Он даже почувствовал запах ладана... тоже, вероятно, дело ее рук.
Он поспешно оделся. Оставаться в постели, спать - было немыслим". Потом он остановился посреди комнаты и скрестил руки. Ощущение присутствия Клары было в нем сильнее, чем когда-либо.
И вот он заговорил не громким голосом, но с торжественной медлительностью, как произносятся заклинания.
- Клара, - так начал он, - если ты точно здесь, если ты меня видишь, если ты меня слышишь - явись! Если эта власть, которую я чувствую над собою - точно твоя власть - явись! Если ты понимаешь, как горько я раскаиваюсь в том, что не понял, что оттолкнул тебя, явись! Если то, что я слышал - точно твой голос; если чувство, которое овладело мною - любовь; если ты теперь уверена, что я люблю тебя, я, который до сих пор не любил и не знал ни одной женщины; если ты знаешь, что я после твоей смерти полюбил тебя страстно, неотразимо, если ты не хочешь, чтобы я сошел с ума, - явись, Клара!
Аратов еще не успел произнести это последнее слово, как вдруг почувствовал, что кто-то быстро подошел к нему, сзади - как тогда, на бульваре - и положил ему руку на плечо. Он обернулся - и никого не увидел. Но то ощущение ее присутствия стало таким явственным, таким несомненным, что он опять торопливо оглянулся...
Что это?! На его кресле, в двух шагах от него, сидит женщина, вся в черном. Голова отклонена в сторону, как в стереоскопе... Это она! Это Клара! Но какое строгое, какое унылое лицо!
Аратов тихо опустился на колени. Да; он был прав тогда: ни испуга, ни радости не было в нем - ни даже удивления... Даже сердце его стало тише биться. Одно в нем было сознание, одно чувство: "А! наконец! наконец!"
- Клара, - заговорил он слабым, но ровным голосом, - отчего ты не смотришь на меня? Я знаю, что это ты... но ведь я могу подумать, что мое воображение создало образ, подобный тому... (Он указал рукою в направлении стереоскопа) Докажи мне, что это ты... обернись ко мне, посмотри на меня, Клара!
Рука Клары медленно приподнялась... и упала снова.
- Клара, Клара! обернись ко мне!
И голова Клары тихо повернулась, опущенные веки раскрылись, и темные зрачки ее глаз вперились в Аратова.
Он подался немного назад - и произнес одно протяжное, трепетное:
-А!
Клара пристально смотрела на него... но ее глаза, ее черты сохраняли прежнее задумчиво-строгое, почти недовольное выражение. С этим именно выражением на лице явилась она на эстраду в день литературного утра - прежде чем увидела Аратова. И так же, как в тот раз, она вдруг покраснела, лицо оживилось, вспыхнул взор - и радостная, торжествующая улыбка раскрыла ее губы...
- Я прощен! - воскликнул Аратов. - Ты победила... Возьми же меня! Ведь я твой - и ты моя!
Он ринулся к ней, он хотел поцеловать эти улыбающиеся, эти торжествующие губы - и он поцеловал их, он почувствовал их горячее прикосновение, он почувствовал даже влажный холодок ее зубов - и восторженный крик огласил полутемную комнату.
Вбежавшая Платонида Ивановна нашла его в обмороке. Он стоял на коленях; голова его лежала на кресле; протянутые вперед руки бессильно свисли, бледное лицо дышало упоением безмерного счастия.
Платонида Ивановна так и упала возле него, обняла его стан, залепетала:
- Яша! Яшенька! Яшененочек! - попыталась приподнять его своими костлявыми руками... он не шевелился. Тогда Платонида Ивановна принялась кричать не своим голосом. Вбежала служанка Вдвоем они кое-как его подняли, усадили, начали прыскать в него водою - да еще с образа... Он пришел в себя. Но на расспросы тетки он только улыбался - да с таким блаженным видом, что она еще пуще перетревожилась - и то его крестила, то себя... Аратов наконец отвел ее руку и все с тем же блаженным выраженьем на лице промолвил:
- Да, Платоша, что с вами?
- С тобой-то что, Яшенька?
- Со мной? Я счастлив... счастлив, Платоша... вот что со мной А теперь я желаю лечь да спать. - Он хотел было приподняться - но такую почувствовал в ногах, да и во всем теле, слабость, что без помощи тетки да служанки не был бы в состоянии раздеться - и лечь в постель. Зато он заснул очень скоро, сохраняя на лице все то же блаженно-восторженное выражение. Только лицо его было очень бледно.
