безопасности и в надежных, заботливых руках. В этом я ручаюсь тебе своим словом. Утер.
Король сделал жест, словно бы отмахиваясь от моего якобы излишнего ручательства. Но видно было, что на душе у него полегчало, стало одной заботой меньше, хотя среди важных государственных дел она и представлялась ему незначительной и к тому же, пока ребенок был только бременем в утробе женщины, не вполне реальной.
– Я должен знать, где ты его поместишь.
– У моей старой няньки, которая вырастила в Маридунуме меня и остальных королевских детей, как принцев, так и бастардов. Ее имя – Моравик, она бретонка. Вортигерн ее прогнал, и она вернулась на родину. Там вышла замуж. Пока младенца не отлучат от груди, лучшего укрытия для него нельзя придумать. Дом это простой, там его искать никто не станет. Он будет под охраной, но безвестность, надежней любых стражей.
– А как же Хоэль?
– Ему придется открыться. Предоставь это мне.
В лагере заиграла труба. Солнце, подымаясь, разогрело бок шатра. Король встрепенулся и расправил плечи, будто снял доспехи.
– Что мы скажем людям, когда обнаружится, что младенца на королевском корабле нет?
– Скажете, что, опасаясь встречи с саксами в Узком море, младенца отправили в Бретань не на королевском корабле, а тайно, с Мерлином.
– А когда станет известно, что и при дворе Хоэля его нет?
– Гандар и Марсия поклянутся, что передали младенца мне, живого и невредимого. Какие пойдут толки, не берусь угадать, но никто не усомнится, что он будет в безопасности под моим покровительством. Ты знаешь, как люди понимают мое покровительство. Будут, наверно, говорить о колдовстве и заклятье и что мальчик объявится вновь, когда я сниму с него чары.
Утер деловито возразил:
– А вернее – что корабль затонул и мальчик погиб.
– Я это опровергну.
– Значит, ты не останешься с младенцем?
– Пока нет. Этого нельзя. Меня все знают.
– Кто же тогда с ним будет? Ты сказал, что он будет под охраной.
Я в первый раз на минуту замялся. Но тут же поднял на него глаза и ответил:
– Ральф.
На лице его выразилось недоумение, потом гнев, потом мысль его заработала, преодолевая преграду гнева.
– Да, – проговорил он. – В этом я тоже был не прав. Он человек верный.
– Как никто другой.
– Ну хорошо. Я согласен. Сделай все, что сочтешь нужным. Это дело я целиком поручаю тебе. Ты лучше всех в Британии сумеешь сберечь этого ребенка. – Он тяжело уронил ладони на подлокотники кресла. – Стало быть, решено. Перед тем, как сняться с лагеря, я еще отправлю королеве письмо, которым сообщу ей свою королевскую волю.
Я счел уместным спросить:
– А она согласится? Для женщины это нелегко, даже и для королевы.
– Она знает о моем решении и сделает, как я скажу. Но в одном она поступит по-своему: она захочет, чтобы младенец был окрещен.
Я покосился на алтарь Митры в глубине шатра.
– А ты не хочешь?
Он передернул плечами.
– Какая разница. Все равно на престоле ему не сидеть. А если уж сядет, то будет служить тем богам, каким молится его народ. – Он поглядел мне прямо в глаза и заключил: – Как мой брат.
Это был прямой вызов, но я от него уклонился и только спросил:
– А имя?
– Артур.
Имя было мне незнакомо, но прозвучало как эхо чего-то слышанного давным-давно. Не было ли в роду Игрейны римлян? Ну да, конечно. Артории – так, кажется, звались ее римские предки. Однако имя Артур я слышал где-то еще...
– Я позабочусь об этом, – сказал я. – А теперь, с твоего позволения, я тоже напишу письмо королеве. Ей будет легче в родах, если она получит заверение в моей преданности.
Он кивнул, затем встал и протянул руку за шлемом. На устах его появилась улыбка – слабый призрак злорадных усмешек, которыми он донимал меня в детстве.
– Не странно ли это, о Мерлин-бастард, что жизнь моего не в добрый час зачатого сына я доверяю единственному в королевстве человеку, у которого права на престол больше, чем у него? Тебе это не льстит?
– Нисколько. Ты был бы последним глупцом, если бы по сию пору не убедился, что я не стремлюсь к обладанию короной.
