Роскошно одетый аристократ, расплачивающийся золотом, был самым обычным делом, не то что двое бедно одетых паломника, поэтому они предпочли взять серебро. Они не могли унести его столько, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь, но достаточно, чтобы какое-то время не нуждаться ни в чем. Но и это представляло большой соблазн любого грабителя, так что они заранее договорились никогда не упоминать о том, где они добыли это серебро, и хранить большую часть в рюкзаках, так что в их кошельках было совсем немного монет.
Паром, на котором они ехали, был построен из дерева пагафа, и удерживался на плаву кораблеводцем — специально обученным псиоником, который поддерживал судно над поверхностью ила. Паром был длинной, плоской лодкой с открытой палубой, около тридцати футов в длину и и более двенадцати футов в бимсе, с низкими планширами и десятью низкими скамьями — местами для гребцов — с каждой стороны. Ближе к носу располагалась тяжелая мачта с грубым парусом, сшитым из шкурок темно-зеленых ящериц. Несмотря на обычно поднимающийся к вечеру ветер из Великой Желтой Равнины, который наполнил треугольный парус парома, гребцам приходилось работать изо всех сил. Иначе паром едва двигался по тяжелому бурому илу.
Сидеть можнно было только на палубе. Когда они сели, скрестив ноги, среди остальных пассажиров, дварфов и наемников, направляющихся в Южный Ледополус, Сорак попытался представить себе на что это было похоже в те давние времена, когда дельта была полна водой, а лодки скользили по ней со скоростью ветра.
Риана с любопытством посмотрела на него. Она давным-давно привыкла к его молчанию, но до недавнего времени это означало, что он говорит со своими внутренними голосами. Теперь же она не была уверенна, что это означает. Она знала, как ему трудно, что он до сих пор не свыкся с изменениями, и все еще учится жить один. — О чем ты задумался? — спросила она.
— Я спрашиваю себя, на что это было похоже в те давние дни, когда лодки плыли по воде, — оветил он. — Я думаю, что хотел бы быть моряком, если бы жил тогда.
Риана улыбнулась. — Очень подходящее занятие для кочевника.
— Когда-нибудь мы попробуем его, — сказал он.
Она нахмурилась. — Но… как?
Сорак улыбнулся, в первый раз за последние дни. — Мы всегда можем вернуться обратно, когда-нибудь.
— А, — кивнула она, уловив его мысль. Конечно он имел в виду Санктуарий. В ту эпоху, в которой скрывался Мудрец, мир был еще юн и зелен, и вода наполняла моря. Она текла, быстрая и прозрачная, в дельтах и реках, а над ней носился ветер, разнося повсюду влагу и запахи моря. Во времена Санктуария Атхас еще не был умирающим миром под темным солнцем.
Какое-то время они сидели в понимающем молчании, а мускулистые дварфы гребли своими веслами, толкая паром по поверхности ила. Мысли Сорака опять вернулись к тому короткому времени, которое они провели в Санктуарии. Сейчас Санктуарий казался скорее сном, чем реальностью, но он существовал, и короткое пребывание в потерянном мир родило в нем надежду, что однажды, возможно, он снова окажется там и судьба, отдавшая Атхас в руки осквернителей, перевернется и все изменится.
Ему хотелось обсудить это с Рианой, но он не мог даже упоминать об этом без риска для Мудреца. Только среди Союза Масок, которые сражались в той же тайной войне против королей-драконов, они могли поговорить об этом, так как Союз, как и они, с нетерпением ждал появления аванжеона. Но никто из них, даже сам Мудрец, не знал, сколько времени продлится превращение.
Каждая мучительная стадия сложного преобразования требовала огромного расхода энергии, и никакое дальнейшее превращение не было возможно без полного восстановления. Только тогда процесс мог идти дальше, мог начаться следущий этап. Кстати, подумал Сорак, это похоже на смерть и возрождение, опять смерть и опять возрождение, опять и опять.
Интересно, спросил он себя, на что дед будет похож, когда закончит трансформацию. Что такое в точности — аванжеон? Его имя появлялось в нескольких наполовину забытых мифах, и ни один из них не описывал аванжеона, так как никто никогда его не видел. За всю долгую историю Атхаса ни одного аванжеона на нем не было. Впрочем, история мира окутана легендами и мифами. О старых временах мало что известно, и совершенно невозможно отделить факты от выдумки.
