В один прекрасный день на Оздве станет так же тесно, как и теперь на Земле.
И поправил себя: тесно-то тесно, но не жукам-кикиморам. Если «Гавриил» исполнит свое предназначение, туземцев заместят выходцы из Союза ВВЗ.
Нехорошо стало, и мысль пришла - антиистинная, само собой, - что дело задумано прегадкое. Какое право имеют существа с другой планеты лезть сюда и затевать истребление местных жителей?
Впередник объявил, что имеют. А имеют ли?
- Нам вон туда, - сказал Лопушок.
И указал на дом впереди. Трехэтажный, по виду немного похожий на зиккурат, с арочными спусками с верхних этажей до земли. Так жильцам удобнее. Во многих старых домах Сиддо, в том числе и в этом, внутренних лестничных клеток не было, жильцы попадали из квартир прямо на улицу и обратно именно благодаря таким ступенчатым арочным спускам.
Хотя дом был и старый, у кабака имелась на первом этаже вполне современная, большая и яркая электрифицированная вывеска над входной дверью.
- «Счастливый дол Каменюки», - перевел Лопушок затейливые письменные знаки.
Сам кабак был в полуподвале. Хэл последовал за жучей, стараясь потверже ступать по лесенке вниз, откуда тянуло спиртным духом. И остановился при входе.
Не меньше, чем сильный сивушный запах, досаждало уханье непривычной музыки и слитный, давящий гул голосов. Трудясь за шестиугольными столиками, жучи тянулись друг к дружке поверх объемистых оловянных кружек, силились перекричать шум и кричали сами. Кто-то невпопад размахивал руками, кто-то заводил здравицы, кто-то подпевал. Прошмыгнула официантка с полотенцем - стол вытереть. Пригнулась - и получила звонкий шлепок по заду от жизнерадостного, зеленорожего, пузатого жучи. Его компания дружно загоготала, разинув четверогубые рты. Официантка тоже захохотала, что-то сказала толстяку, видно, так отбрила, что народ за соседними столиками радостно взревел.
На возвышении в конце зала пятеро виртуозов лабали что-то быстрое и диковатое. Три инструмента напомнили Хэлу земные: арфу, трубу и барабан. Четвертый лабух сам звуков не издавал, а то и дело суковатым дрючком терзал запертую в клетке тварь, похожую на саранчука, но размером с крысу. Понукаемая букаха расправляла надкрылья поверх задних ног и, четырехкратно стрекотнув, длинно и пронзительно взвизгивала пилой так, что челюсти сводило.
Пятый виртуоз накачивал мехами пузырь с тремя короткими тонкими дудками. Дудки оглушительно верещали.
Оказалось, что Лопушок кричит.
- Не примите, не сочтите этот гвалт за нашу типичную музыку. Это дешевая халтура для простонародья. Вот на днях приглашу, отведу вас на сим фонический концерт, и вы сами убедитесь, услышите, что такое наша лучшая музыка.
Жуча провел человека через зал в один из кабинетиков за портьерами, они тянулись вдоль трех стен. Сели. Подбежала официантка. Лоб и носище хоботом у нее лоснились от пота.
- Пока не принесут, не подадут, не снимайте маски, - сказал Лопушок. - Подадут - мы задернем занавеску, и тогда воля ваша.
Официантка что-то произнесла по-жучиному.
Лопушок, изображая любезного хозяина, повторил по-американски:
- Пиво, вино или таракановка. Лично я в рот не беру ни первого, ни второго. Это для-а… бабья и малолеток.
Не ударять же в грязь лицом! И Хэл с напускной лихостью объявил:
- Само собою, третье.
Лопушок показал два пальца. Официантка мигом доставила две здоровенные кружки. Жуча потянулся носищем к кружке и шумно принюхался. Зажмурился от удовольствия, поднял кружку и надолго присосался. Наконец отставил посудину, утробно рыгнул, причмокнул губами. И промычал:
- Глотнул с приветом - икнул с ответом.
Хэла чуть не вывернуло. В детстве за неумение сдерживать отрыжку драли его много раз и без пощады.
- Хэл, а вы-то что не пьете, не опрокидываете? - удивился Лопушок.
Ярроу убитым голосом произнес:
- Дамифино.
То есть по-сиддийски: «Авось, не повредит».
И хлебнул.
Пламя хлынуло вниз по глотке, как вулканическая лава. И что твой вулкан, взорвался Хэл. Со всхрапом, со взвизгом. Водка прыснула изо рта и смешалась с брызнувшими из зажмуренных глаз слезами.
- Хороша, - преспокойно сказал Лопушок.
- Хороша, - еле выдавил Хэл. Глотка горела, спасу нет. Большую часть жижи он выплюнул, но сколько-то все же попало внутрь и почему-то в ноги, и оттуда пошел ходить враскачку горячий приливной вал, будто в голове закружила невидимая луна, изнутри колотя и обдирая череп.
- Еще по разу.
