– Ступайте позовите Билла Варнера, – сказала миссис Литтлджон. – Скажите, мул занемог.
Они вышли, не оглядываясь. На цыпочках прошли коридор, веранду и окунулись в море лунного света. Только теперь они заметили, что серебристый воздух словно бы пронизан слабыми, неизвестно откуда исходящими звуками – тонкие и далекие крики, потом снова стук копыт на деревянном мосту, похожий на дальний гром, и снова крики, слабые, тонкие, взволнованные и звонкие, как колокольчики. Один раз можно было даже расслышать слова: «Тпру. Держи ее».
– Быстро она через этот дом пробежала, – сказал Рэтлиф. – Теперь, наверное, зашла в гости к другой хозяйке. – Позади них, в доме, громко закричал Генри. Они оглянулись назад, в темноту прихожей, куда из двери спальной падал прямоугольник света, и услышали, как крик перешел в хриплый, одышливый стон: «А-а, а-а, а-а», – на все более высокой ноте, а потом стон снова перешел в крик. – Идем, – сказал Рэтлиф. – Надо позвать Варнера. – И они гурьбой пошли по дороге, выбеленной лунным светом, сквозь трепетную апрельскую ночь, пронизанную журчанием бродящих соков, влажным шорохом лопающихся почек, несмолкающими, тонкими, тревожными криками и короткими, замирающими раскатами копыт. В доме Варнера было темно, в свете луны он казался тусклым и плоским. Они стояли темной кучей посреди поблескивавшего серебром двора и кричали под темными окнами до тех пор, пока в одном не показалась чья-то фигура. Это была жена Флема Сноупса. Она была вся в белом, и на этом фоне ее тяжелая коса казалась почти черной. Она не высунулась наружу, а просто стояла у окна, вся в лунном свете, как видно ослепленная им, во всяком случае, вниз она не глядела – тяжелые, золотые волосы, на лице – не трагическое и даже, пожалуй, не обреченное выражение, а просто печаль проклятия; плавные округлости крепких грудей выступали под мраморно-белыми складками одежды; какой Брунгильдой, какой Лорелеей на фальшивой скале из папье-маше, какой Еленой, вернувшейся в призрачный, обманный Аргос , никого не ждущей, казалась она стоявшим внизу. – Добрый вечер, миссис Сноупс, – сказал Рэтлиф. – Мы пришли за дядюшкой Биллом. Генри Армстид ранен, он у миссис Литтлджон.
Она исчезла. Мужчины ждали в лунном сиянии, прислушиваясь к слабым, далеким крикам и возгласам, пока не вышел Варнер, который появился быстрее, чем они ожидали, накинув пальто поверх ночной рубашки и на ходу застегивая штаны, а подтяжки двумя петлями болтались под полами пальто. Он нес потертый чемодан с похожими на паяльники инструментами, которыми он вливал лекарства, резал, пускал кровь и вскрывал нарывы или рвал зубы лошадям и мулам; он сошел с крыльца, худой и нескладный, и его хитрое, жестокое лицо чуть насторожилось, когда и он прислушался к слабым, звонким крикам, которыми был пронизан серебристый воздух.
– Что они, все травят этих своих кроликов? – сказал он.
– Да, кроме Генри Армстида, – сказал Рэтлиф. – Этот уже свое получил.
– Ха, – сказал Варнер. – Это ты, В. К.? Сам-то много ли накупил?
– Я опоздал, – сказал Рэтлиф. – Никак не мог поспеть вовремя…
– Ха, – сказал Варнер. Они вышли за ворота и зашагали по дороге. – Что ж, ночь сегодня ясная и прохладная, для охоты в самый раз. – Луна теперь светила прямо над головой, – жемчужно-дымчатая, она сияла над бледными звездами и меж бледных звезд, в мягком небе, которое медленно, виток за витком, свертывалось по краям. Они шли тесной гурьбой, топча свои тени на мягкой дорожной пыли и тени распускавшихся деревьев, кроны которых летели к бледному небу, вонзаясь в него красивыми острыми верхушками. Они миновали темную лавку. Потом впереди показалась груша. Она высилась в туманной серебристой неподвижности словно застывший снежный каскад; пересмешник все пел на ее ветке. – Поглядите на эту грушу, – сказал Варнер. – Видать, богато уродит в нынешнем году.
– Да и кукуруза тоже, – сказал один.
– Такая луна хороша для всякого плода, – сказал Варнер. – Помню, как мы с миссис Варнер ждали рождения Юлы. У нас уже была тогда целая куча детишек, и, может, лучше бы на этом и успокоиться. Но я хотел еще дочерей. Старшие повыскочили замуж и разъехались, а мальчишки, те едва подрастут и становятся хоть на что-нибудь годны, глядишь, работать и не думают, некогда им. Знай сидят возле лавки да языки чешут. А девчонка останется и будет работать, покуда замуж не выйдет. Одна старуха сказала раз моей матушке, что ежели женщина, как затяжелеет, покажет живот полной луне, то будет девочка. Ну, миссис Варнер и лежала каждую ночь под луной с голым животом, покуда не понесла, да и потом тоже. А я приложу ухо и слышу, как Юла там брыкается и ворочается, как дьяволенок, луну, значит, чувствует.
– Вы думаете, это и взаправду луна помогала, дядюшка Билл? – спросил кто-то.
– Ха, – сказал Варнер. – Можете попытать сами. Мало, что ли, баб, которые подставляют голый живот луне, или солнцу, или даже просто вашим рукам, чтобы вы их лапали, и очень даже может статься, что малость погодя там появится кое-что, и можно будет приложить ухо и послушать, ежели только вы сами к тому времени не зададите дёру. Как по-твоему, В. К.?
Кто-то засмеялся.
– Меня не спрашивайте, – сказал Рэтлиф. – Я всюду опаздываю, даже лошадь по дешевке купить и то не успел.
На этот раз засмеялись двое или трое. Но, услышав хриплые стоны Генри: «А-а! А-а! А-а!», они резко оборвали смех, словно не ожидали этого. Варнер шел впереди, худой, волоча ноги, но быстрым шагом, хотя все еще прислушивался, склонив голову, к слабым, тревожным, неумолчным крикам, которые неслись сквозь серебристое сияние неведомо откуда, по временам почти мелодичные, словно замирающий звон колокольцев; снова послышался короткий, частый грохот копыт по деревянным доскам.
– Еще одна лошадь на мосту, – сказал кто-то.
– Ну что ж, хозяева, видно, хоть так расходы окупят, – сказал Варнер. – Хоть порезвятся за свои деньги, и то развлечение. Взять, к примеру, человека, у которого целый год нет других развлечений, кроме как разбрасывать навоз по полю. Ежели он еще не так стар, чтобы спокойно спать на своей кровати, но не так молод, чтобы, как блудливый кот, лазить в чужие окна, в такую ночь развлечение вроде этого ему в самую пору. По крайности, завтра ночью будет спать как убитый, ежели только к тому времени попадет домой. Кабы знать заранее, можно было бы натаскать на лошадей свору собак. Устроили бы тогда настоящую охоту.
– Конечно, все зависит от того, как на это взглянуть, – сказал Рэтлиф. – Право же, Букрайту, и Квику, и Фримену, и Эку Сноупсу, и всем другим новоиспеченным лошадникам было бы все равно как маслом по сердцу, ежели б их выучить так смотреть на дело, потому что скорей всего ни одному из них это просто не приходит в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114