Романс этот произвел меньшее впечатление на публику, чем глинкинский; однако хлопанья было много... Особенно отличался Купфер: складывая ладони при ударе особым манером, в виде бочонка, он производил необыкновенно гулкий звук. Княгиня передала ему большой растрепанный букет с тем, чтобы он преподнес его певице; но она словно не заметила наклоненной фигуры Купфера, его вытянутой с букетом руки, повернулась и ушла, вторично не дождавшись пианиста, который поспешнее прежнего вскочил, чтобы ее проводить, и, оставшись ни при чем, так взмахнул волосами, как, вероятно, сам Лист никогда не взмахивал!
Во все время пения Аратов наблюдал лицо Клары Ему казалось. что глаза ее, сквозь прищуренные ресницы, были обращены опять таки на него, но его в особенности поразила неподвижность этого лица, лба, бровей - и только при ее страстном вскрике он заметил, как сквозь едва раскрытые губы тепло сверкнул ряд белых, тесно поставленных зубов. Купфер подошел к нему:
- Ну что, брат. как ты находишь? - спросил он, весь сияя удовольствием.
- Голос хороший, - ответил Аратов, - но она петь еще не умеет, настоящей школы нет. (Почему он это сказал и какое он сам имел понятие о "школе" - Господь ведает!)
Купфер удивился
- Школы нет, - повторил он с расстановкой... - Ну, это. Она еще подучиться может. Зато какая душа! Да вот погоди: ты ее в письме Татьяны послушаешь
Он отбежал прочь от Аратова, а тот подумал: "Душа! С этаким неподвижным лицом!" Он находил, что она и держится и движется, как намагнетизированная, как сомнамбула. И в то же время она несомненно... да! несомненно смотрит на него.
Между тем "утро" продолжалось. Толстый человек в очках появился опять; несмотря на свою серьезную наружность, он воображал себя комиком - и прочел сцену из Гоголя, не вызвавши на этот раз ни единого знака одобрения. Промелькнул опять флейтист, прогремел опять пианист, двенадцатилетний мальчик, напомаженный и завитой, но со следами слез на щеках, пропиликал какие-то вариации на скрипке. Странным могло показаться то, что в промежутках чтения и музыки из комнаты артистов изредка доносились отрывистые звуки валторны; между тем этот инструмент так и остался без употребления. Впоследствии выяснилось, что любитель, вызвавшийся играть на нем, заробел в момент выхода перед публикой. Вот наконец опять появилась Клара Милич.
Она держала в руке томик Пушкина; однако во время чтения ни разу в него не заглянула... Она явно робела; небольшая книжка слегка дрожала в ее пальцах. Аратов заметил так же выражение унылости, разлитое теперь по всем ее строгим чертам. Первый стих: "Я к вам пишу, чего же боле?" - она произнесла чрезвычайно просто, почти наивно - и с наивным, искренним, беспомощным жестом протянула обе руки вперед Потом она стада немного спешить; но уже начиная со стихов: "Другой! нет! Никому на свете не отдала бы сердца я!" - она овладела собою, оживилась - и когда она дошла до слов: "Вся жизнь моя была залогом свиданья верного с тобой", - ее до тех пор довольно глухой голос зазвенел восторженно и смело - а глаза ее так же смело и прямо вперились в Аратова. С таким же увлеченьем продолжала она и только к концу голос ее опять понизился - и в нем и на лице отразилась прежняя унылость. Последнее четверостишие она совсем, как говорится, скомкала томик Пушкина вдруг выскользнул из ее рук, и она поспешно удалилась
Публика принялась рукоплескать отчаянно, вызывать Один семинарист из малороссов, между прочим, так громогласно орал: "Мылыч! Мылыч" - что его сосед вежливо, с участьем попросил его "пощадить в себе будущего протодьякона!" Но Аратов тотчас встал и направился у выходу. Купфер нагнал его...
- Помилуй, куда же ты? - возопил он, - хочешь, я тебя представлю Кларе?
- Нет, спасибо, - торопливо возразил Аратов - и почти бегом пустился домой.
5
Странные, ему самому неясные ощущения волновали его. В сущности, чтение Клары тоже не совсем ему понравилось... хоть он и не мог себе отдать отчета: почему именно? Оно его беспокоило, это чтение, оно казалось ему резким, негармоническим... Оно как будто нарушало что-то в нем, являлось каким-то насилием. И эти пристальные, настойчивые, почти навязчивые взгляды - к чему они? Что они значат?
