– Что еще тебе понадобится?
– Перед отъездом я хотел бы побеседовать с Лизелоттой Гофман. Скажем, завтра утром.
– Свяжитесь с доктором Рили и организуйте встречу, суперинтендант, – приказал Фергюсон.
– Мне также нужен список всех покушений, упомянутых в вашем досье. Даты, место, обстоятельства.
Морган направился к выходу.
– Аза, – бросил ему вдогонку Фергюсон. – Для меня ты в отпуске сроком на месяц.
– Разумеется.
– Но если мы хоть чем-нибудь можем помочь…
– Понимаю, – ответил Морган. – Звоните.
В 1947 году, когда на горизонте начали собираться первые грозовые облака „холодной войны", Дж. Парнелл Томас и его комиссия по расследованию антиамериканской деятельности приняли решение проверить, не пустил ли коммунизм ростки в Голливуде.
Девятнадцать сценаристов, продюсеров и режиссеров организовали группу сопротивления, считая, что комиссии нет никакого дела до их политических убеждений. Одиннадцать из них вызвали в Вашингтон для дачи публичных показаний. Бертольд Брехт спешно уехал в Восточную Германию. Оставшиеся десять единодушно отказались отвечать, воспользовавшись гарантией свободы слова, содержащейся в первой поправке к Конституции США.
Последствия скандала затронули всю киноиндустрию. В нем оказалось замешано гораздо больше людей, нежели знаменитая десятка. Последовавшие сенатские расследования исковеркали судьбы многих актеров, сценаристов и режиссеров, навсегда потерявших работу.
Среди пострадавших оказался и сценарист Син Рили, по происхождению ирландец, известный своей несдержанностью на язык. Несмотря на ранее полученные им два „Оскара" за лучший сценарий, он внезапно остался без работы. Его жена, долгие годы страдавшая от больного сердца, не смогла перенести напряжения и волнений тех ужасных лет и умерла в 1950 году – том самом, в котором ее муж отказался явиться на заседание возглавляемого Джозефом Маккарти подкомитета.
Но Рили не думал сдаваться. Покинув Голливуд, он с восьмилетней дочерью обосновался в старом полуразвалившемся фермерском домике в долине Сан-Фернандо и несколько лет зарабатывал на жизнь как „сценарный доктор". Если у кого-то возникали проблемы, он отдавал сценарий Рили, и тот за вознаграждение переписывал его. Естественно, имя Рили не появлялось в титрах.
В общем-то, на жизнь Син не жаловался. Он написал два романа, посадил виноградник и вырастил дочь, подарив ей всю свою любовь, понимание и благородство и научив уважать землю и все лучшее в людях, а еще – ничего не бояться.
Кэтрин выросла угловатой, нескладной смуглой девочкой с серо-зелеными глазами и черными волосами, унаследованными от матери, еврейки из Варшавы. В 1962 году она окончила факультет психологии Лос-Анджелесского университета, занималась экспериментальной психиатрией в Тавистокской клинике в Лондоне и защитила докторскую степень в Кембридже в 1965 году.
Оттуда она направилась в Вену, в Хольцеровский институт для психически неуравновешенных преступников с целью глубже исследовать интересовавшую ее тему – психопатологию насилия. Именно там она впервые столкнулась с удивительным феноменом наших дней – с партизанской войной в городских условиях. И с террористами – выходцами из буржуазной среды.
В последующие годы Кэтрин Рили продолжала свои научные изыскания и опросила множество интересующих ее людей почти во всех крупнейших городах Европы. Порой ей приходилось работать совместно с государственными службами, что вовсе не приводило доктора в восторг.
Она постоянно поддерживала самые тесные контакты с отцом и по меньшей мере дважды в год приезжала домой. Тот, в свою очередь, навещал дочь в Европе, особенно когда работа над сценарием итальянского фильма привела его в Рим. Дела Рили пошли лучше. Его имя вновь стало появляться на экране. Он завоевал призы за лучший сценарий на фестивалях в Берлине, Париже и Лондоне. Но в 1970 году тяжелейший сердечный приступ свалил его на пороге домика в Сан-Фернандо.
Горестное известие застало Кэтрин в Париже, в Сорбонне. Она сразу же вылетела домой. Рили держался изо всех сил, дожидаясь дочь, и, когда она наконец появилась в палате, голубые глаза на его мужественном загорелом лице, ставшем вдруг таким старым, блеснули ей навстречу знакомым светом. Она взяла его за руку. Он улыбнулся и умер.
На похороны пришли все: режиссеры, актеры, продюсеры, чиновники, те, кто боялся заговорить с Рили в трудные годы. Кто поворачивался и уходил прочь, стоило ему появиться неподалеку. Теперь же, когда он умер, даже пошли слухи, что Академия, возможно, учредит специальный приз его имени.