– Вот и моего бастарда обучи тому же, ладно? – Он кликнул через плечо слугу, потом опять обернулся ко мне. – Только смотри, черной магии своей его не учи.
– Раз он твой сын, магия не по его части, – сухо ответил я. – Я не буду учить его ничему сверх того, что ему необходимо и должно знать. Положись на мое слово.
И на том мы простились. Мы с Утером не слишком-то были расположены друг к другу, и тут уж ничего не поделаешь. Но нас связывало взаимное уважение, коренящееся в общности крови и в том, что мы оба, каждый по-своему, любили Амброзия и, каждый по-своему, служили ему. Мне бы надо было знать, что мы с ним, как две половинки одной шашки, можем, двигаться только вместе, хотим мы того или нет. Боги склонились над доской и ведут игру, а люди движутся под их пальцами, любят или убивают.
Мне бы надо было знать это раньше. Но я так привык улавливать голос богов в пламени и в звездах, что совсем разучился узнавать его в человеческом разговоре.
Ральф, один в шатре, под стражей, дожидался моего возвращения. Узнав, чем кончился мой разговор с Утером, он долго молчал, потом проговорил:
– Значит, так оно все и будет, как ты предсказал. Ты это знал заранее? Мне-то показалось, когда они везли нас сюда ночью, что ты боишься.
– Я и боялся. Но не того, что ты думаешь.
Я ожидал от него вопроса, но, как ни странно, он меня понял. Щеки его залила краска, он наклонил голову.
– Господин мой, я должен признаться... – Голос его звучал сдавленно. – Я очень ошибался в тебе. Вначале я думал... ведь ты не воин, и я считал тебя...
– Трусом? Знаю.
Он резко поднял голову.
– Ты знал? И мирился?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Он задумался, не спеша с ответом и согласием. Но я только развил его же собственную мысль. Наконец он кивнул и произнес немного напыщенно:
– Хорошо. Это все верно. Бастард или нет, но он мой наследник, пока не родится другой. Что же дальше?
– Между тем королева не покинет родильных покоев, ребенка покажут людям, клятвенно засвидетельствуют его рождение и возвратят матери, и пусть он там у нее находится все время и никто его не видит, кроме мамок и Гандара. Гандар за этим проследит. А я открыто уеду – через главные ворота, по подъемному мосту. Но с наступлением темноты тайком вернусь, теперь уже к задним воротам, и там мне передадут ребенка.
– Куда же ты с ним отправишься?
– В Бретань. Нет, погоди. Не к Хоэлю и не на том судне, на которое будут устремлены все взоры. Это ты предоставь мне. Я отвезу его к одному человеку в Бретани на самой границе Хоэлева королевства. Там он будет в безопасности и в надежных, заботливых руках. В этом я ручаюсь тебе своим словом. Утер.
Король сделал жест, словно бы отмахиваясь от моего якобы излишнего ручательства. Но видно было, что на душе у него полегчало, стало одной заботой меньше, хотя среди важных государственных дел она и представлялась ему незначительной и к тому же, пока ребенок был только бременем в утробе женщины, не вполне реальной.
– Я должен знать, где ты его поместишь.
– У моей старой няньки, которая вырастила в Маридунуме меня и остальных королевских детей, как принцев, так и бастардов. Ее имя – Моравик, она бретонка. Вортигерн ее прогнал, и она вернулась на родину. Там вышла замуж. Пока младенца не отлучат от груди, лучшего укрытия для него нельзя придумать. Дом это простой, там его искать никто не станет. Он будет под охраной, но безвестность, надежней любых стражей.
– А как же Хоэль?
– Ему придется открыться. Предоставь это мне.
В лагере заиграла труба. Солнце, подымаясь, разогрело бок шатра. Король встрепенулся и расправил плечи, будто снял доспехи.
– Что мы скажем людям, когда обнаружится, что младенца на королевском корабле нет?
– Скажете, что, опасаясь встречи с саксами в Узком море, младенца отправили в Бретань не на королевском корабле, а тайно, с Мерлином.
– А когда станет известно, что и при дворе Хоэля его нет?
– Гандар и Марсия поклянутся, что передали младенца мне, живого и невредимого. Какие пойдут толки, не берусь угадать, но никто не усомнится, что он будет в безопасности под моим покровительством. Ты знаешь, как люди понимают мое покровительство. Будут, наверно, говорить о колдовстве и заклятье и что мальчик объявится вновь, когда я сниму с него чары.