Скромность Аратова не допускала в нем даже мгновенной мысли о том, что он мог понравиться этой странной девушке, мог внушить ей чувство, похожее на любовь, на страсть! Да и он сам совсем не такою представлял себе ту, еще неведомую женщину, ту девушку, которой он отдастся весь, которая и его полюбит, станет его невестой, его женой... Он редко мечтал об этом: он и душой и телом был девственник; но чистый образ, возникавший тогда в его воображении, был навеян другим образом - образом его покойной матери, которую он едва помнил, но портрет которой он сохранял как святыню Портрет этот был писан акварелью, довольно искусно, приятельницей-соседкой; но сходство, по уверенью всех, было поразительное Такой же нежный профиль, такие добрые, светлые глаза, такие же шелковистые волосы, такую же улыбку, такое же ясное выражение должна была иметь та женщина, та девушка, которой он даже еще не осмеливался ожидать...
А эта черномазая, смуглая, с грубыми волосами, с усиками на губе, она, наверно, недобрая, взбалмошная... "Цыганка" (Аратов не мог придумать худшего выражения), что она ему?
И между тем Аратов не в силах был выкинуть из головы своей эту черномазую цыганку, пение и чтение и самая наружность которой ему не нравились. Он недоумевал, он сердился на себя. Незадолго перед тем он прочел роман Вальтера Скотта "Сен-Ронанские воды" (полное собрание сочинений Вальтера Скотта находилось в библиотеке его отца, который уважал в английском романисте серьезного, чуть не научного писателя) Героиня этого романа называется Кларой Мобрай Поэт сороковых годов, Красов, написал на нее стихотворение, оканчивающееся словами:
Несчастная Клара! безумная Клара! Несчастная Клара Мобрай!
Аратов знал также это стихотворение. И вот теперь эти слова беспрестанно приходили ему на память... "Несчастная Клара! безумная Клара!" (Оттого он и удивился так, когда Купфер назвал ему Клару Милич.) Сама Платоша заметила - не то чтобы перемену в настроении Якова, в нем, собственно, никакой перемены не произошло, - а что-то неладное в его взглядах, в его речах. Она осторожно расспросила его о литературном утре, на котором он присутствовал; пошептала, повздыхала, поглядела на него спереди, поглядела сбоку, сзади - и вдруг, хлопнув ладонями себе по ляжкам, воскликнула:
- Ну, Яша! Я вижу, в чем дело!
- Что такое? - переспросил Аратов.
- Ты, наверное, на этом утре встретил какую-нибудь из этих хво-стовозок... (Платонида Ивановна называла так всех барынь, носящих модные платья.) Рожица у ней смазливая - и так она ломается - и сяк кривляется (Платоша представила все это в лицах), и глазами такие круги описывает (и это она представила, проводя указательным пальцем большие круги по воздуху).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Во все время пения Аратов наблюдал лицо Клары Ему казалось. что глаза ее, сквозь прищуренные ресницы, были обращены опять таки на него, но его в особенности поразила неподвижность этого лица, лба, бровей - и только при ее страстном вскрике он заметил, как сквозь едва раскрытые губы тепло сверкнул ряд белых, тесно поставленных зубов. Купфер подошел к нему:
- Ну что, брат. как ты находишь? - спросил он, весь сияя удовольствием.
- Голос хороший, - ответил Аратов, - но она петь еще не умеет, настоящей школы нет. (Почему он это сказал и какое он сам имел понятие о "школе" - Господь ведает!)
Купфер удивился
- Школы нет, - повторил он с расстановкой... - Ну, это. Она еще подучиться может. Зато какая душа! Да вот погоди: ты ее в письме Татьяны послушаешь
Он отбежал прочь от Аратова, а тот подумал: "Душа! С этаким неподвижным лицом!" Он находил, что она и держится и движется, как намагнетизированная, как сомнамбула. И в то же время она несомненно... да! несомненно смотрит на него.
Между тем "утро" продолжалось. Толстый человек в очках появился опять; несмотря на свою серьезную наружность, он воображал себя комиком - и прочел сцену из Гоголя, не вызвавши на этот раз ни единого знака одобрения. Промелькнул опять флейтист, прогремел опять пианист, двенадцатилетний мальчик, напомаженный и завитой, но со следами слез на щеках, пропиликал какие-то вариации на скрипке. Странным могло показаться то, что в промежутках чтения и музыки из комнаты артистов изредка доносились отрывистые звуки валторны; между тем этот инструмент так и остался без употребления. Впоследствии выяснилось, что любитель, вызвавшийся играть на нем, заробел в момент выхода перед публикой. Вот наконец опять появилась Клара Милич.