Как и подобает католичке старого закала, Кэтрин отказалась от кремации и стояла на кладбище у свежей могилы, принимая рукопожатия, и ненавидела, ненавидела всех этих трусов и лицемеров, чередой проходивших мимо.
А потом она сбежала в фермерский домик в долине Сан-Фернандо, но это не помогло – все вокруг напоминало об отце.
Кэтрин не к кому было обратиться, ибо одному отец не научил ее – как строить отношения с противоположным полом. Все ее романы отличались скоротечностью и по-настоящему не затрагивали чувств, а следовательно, не удовлетворяли и физически. Печальная истина заключалась в том, что ни один из встреченных Кэтрин мужчин не шел ни в какое сравнение с отцом.
Когда она находилась уже на грани срыва, спасение пришло в виде письма с английской маркой и кембриджским штемпелем, которое однажды утром появилось в почтовом ящике. В письме содержалось приглашение вести исследования в колледже, где Кэтрин прежде работала, и она ухватилась за предложение, увидев в нем спасительный выход.
С тех пор все наладилось. Казалось, она вернулась домой. У нее была работа, рукопись ее книги и Кембридж во всей своей красоте. Особенно красивым казался он в то замечательное апрельское утро 1972 года, когда Кэтрин впервые встретила Джона Микали.
Всю ночь она просидела над гранками пятого издания книги. Издатели просили закончить редактуру к пятнице. Вместо того чтобы лечь спать, Кэтрин решила не ломать привычный распорядок дня: надела спортивный костюм, села на велосипед и поехала в центр, такой чистый, тихий и красивый в ранний утренний час.
Пятнадцать минут спустя она бежала по тропинке вдоль газонов, спускающихся к реке. Кэтрин прекрасно себя чувствовала. Она отлично поработала ночью и теперь наслаждалась свежим утренним воздухом. Вдруг она услышала за спиной чьи-то шаги. Ее догнал Микали. На нем был простой голубой спортивный костюм и кроссовки, а на шее – белое полотенце.
– Прекрасное утро для бега, – заметил он.
Кэтрин сразу узнала его – еще бы, ведь афиши с его фотографией вот уже две недели висели повсюду в Кембридже.
– Да, почти как всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Перед отъездом я хотел бы побеседовать с Лизелоттой Гофман. Скажем, завтра утром.
– Свяжитесь с доктором Рили и организуйте встречу, суперинтендант, – приказал Фергюсон.
– Мне также нужен список всех покушений, упомянутых в вашем досье. Даты, место, обстоятельства.
Морган направился к выходу.
– Аза, – бросил ему вдогонку Фергюсон. – Для меня ты в отпуске сроком на месяц.
– Разумеется.
– Но если мы хоть чем-нибудь можем помочь…
– Понимаю, – ответил Морган. – Звоните.
В 1947 году, когда на горизонте начали собираться первые грозовые облака „холодной войны", Дж. Парнелл Томас и его комиссия по расследованию антиамериканской деятельности приняли решение проверить, не пустил ли коммунизм ростки в Голливуде.
Девятнадцать сценаристов, продюсеров и режиссеров организовали группу сопротивления, считая, что комиссии нет никакого дела до их политических убеждений. Одиннадцать из них вызвали в Вашингтон для дачи публичных показаний. Бертольд Брехт спешно уехал в Восточную Германию. Оставшиеся десять единодушно отказались отвечать, воспользовавшись гарантией свободы слова, содержащейся в первой поправке к Конституции США.
Последствия скандала затронули всю киноиндустрию. В нем оказалось замешано гораздо больше людей, нежели знаменитая десятка. Последовавшие сенатские расследования исковеркали судьбы многих актеров, сценаристов и режиссеров, навсегда потерявших работу.
Среди пострадавших оказался и сценарист Син Рили, по происхождению ирландец, известный своей несдержанностью на язык. Несмотря на ранее полученные им два „Оскара" за лучший сценарий, он внезапно остался без работы. Его жена, долгие годы страдавшая от больного сердца, не смогла перенести напряжения и волнений тех ужасных лет и умерла в 1950 году – том самом, в котором ее муж отказался явиться на заседание возглавляемого Джозефом Маккарти подкомитета.
Но Рили не думал сдаваться. Покинув Голливуд, он с восьмилетней дочерью обосновался в старом полуразвалившемся фермерском домике в долине Сан-Фернандо и несколько лет зарабатывал на жизнь как „сценарный доктор". Если у кого-то возникали проблемы, он отдавал сценарий Рили, и тот за вознаграждение переписывал его. Естественно, имя Рили не появлялось в титрах.