18
Когда на следующее утро Платонида Ивановна вошла к нему - он находился все в том же положении... но слабость не прошла - и он даже предпочел остаться в постели. Бледность его лица особенно не понравилась Платониде Ивановне. "Что это, господи! - думалось ей, кровинки в лице нет, от бульона отказывается, лежит да посмеивается - и все уверяет, что здоровехонек!" Он отказался и от завтрака. "Что же это ты, Яша? - спрашивала она его, - так весь день и намерен пролежать?" - "А хоть бы и так?" - ответил ласково Аратов. Самая эта ласковость опять-таки не понравилась Платониде Ивановне. Аратов имел вид человека, который узнал великую, для него очень приятную тайну - и ревниво держит и хранит ее про себя. Он дожидался ночи - не то что с нетерпеньем, а с любопытством. "Что же далее? - спрашивал он себя, - что будет?" Изумляться, недоумевать он перестал; он не сомневался в том, что вступил в сообщение с Клгфой; что они любят друг друга... И в этом он не сомневался Только... что же может выйти из такой любви? Вспоминал он тот поцелуй... и чудный холод быстро и сладко пробегал по всем его членам. "Таким поцелуем, - думалось ему, - и Ромео и Джульетта не менялись! Но в другой раз я лучше выдержу... Я буду обладать ею. Она придет в венке из маленьких роз на черных кудрях.
Но как же дальше? Ведь вместе жить нам нельзя же? Стало быть, мне придется умереть, чтобы быть вместе с нею? Не за этим ли она приходила - и не так ли она хочет меня взять?
Ну так что же? Умереть - так умереть. Смерть теперь не страшит меня нисколько Уничтожить она меня ведь не может? Напротив, только так и там я буду счастлив... как не бьн счастлив в жизни, как и она не была... Ведь мы оба - нетронутые! О, этот поцелуй!
Платонида Ивановна то и дело заходила к Аратову в комнату; не беспокоила его вопросами - только взглядывала на него, шептала, вздыхала - и уходила опять. Но вот он отказался и от обеда... Это было уже из рук вон плохо. Старушка отправилась за своим знакомым участковым лекарем, в которого она верила только потому, что человек он был непьющий и женился на немке. Аратов удивился, когда она привела его к нему; но Платонида Ивановна так настойчиво стала просить своего Яшеньку позволить Парамону Парамонычу (так звали лекаря) осмотреть его - ну хоть для нее! - что Аратов согласился. Парамон Парамоньгч пощупал у него пульс, посмотрел на язык - кое-что порасспросил - и объявил, наконец, что необходимо нужно его "поавскутировать". Аратов был в таком повадливом настроении духа, что и на это согласился. Лекарь деликатно обнажил его грудь, деликатно постучал, послушал, похмыкал - прописал капли да микстуру, а главное:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Он поспешно оделся. Оставаться в постели, спать - было немыслим". Потом он остановился посреди комнаты и скрестил руки. Ощущение присутствия Клары было в нем сильнее, чем когда-либо.
И вот он заговорил не громким голосом, но с торжественной медлительностью, как произносятся заклинания.
- Клара, - так начал он, - если ты точно здесь, если ты меня видишь, если ты меня слышишь - явись! Если эта власть, которую я чувствую над собою - точно твоя власть - явись! Если ты понимаешь, как горько я раскаиваюсь в том, что не понял, что оттолкнул тебя, явись! Если то, что я слышал - точно твой голос; если чувство, которое овладело мною - любовь; если ты теперь уверена, что я люблю тебя, я, который до сих пор не любил и не знал ни одной женщины; если ты знаешь, что я после твоей смерти полюбил тебя страстно, неотразимо, если ты не хочешь, чтобы я сошел с ума, - явись, Клара!
Аратов еще не успел произнести это последнее слово, как вдруг почувствовал, что кто-то быстро подошел к нему, сзади - как тогда, на бульваре - и положил ему руку на плечо. Он обернулся - и никого не увидел. Но то ощущение ее присутствия стало таким явственным, таким несомненным, что он опять торопливо оглянулся...
Что это?! На его кресле, в двух шагах от него, сидит женщина, вся в черном. Голова отклонена в сторону, как в стереоскопе... Это она! Это Клара! Но какое строгое, какое унылое лицо!
Аратов тихо опустился на колени. Да; он был прав тогда: ни испуга, ни радости не было в нем - ни даже удивления... Даже сердце его стало тише биться. Одно в нем было сознание, одно чувство: "А! наконец! наконец!"
- Клара, - заговорил он слабым, но ровным голосом, - отчего ты не смотришь на меня? Я знаю, что это ты... но ведь я могу подумать, что мое воображение создало образ, подобный тому... (Он указал рукою в направлении стереоскопа) Докажи мне, что это ты... обернись ко мне, посмотри на меня, Клара!
Рука Клары медленно приподнялась... и упала снова.
- Клара, Клара! обернись ко мне!
И голова Клары тихо повернулась, опущенные веки раскрылись, и темные зрачки ее глаз вперились в Аратова.
Он подался немного назад - и произнес одно протяжное, трепетное:
-А!
