При том, что Лукашенко уже тогда ни одна уважающая себя международная организация к себе на порог не пускала, было очевидно, что если Путин и дальше, с подачи Смоленской площади, продолжит двигаться по этой скользкой дорожке, то очень скоро разделит судьбу своего белорусского дружка и заведет Россию в международную изоляцию.
* * *
А уж попытка Путина, по совету МИДа, сразу же после инаугурации обновить традиционные центрально-азиатские связи и вовсе закончилась для российского президента международным позором. В столице Туркменистана Ашхабаде старый партийный пахан Сапармурат Ниязов так опустил гэбэшного салагу Путина, что у того наверняка навсегда отбило охоту возвращаться в этот город. Эффектно разводя пальцами в громадных золотых перстнях, Туркменбаши Ниязов заставлял Путина шестерить, как мальчика:
– Да вы садитесь, присаживайтесь! И тут же:
– Да вы встаньте!
А уж когда Путин, начав выступать перед туркменским партхозактивом, попросил всех простить, если выйдет нескладно, Отец Всех Туркмен и вовсе расценил это как откровенную слабину нового русского баши и публично отымел гостя в лучших традициях:
– Вы не обращайте внимания, что он так выступал… Это – не потому, что он – такой… Он просто пока переживает… И мы с ним в дороге долго были… Но в душе он – прекрасный человек…– с презрительной улыбочкой объяснил все про Путина своим подданным султан советского типа.
Путин расстался с Ниязовым просто весь зеленый от злости.
Но злиться ему было не на кого, кроме как на себя самого и своих любимых внешнеполитических стратегов, непонятно зачем собственноручно организовавших российскому президенту это публичное унижение.
* * *
Но меня потрясло в Ашхабаде другое: Подсолнух. То есть огромная, метров двадцать высотой, статуя Сапармурата Ниязова из чистого золота, возвышающаяся на высоченной башне в центре главной площади страны. Как гордо подчеркивают местные чиновники, внутри статуя тоже – не полая, а полная. А Подсолнухом злые языки прозвали этого золотого идола потому, что с помощью специального механизма золотой Туркменбаши круглосуточно поворачивается лицом к Солнцу и тянет свои широко расставленные руки по очереди ко всем жителям страны.
А уж когда я смотрела на роскошные, как в персидских сказках, президентские дворцы с фонтанами по фасадам, сгруппированные на огромной площади посреди абсолютно нищего советского города с хрущобами, мне вообще все время хотелось ущипнуть себя, чтобы поверить, что все это – не дикий, причудливый сон, навеянный сорокаградусной среднеазиатской жарой Впрочем, ущипнули меня другие. Когда я, ожидая приезда Путина и Ниязова на этой самой площади, пошла в туалет (в президентский дворец по малой нужде без президентов, разумеется, не пускали, и пришлось выйти за оцепление и завернуть в первое же попавшееся государственное учреждение), передо мной чуть ли не на колени бросилась какая-то несчастная русская девушка:
– Я вас умоляю, помогите мне уехать из этой страны! Нас здесь убивают как кур, как только кто-то высовывает голову. Работы нет, живем в нищете, а уехать из страны мы не можем. Вы разве не знаете – они нам даже не дают загранпаспортов! Мы здесь как крепостные! И моих родных из Москвы сюда не впускают, визу не дают. Скажите Путину!
Я поняла, что девушка увидела на мне бэджик российской прессы и поэтому подумала, что я чем-то смогу помочь.
Но в этот самый момент возле нас, словно джинн из бутылки, появилась эсэсовского вида восточная женщина в штатском, и моя собеседница в мановение ока отскочила от меня, истерически прошептав:
– Сделайте вид, что я с вами ни о чем не разговаривала. Прошу вас! Иначе они меня убьют!
Это были последние слова, которые я от нее услышала. Девушка спешно удалилась за угол. А следом за ней – та азиатская эсэсовка в штатском. А я с гадким чувством собственной беспомощности вернулась назад, под Подсолнух, на президентскую площадь, в персидско-советскую сказку.
* * *
Вот в таком антураже, в одном из президентских дворцов Сапармурата Ниязова, мы и объяснились с Приходько после выхода моей статьи. Я, разумеется, не желала с ним больше разговаривать.
Но он, при большом скоплении прессы, подбежал ко мне и возбужденно затараторил:
– Лена! Я никогда в жизни не читал большей ерунды, чем в сегодняшней вашей статье! С чего вы взяли, что меня могут уволить?!