Со вторым заходом Хэл справился лучше, по крайней мере, внешне - не кашлял, не прыснул изо рта. Кишки скрутило - испугался, что осрамится. Несколько раз судорожно вздохнул и понял: водка вроде бы осталась внутри. И тут как стебанет отрыжка! Огненная лава взмыла в глотку - не остановить.
- Извините, - пробормотал он, залившись краской.
- А за что? - спросил Лопушок.
Определенно, ничего смешнее Хэл в жизни не слыхал. Рассмеялся во всю глотку и еще раз потянул из кружки. Чем быстрее с ней будет покончено, тем раньше будет куплена бутылка для Жанетты, тем скорее он вернется домой - и хоть остаток ночи, а все равно достанется ему.
Когда в кружке осталось около половины, дошло, что Лопушок почему-то невнятно и издалека, будто с того конца длинного туннеля, спрашивает, не желательно ли Хэлу глянуть, как изготовляется спиртное.
- Буверняк, - сказал Хэл.
Встал, но, чтобы устоять, пришлось хвататься за край столешницы. А жуча бубнил:
- Маску наденьте. Интерес к землянам все еще силен. Неохота весь вечер отвечать на вопросы. Еще пристанут, чтобы мы пили с ними за компанию.
Протиснувшись сквозь шумное сборище, вошли в заднюю комнату. Лопушок повел рукой.
- Глядите, смотрите! Это кесарубу.
Хэл глянул. Если бы все запреты оставались при нем, его кубарем выкинуло бы отсюда. Но их частично смыло спиртным потопом, а вот любопытство - любопытство осталось.
На стуле боком к столу сидела тварь, которую на первый взгляд можно было принять за жука-кикимору. Тот же белесый вихор, та же лысая башка, те же носище и четверогубый рот. То же округлое туловище и то же непомерное брюхо, что у некоторых оздвийцев.
Но если вглядеться, то при ярком свете голой лампочки под потолком было видно, что у твари - светло-зеленого оттенка жесткий хитиновый покров. Из-под длинного плаща торчали голые руки и ноги. Не гладкой кожей покрытые, а членистые, с перехватами, с изломами, как железные печные трубы.
Лопушок заговорил с тварью. Кое-какие слова Хэл понял, остальные угадал.
- Утютю, это мистер Ярроу. Утютю, скажи: «Здравствуйте, мистер Ярроу».
На Хэла уставились огромные голубые глазища. От жучьих почти не отличить, но уж вовсе нечеловеческие, в высшей степени насекомоподобные.
- Здравствуйте, мистер Ярроу, - будто попугай, проскрипел Утютю.
- Скажи мистеру Ярроу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
И поправил себя: тесно-то тесно, но не жукам-кикиморам. Если «Гавриил» исполнит свое предназначение, туземцев заместят выходцы из Союза ВВЗ.
Нехорошо стало, и мысль пришла - антиистинная, само собой, - что дело задумано прегадкое. Какое право имеют существа с другой планеты лезть сюда и затевать истребление местных жителей?
Впередник объявил, что имеют. А имеют ли?
- Нам вон туда, - сказал Лопушок.
И указал на дом впереди. Трехэтажный, по виду немного похожий на зиккурат, с арочными спусками с верхних этажей до земли. Так жильцам удобнее. Во многих старых домах Сиддо, в том числе и в этом, внутренних лестничных клеток не было, жильцы попадали из квартир прямо на улицу и обратно именно благодаря таким ступенчатым арочным спускам.
Хотя дом был и старый, у кабака имелась на первом этаже вполне современная, большая и яркая электрифицированная вывеска над входной дверью.
- «Счастливый дол Каменюки», - перевел Лопушок затейливые письменные знаки.
Сам кабак был в полуподвале. Хэл последовал за жучей, стараясь потверже ступать по лесенке вниз, откуда тянуло спиртным духом. И остановился при входе.
Не меньше, чем сильный сивушный запах, досаждало уханье непривычной музыки и слитный, давящий гул голосов. Трудясь за шестиугольными столиками, жучи тянулись друг к дружке поверх объемистых оловянных кружек, силились перекричать шум и кричали сами. Кто-то невпопад размахивал руками, кто-то заводил здравицы, кто-то подпевал. Прошмыгнула официантка с полотенцем - стол вытереть. Пригнулась - и получила звонкий шлепок по заду от жизнерадостного, зеленорожего, пузатого жучи. Его компания дружно загоготала, разинув четверогубые рты. Официантка тоже захохотала, что-то сказала толстяку, видно, так отбрила, что народ за соседними столиками радостно взревел.
На возвышении в конце зала пятеро виртуозов лабали что-то быстрое и диковатое. Три инструмента напомнили Хэлу земные: арфу, трубу и барабан. Четвертый лабух сам звуков не издавал, а то и дело суковатым дрючком терзал запертую в клетке тварь, похожую на саранчука, но размером с крысу. Понукаемая букаха расправляла надкрылья поверх задних ног и, четырехкратно стрекотнув, длинно и пронзительно взвизгивала пилой так, что челюсти сводило.