Она держала в руке томик Пушкина; однако во время чтения ни разу в него не заглянула... Она явно робела; небольшая книжка слегка дрожала в ее пальцах. Аратов заметил так же выражение унылости, разлитое теперь по всем ее строгим чертам. Первый стих: "Я к вам пишу, чего же боле?" - она произнесла чрезвычайно просто, почти наивно - и с наивным, искренним, беспомощным жестом протянула обе руки вперед Потом она стада немного спешить; но уже начиная со стихов: "Другой! нет! Никому на свете не отдала бы сердца я!" - она овладела собою, оживилась - и когда она дошла до слов: "Вся жизнь моя была залогом свиданья верного с тобой", - ее до тех пор довольно глухой голос зазвенел восторженно и смело - а глаза ее так же смело и прямо вперились в Аратова. С таким же увлеченьем продолжала она и только к концу голос ее опять понизился - и в нем и на лице отразилась прежняя унылость. Последнее четверостишие она совсем, как говорится, скомкала томик Пушкина вдруг выскользнул из ее рук, и она поспешно удалилась
Публика принялась рукоплескать отчаянно, вызывать Один семинарист из малороссов, между прочим, так громогласно орал: "Мылыч! Мылыч" - что его сосед вежливо, с участьем попросил его "пощадить в себе будущего протодьякона!" Но Аратов тотчас встал и направился у выходу. Купфер нагнал его...
- Помилуй, куда же ты? - возопил он, - хочешь, я тебя представлю Кларе?
- Нет, спасибо, - торопливо возразил Аратов - и почти бегом пустился домой.
5
Странные, ему самому неясные ощущения волновали его. В сущности, чтение Клары тоже не совсем ему понравилось... хоть он и не мог себе отдать отчета: почему именно? Оно его беспокоило, это чтение, оно казалось ему резким, негармоническим... Оно как будто нарушало что-то в нем, являлось каким-то насилием. И эти пристальные, настойчивые, почти навязчивые взгляды - к чему они? Что они значат?
Скромность Аратова не допускала в нем даже мгновенной мысли о том, что он мог понравиться этой странной девушке, мог внушить ей чувство, похожее на любовь, на страсть! Да и он сам совсем не такою представлял себе ту, еще неведомую женщину, ту девушку, которой он отдастся весь, которая и его полюбит, станет его невестой, его женой... Он редко мечтал об этом: он и душой и телом был девственник; но чистый образ, возникавший тогда в его воображении, был навеян другим образом - образом его покойной матери, которую он едва помнил, но портрет которой он сохранял как святыню Портрет этот был писан акварелью, довольно искусно, приятельницей-соседкой; но сходство, по уверенью всех, было поразительное Такой же нежный профиль, такие добрые, светлые глаза, такие же шелковистые волосы, такую же улыбку, такое же ясное выражение должна была иметь та женщина, та девушка, которой он даже еще не осмеливался ожидать...
А эта черномазая, смуглая, с грубыми волосами, с усиками на губе, она, наверно, недобрая, взбалмошная... "Цыганка" (Аратов не мог придумать худшего выражения), что она ему?
И между тем Аратов не в силах был выкинуть из головы своей эту черномазую цыганку, пение и чтение и самая наружность которой ему не нравились. Он недоумевал, он сердился на себя. Незадолго перед тем он прочел роман Вальтера Скотта "Сен-Ронанские воды" (полное собрание сочинений Вальтера Скотта находилось в библиотеке его отца, который уважал в английском романисте серьезного, чуть не научного писателя) Героиня этого романа называется Кларой Мобрай Поэт сороковых годов, Красов, написал на нее стихотворение, оканчивающееся словами:
Несчастная Клара! безумная Клара! Несчастная Клара Мобрай!
Аратов знал также это стихотворение. И вот теперь эти слова беспрестанно приходили ему на память... "Несчастная Клара! безумная Клара!" (Оттого он и удивился так, когда Купфер назвал ему Клару Милич.) Сама Платоша заметила - не то чтобы перемену в настроении Якова, в нем, собственно, никакой перемены не произошло, - а что-то неладное в его взглядах, в его речах. Она осторожно расспросила его о литературном утре, на котором он присутствовал; пошептала, повздыхала, поглядела на него спереди, поглядела сбоку, сзади - и вдруг, хлопнув ладонями себе по ляжкам, воскликнула:
- Ну, Яша! Я вижу, в чем дело!
- Что такое? - переспросил Аратов.
- Ты, наверное, на этом утре встретил какую-нибудь из этих хво-стовозок... (Платонида Ивановна называла так всех барынь, носящих модные платья.) Рожица у ней смазливая - и так она ломается - и сяк кривляется (Платоша представила все это в лицах), и глазами такие круги описывает (и это она представила, проводя указательным пальцем большие круги по воздуху).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16