– А я никогда в жизни не слышала большей мерзости, чем то, что вы посмели произнести мне вчера, – спокойно возразила я и ушла.
Вопреки всем канонам официозного жанра за мной вслед побежал корреспондент ИТАР-ТАСС и выпалил:
– Какая ты молодец! Они действительно совсем уже распоясались!
Почему– то в эту минуту я почувствовала, что своей статьей заодно отомстила Приходько еще и за ту несчастную бесправную ашхабадскую девушку, с президентом которой кремлевский стратег почему-то счел лестным для Путина покрасоваться перед телекамерами.
Тяжелая шапка Чубайса
Как же я радовалась, когда в этом зловонном, густонаселенном кремлевском подземелье внезапно находила своих! В смысле – не мутантов, а таких же, как я, диггеров.
Как легко было заметить из предыдущих глав, замаскированные мутанты преобладали не только среди политиков, но даже и среди журналистов, – что особенно давило на беззащитную человеческую психику.
Но однажды, к несказанной радости, я совершила небывалое открытие: обнаружила совершенно обратный биологический вид среди чиновников – диггера, замаскированного под мутанта.
Тут я, конечно, нарушаю главное правило диггеров: своих не выдавать. Но в данном случае, деконспирация оправдана. К сожалению, по вполне трагической причине, которую я объясню чуть позже.
* * *
Сначала представьте себе следующую сценку. Город Иркутск. Обледеневшая взлетная полоса. На улице -20° и уже почти ночь. А несчастная обмороженная стайка журналистов кремлевского пула торчит на снегу уже минут сорок в ожидании прилета президента. На одном из журналистов нет шапки, и с каждой минутой он все больше и больше становится похож на генерала Карбышева. А когда президентский самолет наконец приземляется, из всей толпы чиновников, трусцой пробегающих в теплое здание аэропорта, только один человек замечает этого Карбышева. И не просто замечает, а подходит и насильно надевает на журналиста свою собственную меховую шапку, чтобы согреть его.
Правдоподобно звучит? По-моему, – явный бред.
Тем не менее в роли генерала Карбышева была я, а в роли чиновника – Анатолий Чубайс.
* * *
К тому моменту, как я открыла этот странный подвид кремлевской аномалии, мы были с Чубайсом едва знакомы. Впервые я нос к носу столкнулась с ним за два года до этого, в Кремле, в начале 1998-го, во время процедуры с красноречивым названием Послание президента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
* * *
А уж попытка Путина, по совету МИДа, сразу же после инаугурации обновить традиционные центрально-азиатские связи и вовсе закончилась для российского президента международным позором. В столице Туркменистана Ашхабаде старый партийный пахан Сапармурат Ниязов так опустил гэбэшного салагу Путина, что у того наверняка навсегда отбило охоту возвращаться в этот город. Эффектно разводя пальцами в громадных золотых перстнях, Туркменбаши Ниязов заставлял Путина шестерить, как мальчика:
– Да вы садитесь, присаживайтесь! И тут же:
– Да вы встаньте!
А уж когда Путин, начав выступать перед туркменским партхозактивом, попросил всех простить, если выйдет нескладно, Отец Всех Туркмен и вовсе расценил это как откровенную слабину нового русского баши и публично отымел гостя в лучших традициях:
– Вы не обращайте внимания, что он так выступал… Это – не потому, что он – такой… Он просто пока переживает… И мы с ним в дороге долго были… Но в душе он – прекрасный человек…– с презрительной улыбочкой объяснил все про Путина своим подданным султан советского типа.
Путин расстался с Ниязовым просто весь зеленый от злости.
Но злиться ему было не на кого, кроме как на себя самого и своих любимых внешнеполитических стратегов, непонятно зачем собственноручно организовавших российскому президенту это публичное унижение.
* * *
Но меня потрясло в Ашхабаде другое: Подсолнух. То есть огромная, метров двадцать высотой, статуя Сапармурата Ниязова из чистого золота, возвышающаяся на высоченной башне в центре главной площади страны. Как гордо подчеркивают местные чиновники, внутри статуя тоже – не полая, а полная. А Подсолнухом злые языки прозвали этого золотого идола потому, что с помощью специального механизма золотой Туркменбаши круглосуточно поворачивается лицом к Солнцу и тянет свои широко расставленные руки по очереди ко всем жителям страны.
