Но вот поди ж ты -
прогнать сиделку В. теперь уже никак не в состоянии.
МИГРАНТЫ
Ева Чижик, моя давняя симпатия, всем сезонам предпочитает осень, и
даже не просто осень, а самую позднюю, совершенно ностальгическую пору
обнажения и смерти. Я не могу представить ее иначе, как в окружении
ледяных ноябрьских туманов и свирепых предзимних заморозков, когда
невинный парковый газон становится жухлым и жестким, как щетина покойника.
Ева Чижик, на мой взгляд, даже не прочь померзнуть до известной степени,
во всяком случае в дощатой мансарде, где мы иногда снимаем комнатку для
встреч, она частенько выскакивает из-под одеяла - как я ее ни удерживаю -
и стоит у окна на фоне угрюмой сизой облачности, пока у нее от холода не
окаменеют пунцовые соски.
Ева любит осенний стиль. Ей к лицу все эти балахоны, плащи, капюшоны,
зонты, сапоги-мокроступы, непромокаемые пуховые куртки, стеганые шапки с
козырьком. Обычно она поджидает меня, укрывшись за решетчатым витражом
вокзала от резкой ледяной сечки, полосующей лужи. Ей идут холода, она
по-особому свежа и упруга, словно - не подберу другого сравнения - банан
из холодильника. Надо сказать, она никогда особенно и не разогревается,
даже после самых жарких ласк Ева на ощупь прохладна, словно наяда.
Как всякая подлинная женщина, Ева хочет, чтобы однажды понравившееся
оставалось с нею всегда. Поэтому вся жизнь Евы проходит в скитаньях, в
миграциях за зоной осени, смещающейся от севера к югу и наоборот. Иной раз
мне думается, что Ева Чижик избрала такую вот кочевую жизнь лишь потому,
что по великой случайности ей как-то выпало одеться впору именно для осени
- бывают иногда такие удачные заходы в универмаг, - а дальше она решила
просто поддерживать этот стиль, не рискуя обновлять гардероб полностью для
лета, или же для зимы, попросту дрейфуя вместе с сезоном по пространству
нашего края. Ева - кочевник, постоянный обитатель аэропортов и гостиниц,
где из-за туманов и нелетной погоды она проводит почти все время. Сумка
через плечо, маленький замшевый ридикюль, чемоданчик на роликах, зонт в
футляре - и в порывистых объятьях ощущение девичьего тела под
напластованиями синтетических одежек.
Жаль, что мы встречаемся так редко, лишь однажды в год, но у меня
свои привязанности. Каждый год с наступлением зимы я перемещаюсь в летний
пояс, где с компанией себе подобных коротаю время до разгула летних дней в
наших широтах.
ДОМ СВИДАНИЙ
Еще о любви, или о том, какой вид принимает порой это неистребимое
чувство. Фаина, любовь Смирина - ладная шатенка с очаровательным бледным
личиком. Сначала он даже не верил, что такая женщина может обратить на
него, во всех отношениях заурядного мужика, какое-то внимание, и первые
дни их связи были омрачены именно этим его скепсисом, подозрительностью и
высматриванием скрытых целей. В дальнейшем все растворилось в чувстве.
Фаина звонит Смирину:
- Привет. Ты сегодня как обычно?
- Да, белка.
- Тогда я тебя жду. Записалась заранее - восемнадцатая.
- Ого! Умница, как тебе удалось? Ведь открывают в десять.
- Была рядом, вот и заглянула по пути... Так придешь?
- Считай, что я уже там.
- Ну, пока. Целую.
Остаток дня у Смирина как в тумане - Фаина застит ему взор, он видит
ее короткую прическу, ее брови, ее рот - крупноватый, пожалуй, но чудесной
формы, - вырез блузки, мочку уха с сережкой, словом, все, что удается
увидеть сквозь захватанное пальцами, толстенное стекло в комнате свиданий.
Может показаться, что основное неудобство Дома свиданий - это присутствие
множества других пар по обеим сторонам перегородки, но влюбленных тяготит
другое - микрофонная связь, она сделана уж очень по-дурацки. То, что
предназначается собеседнику, воспроизводится громкоговорителем по эту
сторону, причем, чем тише сказанное, тем громче звук, и самые нежные
перешептывания огромные динамики превращают в грохот обвала. Напротив, то,
что говорит Фаина, еле доносится сюда, и Смирин, словно глухонемой,
пытается разобрать слова по движениям губ.
- Соскучилась, - говорит Фаина.
- Что? - переспрашивает он (Что? Что? Что? - вопят динамики, и люди
поглядывают недовольно в их сторону).
- Соскучилась по тебе! Я не могу без тебя больше, - кричит Фаина.
