— Возможны, изменения.
— Проверим. Кто из лаборантов свободен? — спросил доктор Белл у сестры и, получив ответ, быстро написал направление. Вместе с Люси он проводил Вивьен до дверей рентгеновского кабинета.
— Вы в надежных руках, Вивьен, — ободряюще улыбнулся он девушке, передав ее лаборанту Карлу Фирбену.
Вивьен, несмотря на не покидавшую ее тревогу и страх, с уважением наблюдала за уверенными действиями лаборанта. Все в этой комнате с громоздкой и какой-то неправдоподобной аппаратурой было особенным, принадлежащим скорее науке вообще, чем тому знакомому шумному миру больницы, который остался за дверью. От этих зловещих тяжелых аппаратов и приспособлений зависит теперь ее судьба, подумала Вивьен. Если бы Майк был здесь, ей не было бы так страшно.
Доктор Белл и Люси Грэйнджер ждали, когда будут готовы контрольные снимки. Наконец, вот они — один за другим. Вкладывая каждый из них в негатоскоп, доктор Белл внимательно сравнивал их с теми, что были сделаны две недели назад. После него снимки так же тщательно изучала Люси.
— Вы видите какие-либо изменения? — наконец спросила она.
— Боюсь, я ничего не вижу.
— Вот здесь есть небольшое, — указал ей доктор Белл. — Но возможно, это след вашей биопсии. А так особых изменений я тоже не нахожу. Мне очень жаль, Люси, но, кажется, мы мало чем смогли помочь вам, — добавил он почти виноватым голосом. — Вы сами скажете Джо Пирсону или мне сделать это? — спросил он, собирая снимки в папку.
— Я сама скажу ему, — промолвила Люси, думая о чем-то своем. — Пожалуй, я сделаю это сейчас же.
Глава 17
Сестра Уайлдинг, отбросив со лба седую прядь, упрямо выбивавшуюся из-под белой шапочки, быстро шла по коридору четвертого этажа. За ней следовал Джон Александер. Наконец она остановилась у одной из дверей и заглянула в палату.
— К вам посетитель, миссис Александер, — бодрым голосом воскликнула она и, отступив, пропустила Джона.
— Джонни, родной мой! — Элизабет радостно протянула к нему руки, слегка поморщившись от боли, вызванной резким движением. Джон наклонился и нежно обнял ее. На минуту она успокоенно и облегченно замерла в его объятиях, а затем отстранилась. Оба вдруг почувствовали натянутость, словно давно не виделись, и от неожиданности этой встречи не знали, о чем говорить.
— Я выгляжу ужасно, — наконец растерянно сказала Элизабет.
— Ты прекрасно выглядишь.
— Все получилось так неожиданно. — Она смущенно посмотрела на свое неуклюжее больничное одеяние. — Я ничего не захватила с собой, даже ночной рубашки.
— Я понимаю, дорогая.
— Я составлю список, и ты все мне принесешь. Сестра Уайлдинг задернула штору, отделявшую койку Элизабет от еще одной койки в палате.
— Ну вот, теперь вы совсем одни и можете поболтать вдоволь. А потом, мистер Александер, я покажу вам вашего малютку, — приветливо сказала она и вышла.
Лицо Элизабет мгновенно изменилось, в глазах были страдание и тревога.
— Джонни, родной, он будет жить?
— Видишь ли, детка… — И Джон растерянно умолк.
— Я хочу знать правду. Сестры не говорят мне… — Голос Элизабет задрожал.
Джон понял, что сейчас она разрыдается.
— Я видел доктора Дорнбергера, — начал он, осторожно подбирая слова. — Он сказал, что есть надежда. Ребенок сможет выжить, но шансов у него… — Он удрученно умолк.
Руки Элизабет бессильно упали на подушку.
— Значит, надежды нет?
Что он должен сказать ей, мучительно думал Джон. Вселить ненужную надежду? Ну а если ребенок умрет?
— Он, знаешь.., очень маленький. Родился слишком рано. Если какая-нибудь инфекция, он может не выдержать… — тихо сказал он.
— Спасибо, Джонни. — Элизабет крепко ухватилась за его руку. Глаза ее были полны слез, и Джон почувствовал, что сам близок к тому, чтобы расплакаться, как мальчишка.
— Что бы ни случилось, Элизабет, родная, у нас еще все впереди. Мы еще молоды… — сдерживая дрожь в голосе, утешал он ее.
— Но это.., это уже второй, Джонни… — безутешно разрыдалась она. — Это так несправедливо…
— Ну поплачь, поплачь, моя маленькая. Тебе станет легче, — нежно успокаивал он, обхватив руками и прижимая ее голову к своей груди. Рыдания понемногу затихли.
— Дай мне носовой платок, — наконец промолвила Элизабет и вытерла мокрые глаза.
— Ну вот видишь, теперь тебе легче. Элизабет с трудом заставила себя улыбнуться.
— Знаешь, Джонни, пока я здесь лежала, я все обдумала…
— Что, родная?
— Ты должен учиться дальше.
— Ну зачем ты опять об этом? Мы ведь все решили.
— Нет, Джонни. — В голосе Элизабет, все еще слабом, прозвучали твердые нотки. — Я всегда этого хотела, да и доктор Коулмен советует.
— Ты представляешь, во что это нам обойдется?
— Да. Я пойду работать.
— А маленький как же? — нежно спросил он. На секунду воцарилось молчание. Затем Элизабет тихо сказала:
— Все еще может случиться, Джонни.
Дверь тихо отворилась, пропустив сестру Уайлдинг. Она сделала вид, что не замечает заплаканного лица Элизабет, и профессионально бодрым голосом сказала, обращаясь к Джону:
— А теперь, мистер Александер, я позволю вам взглянуть на вашего сына.
Передав Джона Александера сестре Уайлдинг, доктор Дорнбергер направился в палаты для новорожденных. Они находились в дальнем конце длинного, окрашенного в светлые тона коридора. Это отделение больницы было заново отремонтировано и несколько перестроено всего два года назад и выгодно отличалось от других отделений обилием света и простора. По привычке доктор Дорнбергер останавливался почти у каждой двери и смотрел через ее стеклянную верхнюю часть на ряды крохотных кроваток, где лежали младенцы.
Они выиграли свою битву за жизнь, думал он. Теперь их ждут дом, родительская ласка и забота, а затем школа и потом уже еще более жестокая борьба за свое место под солнцем. Они познают все — радость успеха, горечь поражений. Но пока первый свой бой они выиграли — они живут.
А вот этим, по другую сторону коридора, упрятанным в инкубаторы, не повезло с самого начала. Им предстоит еще нелегкая борьба за жизнь. И доктор Дорнбергер, пройдя мимо общих палат, направился в палату особых случаев. Осмотрев последнего, самого слабенького и крохотного, младенца Александера, он сокрушенно покачал головой и методично, как всегда, написал на карте все необходимые назначения.
В то время как доктор Дорнбергер покидал палату через одну дверь, сестра Уайлдинг уже вводила Джона Александера через другую.
Как и все, кто входил в палату слабых и недоношенных младенцев, они облачились в стерильные халаты и закрыли лица марлевыми повязками, хотя посетителей от младенцев отделяла перегородка из толстого стекла. Сестра Уайлдинг постучалась в нее, чтобы привлечь внимание дежурной сестры.
— Покажите младенца Александера!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46