В общем-то, на жизнь Син не жаловался. Он написал два романа, посадил виноградник и вырастил дочь, подарив ей всю свою любовь, понимание и благородство и научив уважать землю и все лучшее в людях, а еще – ничего не бояться.
Кэтрин выросла угловатой, нескладной смуглой девочкой с серо-зелеными глазами и черными волосами, унаследованными от матери, еврейки из Варшавы. В 1962 году она окончила факультет психологии Лос-Анджелесского университета, занималась экспериментальной психиатрией в Тавистокской клинике в Лондоне и защитила докторскую степень в Кембридже в 1965 году.
Оттуда она направилась в Вену, в Хольцеровский институт для психически неуравновешенных преступников с целью глубже исследовать интересовавшую ее тему – психопатологию насилия. Именно там она впервые столкнулась с удивительным феноменом наших дней – с партизанской войной в городских условиях. И с террористами – выходцами из буржуазной среды.
В последующие годы Кэтрин Рили продолжала свои научные изыскания и опросила множество интересующих ее людей почти во всех крупнейших городах Европы. Порой ей приходилось работать совместно с государственными службами, что вовсе не приводило доктора в восторг.
Она постоянно поддерживала самые тесные контакты с отцом и по меньшей мере дважды в год приезжала домой. Тот, в свою очередь, навещал дочь в Европе, особенно когда работа над сценарием итальянского фильма привела его в Рим. Дела Рили пошли лучше. Его имя вновь стало появляться на экране. Он завоевал призы за лучший сценарий на фестивалях в Берлине, Париже и Лондоне. Но в 1970 году тяжелейший сердечный приступ свалил его на пороге домика в Сан-Фернандо.
Горестное известие застало Кэтрин в Париже, в Сорбонне. Она сразу же вылетела домой. Рили держался изо всех сил, дожидаясь дочь, и, когда она наконец появилась в палате, голубые глаза на его мужественном загорелом лице, ставшем вдруг таким старым, блеснули ей навстречу знакомым светом. Она взяла его за руку. Он улыбнулся и умер.
На похороны пришли все: режиссеры, актеры, продюсеры, чиновники, те, кто боялся заговорить с Рили в трудные годы. Кто поворачивался и уходил прочь, стоило ему появиться неподалеку. Теперь же, когда он умер, даже пошли слухи, что Академия, возможно, учредит специальный приз его имени.
Как и подобает католичке старого закала, Кэтрин отказалась от кремации и стояла на кладбище у свежей могилы, принимая рукопожатия, и ненавидела, ненавидела всех этих трусов и лицемеров, чередой проходивших мимо.
А потом она сбежала в фермерский домик в долине Сан-Фернандо, но это не помогло – все вокруг напоминало об отце.
Кэтрин не к кому было обратиться, ибо одному отец не научил ее – как строить отношения с противоположным полом. Все ее романы отличались скоротечностью и по-настоящему не затрагивали чувств, а следовательно, не удовлетворяли и физически. Печальная истина заключалась в том, что ни один из встреченных Кэтрин мужчин не шел ни в какое сравнение с отцом.
Когда она находилась уже на грани срыва, спасение пришло в виде письма с английской маркой и кембриджским штемпелем, которое однажды утром появилось в почтовом ящике. В письме содержалось приглашение вести исследования в колледже, где Кэтрин прежде работала, и она ухватилась за предложение, увидев в нем спасительный выход.
С тех пор все наладилось. Казалось, она вернулась домой. У нее была работа, рукопись ее книги и Кембридж во всей своей красоте. Особенно красивым казался он в то замечательное апрельское утро 1972 года, когда Кэтрин впервые встретила Джона Микали.
Всю ночь она просидела над гранками пятого издания книги. Издатели просили закончить редактуру к пятнице. Вместо того чтобы лечь спать, Кэтрин решила не ломать привычный распорядок дня: надела спортивный костюм, села на велосипед и поехала в центр, такой чистый, тихий и красивый в ранний утренний час.
Пятнадцать минут спустя она бежала по тропинке вдоль газонов, спускающихся к реке. Кэтрин прекрасно себя чувствовала. Она отлично поработала ночью и теперь наслаждалась свежим утренним воздухом. Вдруг она услышала за спиной чьи-то шаги. Ее догнал Микали. На нем был простой голубой спортивный костюм и кроссовки, а на шее – белое полотенце.
– Прекрасное утро для бега, – заметил он.
Кэтрин сразу узнала его – еще бы, ведь афиши с его фотографией вот уже две недели висели повсюду в Кембридже.
– Да, почти как всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58