- Прелесть моя! Я тебя обожаю! - надсаживается Смирин, но из-за
гнусной этой акустики, слова его не доходят до любимой.
- Что ты говоришь? - переспрашивает она в свою очередь.
Стоит гвалт. Вдоль строя влюбленных похаживает служащая в форме, она
засекает время и урезонивает чересчур раскричавшихся - сейчас она вежливо
теснит к выходу заплаканную девушку. Проходя мимо Смирина, басит:
- Закругляйтесь, мужчина.
- Ну, мне пора, любимая - (Любимая!! ...бимая! ...бимая!) - До
завтра! - орет Смирин на прощанье. Фаина молча машет рукой, они
оглядываются, идя к выходу, каждый на своей стороне.
Едучи к себе, Смирин в который уже раз отмечает эту невероятную удачу
- ведь Дом свиданий расположен как раз на полпути по дороге домой, в точке
пересечения их ежедневных маршрутов, и, значит, эти свидания, эта любовь
могут продлиться вечно. Вечно, - шепчет Смирин, глядя в запыленное окно
рейсового автобуса.
ШОССЕ
Неподалеку от моего жилья проложили дорогу, шоссе - удивительную
дорогу. Она настолько широка, что никому и в голову не придет двигаться
вдоль по ней, разве что перейти ее поперек, но это практически невозможно:
во всю ширину трассы движется транспорт, и оттуда холодно поглядывают на
нас - столпившихся у перехода - обитатели машин. Конечно же, здесь есть
светофор с кнопкой, как и во всех подобных местах, однако он не действует
- то ли неисправен, то ли никто не догадывается включить - и вот мы
простаиваем здесь часами, да и на противоположной стороне, отсюда видно
сквозь дымку выхлопных газов, тоже собралась толпа. Я уже давно приметил
там молоденькую блондинку в темных очках и несколько раз делал ей знаки;
она, вроде, мне тоже симпатизирует, но плохо то, что начинает смеркаться,
а в темноте вряд ли кто рискнет форсировать этот ад. Другой бы уже давно
плюнул и вернулся домой, но - странное дело - то ли блондинка, то ли азарт
удерживают меня у бровки ревущей трассы - а вдруг перейду?
И так, наверное, думает каждый, пока мы стоим здесь, у мчащегося
шоссе, в густеющих сумерках, под черной покосившейся крестовиной
неисправного светофора...
КОРНЕТ ТРОЕКУРОВ
Как там у вашего крестьянского гения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
прогнать сиделку В. теперь уже никак не в состоянии.
МИГРАНТЫ
Ева Чижик, моя давняя симпатия, всем сезонам предпочитает осень, и
даже не просто осень, а самую позднюю, совершенно ностальгическую пору
обнажения и смерти. Я не могу представить ее иначе, как в окружении
ледяных ноябрьских туманов и свирепых предзимних заморозков, когда
невинный парковый газон становится жухлым и жестким, как щетина покойника.
Ева Чижик, на мой взгляд, даже не прочь померзнуть до известной степени,
во всяком случае в дощатой мансарде, где мы иногда снимаем комнатку для
встреч, она частенько выскакивает из-под одеяла - как я ее ни удерживаю -
и стоит у окна на фоне угрюмой сизой облачности, пока у нее от холода не
окаменеют пунцовые соски.
Ева любит осенний стиль. Ей к лицу все эти балахоны, плащи, капюшоны,
зонты, сапоги-мокроступы, непромокаемые пуховые куртки, стеганые шапки с
козырьком. Обычно она поджидает меня, укрывшись за решетчатым витражом
вокзала от резкой ледяной сечки, полосующей лужи. Ей идут холода, она
по-особому свежа и упруга, словно - не подберу другого сравнения - банан
из холодильника. Надо сказать, она никогда особенно и не разогревается,
даже после самых жарких ласк Ева на ощупь прохладна, словно наяда.
Как всякая подлинная женщина, Ева хочет, чтобы однажды понравившееся
оставалось с нею всегда. Поэтому вся жизнь Евы проходит в скитаньях, в
миграциях за зоной осени, смещающейся от севера к югу и наоборот. Иной раз
мне думается, что Ева Чижик избрала такую вот кочевую жизнь лишь потому,
что по великой случайности ей как-то выпало одеться впору именно для осени
- бывают иногда такие удачные заходы в универмаг, - а дальше она решила
просто поддерживать этот стиль, не рискуя обновлять гардероб полностью для
лета, или же для зимы, попросту дрейфуя вместе с сезоном по пространству
нашего края. Ева - кочевник, постоянный обитатель аэропортов и гостиниц,
где из-за туманов и нелетной погоды она проводит почти все время. Сумка
через плечо, маленький замшевый ридикюль, чемоданчик на роликах, зонт в
футляре - и в порывистых объятьях ощущение девичьего тела под
напластованиями синтетических одежек.