Пятый виртуоз накачивал мехами пузырь с тремя короткими тонкими дудками. Дудки оглушительно верещали.
Оказалось, что Лопушок кричит.
- Не примите, не сочтите этот гвалт за нашу типичную музыку. Это дешевая халтура для простонародья. Вот на днях приглашу, отведу вас на сим фонический концерт, и вы сами убедитесь, услышите, что такое наша лучшая музыка.
Жуча провел человека через зал в один из кабинетиков за портьерами, они тянулись вдоль трех стен. Сели. Подбежала официантка. Лоб и носище хоботом у нее лоснились от пота.
- Пока не принесут, не подадут, не снимайте маски, - сказал Лопушок. - Подадут - мы задернем занавеску, и тогда воля ваша.
Официантка что-то произнесла по-жучиному.
Лопушок, изображая любезного хозяина, повторил по-американски:
- Пиво, вино или таракановка. Лично я в рот не беру ни первого, ни второго. Это для-а… бабья и малолеток.
Не ударять же в грязь лицом! И Хэл с напускной лихостью объявил:
- Само собою, третье.
Лопушок показал два пальца. Официантка мигом доставила две здоровенные кружки. Жуча потянулся носищем к кружке и шумно принюхался. Зажмурился от удовольствия, поднял кружку и надолго присосался. Наконец отставил посудину, утробно рыгнул, причмокнул губами. И промычал:
- Глотнул с приветом - икнул с ответом.
Хэла чуть не вывернуло. В детстве за неумение сдерживать отрыжку драли его много раз и без пощады.
- Хэл, а вы-то что не пьете, не опрокидываете? - удивился Лопушок.
Ярроу убитым голосом произнес:
- Дамифино.
То есть по-сиддийски: «Авось, не повредит».
И хлебнул.
Пламя хлынуло вниз по глотке, как вулканическая лава. И что твой вулкан, взорвался Хэл. Со всхрапом, со взвизгом. Водка прыснула изо рта и смешалась с брызнувшими из зажмуренных глаз слезами.
- Хороша, - преспокойно сказал Лопушок.
- Хороша, - еле выдавил Хэл. Глотка горела, спасу нет. Большую часть жижи он выплюнул, но сколько-то все же попало внутрь и почему-то в ноги, и оттуда пошел ходить враскачку горячий приливной вал, будто в голове закружила невидимая луна, изнутри колотя и обдирая череп.
- Еще по разу.
Со вторым заходом Хэл справился лучше, по крайней мере, внешне - не кашлял, не прыснул изо рта. Кишки скрутило - испугался, что осрамится. Несколько раз судорожно вздохнул и понял: водка вроде бы осталась внутри. И тут как стебанет отрыжка! Огненная лава взмыла в глотку - не остановить.
- Извините, - пробормотал он, залившись краской.
- А за что? - спросил Лопушок.
Определенно, ничего смешнее Хэл в жизни не слыхал. Рассмеялся во всю глотку и еще раз потянул из кружки. Чем быстрее с ней будет покончено, тем раньше будет куплена бутылка для Жанетты, тем скорее он вернется домой - и хоть остаток ночи, а все равно достанется ему.
Когда в кружке осталось около половины, дошло, что Лопушок почему-то невнятно и издалека, будто с того конца длинного туннеля, спрашивает, не желательно ли Хэлу глянуть, как изготовляется спиртное.
- Буверняк, - сказал Хэл.
Встал, но, чтобы устоять, пришлось хвататься за край столешницы. А жуча бубнил:
- Маску наденьте. Интерес к землянам все еще силен. Неохота весь вечер отвечать на вопросы. Еще пристанут, чтобы мы пили с ними за компанию.
Протиснувшись сквозь шумное сборище, вошли в заднюю комнату. Лопушок повел рукой.
- Глядите, смотрите! Это кесарубу.
Хэл глянул. Если бы все запреты оставались при нем, его кубарем выкинуло бы отсюда. Но их частично смыло спиртным потопом, а вот любопытство - любопытство осталось.
На стуле боком к столу сидела тварь, которую на первый взгляд можно было принять за жука-кикимору. Тот же белесый вихор, та же лысая башка, те же носище и четверогубый рот. То же округлое туловище и то же непомерное брюхо, что у некоторых оздвийцев.
Но если вглядеться, то при ярком свете голой лампочки под потолком было видно, что у твари - светло-зеленого оттенка жесткий хитиновый покров. Из-под длинного плаща торчали голые руки и ноги. Не гладкой кожей покрытые, а членистые, с перехватами, с изломами, как железные печные трубы.
Лопушок заговорил с тварью. Кое-какие слова Хэл понял, остальные угадал.
- Утютю, это мистер Ярроу. Утютю, скажи: «Здравствуйте, мистер Ярроу».
На Хэла уставились огромные голубые глазища. От жучьих почти не отличить, но уж вовсе нечеловеческие, в высшей степени насекомоподобные.
- Здравствуйте, мистер Ярроу, - будто попугай, проскрипел Утютю.
- Скажи мистеру Ярроу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48