А уж когда я смотрела на роскошные, как в персидских сказках, президентские дворцы с фонтанами по фасадам, сгруппированные на огромной площади посреди абсолютно нищего советского города с хрущобами, мне вообще все время хотелось ущипнуть себя, чтобы поверить, что все это – не дикий, причудливый сон, навеянный сорокаградусной среднеазиатской жарой Впрочем, ущипнули меня другие. Когда я, ожидая приезда Путина и Ниязова на этой самой площади, пошла в туалет (в президентский дворец по малой нужде без президентов, разумеется, не пускали, и пришлось выйти за оцепление и завернуть в первое же попавшееся государственное учреждение), передо мной чуть ли не на колени бросилась какая-то несчастная русская девушка:
– Я вас умоляю, помогите мне уехать из этой страны! Нас здесь убивают как кур, как только кто-то высовывает голову. Работы нет, живем в нищете, а уехать из страны мы не можем. Вы разве не знаете – они нам даже не дают загранпаспортов! Мы здесь как крепостные! И моих родных из Москвы сюда не впускают, визу не дают. Скажите Путину!
Я поняла, что девушка увидела на мне бэджик российской прессы и поэтому подумала, что я чем-то смогу помочь.
Но в этот самый момент возле нас, словно джинн из бутылки, появилась эсэсовского вида восточная женщина в штатском, и моя собеседница в мановение ока отскочила от меня, истерически прошептав:
– Сделайте вид, что я с вами ни о чем не разговаривала. Прошу вас! Иначе они меня убьют!
Это были последние слова, которые я от нее услышала. Девушка спешно удалилась за угол. А следом за ней – та азиатская эсэсовка в штатском. А я с гадким чувством собственной беспомощности вернулась назад, под Подсолнух, на президентскую площадь, в персидско-советскую сказку.
* * *
Вот в таком антураже, в одном из президентских дворцов Сапармурата Ниязова, мы и объяснились с Приходько после выхода моей статьи. Я, разумеется, не желала с ним больше разговаривать.
Но он, при большом скоплении прессы, подбежал ко мне и возбужденно затараторил:
– Лена! Я никогда в жизни не читал большей ерунды, чем в сегодняшней вашей статье! С чего вы взяли, что меня могут уволить?!
– А я никогда в жизни не слышала большей мерзости, чем то, что вы посмели произнести мне вчера, – спокойно возразила я и ушла.
Вопреки всем канонам официозного жанра за мной вслед побежал корреспондент ИТАР-ТАСС и выпалил:
– Какая ты молодец! Они действительно совсем уже распоясались!
Почему– то в эту минуту я почувствовала, что своей статьей заодно отомстила Приходько еще и за ту несчастную бесправную ашхабадскую девушку, с президентом которой кремлевский стратег почему-то счел лестным для Путина покрасоваться перед телекамерами.
Тяжелая шапка Чубайса
Как же я радовалась, когда в этом зловонном, густонаселенном кремлевском подземелье внезапно находила своих! В смысле – не мутантов, а таких же, как я, диггеров.
Как легко было заметить из предыдущих глав, замаскированные мутанты преобладали не только среди политиков, но даже и среди журналистов, – что особенно давило на беззащитную человеческую психику.
Но однажды, к несказанной радости, я совершила небывалое открытие: обнаружила совершенно обратный биологический вид среди чиновников – диггера, замаскированного под мутанта.
Тут я, конечно, нарушаю главное правило диггеров: своих не выдавать. Но в данном случае, деконспирация оправдана. К сожалению, по вполне трагической причине, которую я объясню чуть позже.
* * *
Сначала представьте себе следующую сценку. Город Иркутск. Обледеневшая взлетная полоса. На улице -20° и уже почти ночь. А несчастная обмороженная стайка журналистов кремлевского пула торчит на снегу уже минут сорок в ожидании прилета президента. На одном из журналистов нет шапки, и с каждой минутой он все больше и больше становится похож на генерала Карбышева. А когда президентский самолет наконец приземляется, из всей толпы чиновников, трусцой пробегающих в теплое здание аэропорта, только один человек замечает этого Карбышева. И не просто замечает, а подходит и насильно надевает на журналиста свою собственную меховую шапку, чтобы согреть его.
Правдоподобно звучит? По-моему, – явный бред.
Тем не менее в роли генерала Карбышева была я, а в роли чиновника – Анатолий Чубайс.
* * *
К тому моменту, как я открыла этот странный подвид кремлевской аномалии, мы были с Чубайсом едва знакомы. Впервые я нос к носу столкнулась с ним за два года до этого, в Кремле, в начале 1998-го, во время процедуры с красноречивым названием Послание президента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102