Утер деловито возразил:
– А вернее – что корабль затонул и мальчик погиб.
– Я это опровергну.
– Значит, ты не останешься с младенцем?
– Пока нет. Этого нельзя. Меня все знают.
– Кто же тогда с ним будет? Ты сказал, что он будет под охраной.
Я в первый раз на минуту замялся. Но тут же поднял на него глаза и ответил:
– Ральф.
На лице его выразилось недоумение, потом гнев, потом мысль его заработала, преодолевая преграду гнева.
– Да, – проговорил он. – В этом я тоже был не прав. Он человек верный.
– Как никто другой.
– Ну хорошо. Я согласен. Сделай все, что сочтешь нужным. Это дело я целиком поручаю тебе. Ты лучше всех в Британии сумеешь сберечь этого ребенка. – Он тяжело уронил ладони на подлокотники кресла. – Стало быть, решено. Перед тем, как сняться с лагеря, я еще отправлю королеве письмо, которым сообщу ей свою королевскую волю.
Я счел уместным спросить:
– А она согласится? Для женщины это нелегко, даже и для королевы.
– Она знает о моем решении и сделает, как я скажу. Но в одном она поступит по-своему: она захочет, чтобы младенец был окрещен.
Я покосился на алтарь Митры в глубине шатра.
– А ты не хочешь?
Он передернул плечами.
– Какая разница. Все равно на престоле ему не сидеть. А если уж сядет, то будет служить тем богам, каким молится его народ. – Он поглядел мне прямо в глаза и заключил: – Как мой брат.
Это был прямой вызов, но я от него уклонился и только спросил:
– А имя?
– Артур.
Имя было мне незнакомо, но прозвучало как эхо чего-то слышанного давным-давно. Не было ли в роду Игрейны римлян? Ну да, конечно. Артории – так, кажется, звались ее римские предки. Однако имя Артур я слышал где-то еще...
– Я позабочусь об этом, – сказал я. – А теперь, с твоего позволения, я тоже напишу письмо королеве. Ей будет легче в родах, если она получит заверение в моей преданности.
Он кивнул, затем встал и протянул руку за шлемом. На устах его появилась улыбка – слабый призрак злорадных усмешек, которыми он донимал меня в детстве.
– Не странно ли это, о Мерлин-бастард, что жизнь моего не в добрый час зачатого сына я доверяю единственному в королевстве человеку, у которого права на престол больше, чем у него? Тебе это не льстит?
– Нисколько. Ты был бы последним глупцом, если бы по сию пору не убедился, что я не стремлюсь к обладанию короной.
– Вот и моего бастарда обучи тому же, ладно? – Он кликнул через плечо слугу, потом опять обернулся ко мне. – Только смотри, черной магии своей его не учи.
– Раз он твой сын, магия не по его части, – сухо ответил я. – Я не буду учить его ничему сверх того, что ему необходимо и должно знать. Положись на мое слово.
И на том мы простились. Мы с Утером не слишком-то были расположены друг к другу, и тут уж ничего не поделаешь. Но нас связывало взаимное уважение, коренящееся в общности крови и в том, что мы оба, каждый по-своему, любили Амброзия и, каждый по-своему, служили ему. Мне бы надо было знать, что мы с ним, как две половинки одной шашки, можем, двигаться только вместе, хотим мы того или нет. Боги склонились над доской и ведут игру, а люди движутся под их пальцами, любят или убивают.
Мне бы надо было знать это раньше. Но я так привык улавливать голос богов в пламени и в звездах, что совсем разучился узнавать его в человеческом разговоре.
Ральф, один в шатре, под стражей, дожидался моего возвращения. Узнав, чем кончился мой разговор с Утером, он долго молчал, потом проговорил:
– Значит, так оно все и будет, как ты предсказал. Ты это знал заранее? Мне-то показалось, когда они везли нас сюда ночью, что ты боишься.
– Я и боялся. Но не того, что ты думаешь.
Я ожидал от него вопроса, но, как ни странно, он меня понял. Щеки его залила краска, он наклонил голову.
– Господин мой, я должен признаться... – Голос его звучал сдавленно. – Я очень ошибался в тебе. Вначале я думал... ведь ты не воин, и я считал тебя...
– Трусом? Знаю.
Он резко поднял голову.
– Ты знал? И мирился?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123