Клара пристально смотрела на него... но ее глаза, ее черты сохраняли прежнее задумчиво-строгое, почти недовольное выражение. С этим именно выражением на лице явилась она на эстраду в день литературного утра - прежде чем увидела Аратова. И так же, как в тот раз, она вдруг покраснела, лицо оживилось, вспыхнул взор - и радостная, торжествующая улыбка раскрыла ее губы...
- Я прощен! - воскликнул Аратов. - Ты победила... Возьми же меня! Ведь я твой - и ты моя!
Он ринулся к ней, он хотел поцеловать эти улыбающиеся, эти торжествующие губы - и он поцеловал их, он почувствовал их горячее прикосновение, он почувствовал даже влажный холодок ее зубов - и восторженный крик огласил полутемную комнату.
Вбежавшая Платонида Ивановна нашла его в обмороке. Он стоял на коленях; голова его лежала на кресле; протянутые вперед руки бессильно свисли, бледное лицо дышало упоением безмерного счастия.
Платонида Ивановна так и упала возле него, обняла его стан, залепетала:
- Яша! Яшенька! Яшененочек! - попыталась приподнять его своими костлявыми руками... он не шевелился. Тогда Платонида Ивановна принялась кричать не своим голосом. Вбежала служанка Вдвоем они кое-как его подняли, усадили, начали прыскать в него водою - да еще с образа... Он пришел в себя. Но на расспросы тетки он только улыбался - да с таким блаженным видом, что она еще пуще перетревожилась - и то его крестила, то себя... Аратов наконец отвел ее руку и все с тем же блаженным выраженьем на лице промолвил:
- Да, Платоша, что с вами?
- С тобой-то что, Яшенька?
- Со мной? Я счастлив... счастлив, Платоша... вот что со мной А теперь я желаю лечь да спать. - Он хотел было приподняться - но такую почувствовал в ногах, да и во всем теле, слабость, что без помощи тетки да служанки не был бы в состоянии раздеться - и лечь в постель. Зато он заснул очень скоро, сохраняя на лице все то же блаженно-восторженное выражение. Только лицо его было очень бледно.
18
Когда на следующее утро Платонида Ивановна вошла к нему - он находился все в том же положении... но слабость не прошла - и он даже предпочел остаться в постели. Бледность его лица особенно не понравилась Платониде Ивановне. "Что это, господи! - думалось ей, кровинки в лице нет, от бульона отказывается, лежит да посмеивается - и все уверяет, что здоровехонек!" Он отказался и от завтрака. "Что же это ты, Яша? - спрашивала она его, - так весь день и намерен пролежать?" - "А хоть бы и так?" - ответил ласково Аратов. Самая эта ласковость опять-таки не понравилась Платониде Ивановне. Аратов имел вид человека, который узнал великую, для него очень приятную тайну - и ревниво держит и хранит ее про себя. Он дожидался ночи - не то что с нетерпеньем, а с любопытством. "Что же далее? - спрашивал он себя, - что будет?" Изумляться, недоумевать он перестал; он не сомневался в том, что вступил в сообщение с Клгфой; что они любят друг друга... И в этом он не сомневался Только... что же может выйти из такой любви? Вспоминал он тот поцелуй... и чудный холод быстро и сладко пробегал по всем его членам. "Таким поцелуем, - думалось ему, - и Ромео и Джульетта не менялись! Но в другой раз я лучше выдержу... Я буду обладать ею. Она придет в венке из маленьких роз на черных кудрях.
Но как же дальше? Ведь вместе жить нам нельзя же? Стало быть, мне придется умереть, чтобы быть вместе с нею? Не за этим ли она приходила - и не так ли она хочет меня взять?
Ну так что же? Умереть - так умереть. Смерть теперь не страшит меня нисколько Уничтожить она меня ведь не может? Напротив, только так и там я буду счастлив... как не бьн счастлив в жизни, как и она не была... Ведь мы оба - нетронутые! О, этот поцелуй!
Платонида Ивановна то и дело заходила к Аратову в комнату; не беспокоила его вопросами - только взглядывала на него, шептала, вздыхала - и уходила опять. Но вот он отказался и от обеда... Это было уже из рук вон плохо. Старушка отправилась за своим знакомым участковым лекарем, в которого она верила только потому, что человек он был непьющий и женился на немке. Аратов удивился, когда она привела его к нему; но Платонида Ивановна так настойчиво стала просить своего Яшеньку позволить Парамону Парамонычу (так звали лекаря) осмотреть его - ну хоть для нее! - что Аратов согласился. Парамон Парамоньгч пощупал у него пульс, посмотрел на язык - кое-что порасспросил - и объявил, наконец, что необходимо нужно его "поавскутировать". Аратов был в таком повадливом настроении духа, что и на это согласился. Лекарь деликатно обнажил его грудь, деликатно постучал, послушал, похмыкал - прописал капли да микстуру, а главное:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16