Жаль, что мы встречаемся так редко, лишь однажды в год, но у меня
свои привязанности. Каждый год с наступлением зимы я перемещаюсь в летний
пояс, где с компанией себе подобных коротаю время до разгула летних дней в
наших широтах.
ДОМ СВИДАНИЙ
Еще о любви, или о том, какой вид принимает порой это неистребимое
чувство. Фаина, любовь Смирина - ладная шатенка с очаровательным бледным
личиком. Сначала он даже не верил, что такая женщина может обратить на
него, во всех отношениях заурядного мужика, какое-то внимание, и первые
дни их связи были омрачены именно этим его скепсисом, подозрительностью и
высматриванием скрытых целей. В дальнейшем все растворилось в чувстве.
Фаина звонит Смирину:
- Привет. Ты сегодня как обычно?
- Да, белка.
- Тогда я тебя жду. Записалась заранее - восемнадцатая.
- Ого! Умница, как тебе удалось? Ведь открывают в десять.
- Была рядом, вот и заглянула по пути... Так придешь?
- Считай, что я уже там.
- Ну, пока. Целую.
Остаток дня у Смирина как в тумане - Фаина застит ему взор, он видит
ее короткую прическу, ее брови, ее рот - крупноватый, пожалуй, но чудесной
формы, - вырез блузки, мочку уха с сережкой, словом, все, что удается
увидеть сквозь захватанное пальцами, толстенное стекло в комнате свиданий.
Может показаться, что основное неудобство Дома свиданий - это присутствие
множества других пар по обеим сторонам перегородки, но влюбленных тяготит
другое - микрофонная связь, она сделана уж очень по-дурацки. То, что
предназначается собеседнику, воспроизводится громкоговорителем по эту
сторону, причем, чем тише сказанное, тем громче звук, и самые нежные
перешептывания огромные динамики превращают в грохот обвала. Напротив, то,
что говорит Фаина, еле доносится сюда, и Смирин, словно глухонемой,
пытается разобрать слова по движениям губ.
- Соскучилась, - говорит Фаина.
- Что? - переспрашивает он (Что? Что? Что? - вопят динамики, и люди
поглядывают недовольно в их сторону).
- Соскучилась по тебе! Я не могу без тебя больше, - кричит Фаина.
- Прелесть моя! Я тебя обожаю! - надсаживается Смирин, но из-за
гнусной этой акустики, слова его не доходят до любимой.
- Что ты говоришь? - переспрашивает она в свою очередь.
Стоит гвалт. Вдоль строя влюбленных похаживает служащая в форме, она
засекает время и урезонивает чересчур раскричавшихся - сейчас она вежливо
теснит к выходу заплаканную девушку. Проходя мимо Смирина, басит:
- Закругляйтесь, мужчина.
- Ну, мне пора, любимая - (Любимая!! ...бимая! ...бимая!) - До
завтра! - орет Смирин на прощанье. Фаина молча машет рукой, они
оглядываются, идя к выходу, каждый на своей стороне.
Едучи к себе, Смирин в который уже раз отмечает эту невероятную удачу
- ведь Дом свиданий расположен как раз на полпути по дороге домой, в точке
пересечения их ежедневных маршрутов, и, значит, эти свидания, эта любовь
могут продлиться вечно. Вечно, - шепчет Смирин, глядя в запыленное окно
рейсового автобуса.
ШОССЕ
Неподалеку от моего жилья проложили дорогу, шоссе - удивительную
дорогу. Она настолько широка, что никому и в голову не придет двигаться
вдоль по ней, разве что перейти ее поперек, но это практически невозможно:
во всю ширину трассы движется транспорт, и оттуда холодно поглядывают на
нас - столпившихся у перехода - обитатели машин. Конечно же, здесь есть
светофор с кнопкой, как и во всех подобных местах, однако он не действует
- то ли неисправен, то ли никто не догадывается включить - и вот мы
простаиваем здесь часами, да и на противоположной стороне, отсюда видно
сквозь дымку выхлопных газов, тоже собралась толпа. Я уже давно приметил
там молоденькую блондинку в темных очках и несколько раз делал ей знаки;
она, вроде, мне тоже симпатизирует, но плохо то, что начинает смеркаться,
а в темноте вряд ли кто рискнет форсировать этот ад. Другой бы уже давно
плюнул и вернулся домой, но - странное дело - то ли блондинка, то ли азарт
удерживают меня у бровки ревущей трассы - а вдруг перейду?
И так, наверное, думает каждый, пока мы стоим здесь, у мчащегося
шоссе, в густеющих сумерках, под черной покосившейся крестовиной
неисправного светофора...
КОРНЕТ ТРОЕКУРОВ
Как там у вашего крестьянского гения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46