Скорее всего аванжеон был существом, существовавшим в потенциале. Заклинания для создания авнжеона существовали, это факт, но они никогда не использовались раньше, никому не удавалось довести этот долгий и мучительный процесс до конца. До настоящего времени. Только маг очень высокого уровня мог попытаться сделать это, но для успеха было мало даже великолепного владения заклинаниями. Чтобы завершить долгий и мучительный процесс преобразования требовалась дисциплина, огромное сомообладание, выдержка, и, самое главное, желание пожертвовать собой ради достижения великой цели. Мало у кого было все это вместе.
Во многих отношениях процесс метаморфозиса был похож на процесс превращения в дракона, которым сейчас занимались чуть ли не все уцелевшие короли-волшебники Атхаса. Каждый шаг требовал произнесения длинных и сложных заклинаний, и даже самый простой из них требовал многих недель, а то и месяцев тщательной подготовки. Каждое из заклинаний надо было произносить совершенно точно, без единой ошибки, связывая их все вместе так, чтобы вместе они начинали каждый следующий этап превращения. Все это до смерти утомляло адепта, и когда, наконец, произносилось последнее заклинание и начиналось само преобразование, оно превращалось в непрекращающуюся боль непрерывных изменений, пока могучая магия преобразовывала тело, разрывая кости и сухожилия и сращивая их заново, так что адепт лежал без движения многие дни, мало чем отличаясь от мертвого. И боль никогда не уходила полностью. Если процесс начался, возврата уже не было, и адепт сам приговаривал себя жить с непрекращающейся болью до тех пор, пока преобразование не закончится, а это означало многие, многие годы.
Сорак вспомнил, как выглядел Мудрец, когда они наконец встретились. Дед оказался невероятно много знающим и умным, с большим чувством юмора и… непрекращающейся болью. Сорак даже не мог себе представить, что это такое, жить каждый день с постоянной болью, сознавая при этом, что это еще самое лучшее, что возможно. Бывали периоды во время восстановления, когда боль была немного поменьше, во время самих превращений ее было почти невозможно вытерпеть, но полностью она не уходила никогда. Он не знал, хватило бы у него самого сил для такой жизни. Он вспомнил, чего ему стоили его собственные поиски Мудреца, но это была ерунда по сравнению с тем, что его дедушка испытывал каждый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Паром, на котором они ехали, был построен из дерева пагафа, и удерживался на плаву кораблеводцем — специально обученным псиоником, который поддерживал судно над поверхностью ила. Паром был длинной, плоской лодкой с открытой палубой, около тридцати футов в длину и и более двенадцати футов в бимсе, с низкими планширами и десятью низкими скамьями — местами для гребцов — с каждой стороны. Ближе к носу располагалась тяжелая мачта с грубым парусом, сшитым из шкурок темно-зеленых ящериц. Несмотря на обычно поднимающийся к вечеру ветер из Великой Желтой Равнины, который наполнил треугольный парус парома, гребцам приходилось работать изо всех сил. Иначе паром едва двигался по тяжелому бурому илу.
Сидеть можнно было только на палубе. Когда они сели, скрестив ноги, среди остальных пассажиров, дварфов и наемников, направляющихся в Южный Ледополус, Сорак попытался представить себе на что это было похоже в те давние времена, когда дельта была полна водой, а лодки скользили по ней со скоростью ветра.
Риана с любопытством посмотрела на него. Она давным-давно привыкла к его молчанию, но до недавнего времени это означало, что он говорит со своими внутренними голосами. Теперь же она не была уверенна, что это означает. Она знала, как ему трудно, что он до сих пор не свыкся с изменениями, и все еще учится жить один. — О чем ты задумался? — спросила она.
— Я спрашиваю себя, на что это было похоже в те давние дни, когда лодки плыли по воде, — оветил он. — Я думаю, что хотел бы быть моряком, если бы жил тогда.
Риана улыбнулась. — Очень подходящее занятие для кочевника.
— Когда-нибудь мы попробуем его, — сказал он.
Она нахмурилась. — Но… как?
Сорак улыбнулся, в первый раз за последние дни. — Мы всегда можем вернуться обратно, когда-нибудь.
— А, — кивнула она, уловив его мысль. Конечно он имел в виду Санктуарий. В ту эпоху, в которой скрывался Мудрец, мир был еще юн и зелен, и вода наполняла моря. Она текла, быстрая и прозрачная, в дельтах и реках, а над ней носился ветер, разнося повсюду влагу и запахи моря. Во времена Санктуария Атхас еще не был умирающим миром под темным солнцем.
Какое-то время они сидели в понимающем молчании, а мускулистые дварфы гребли своими веслами, толкая паром по поверхности ила. Мысли Сорака опять вернулись к тому короткому времени, которое они провели в Санктуарии. Сейчас Санктуарий казался скорее сном, чем реальностью, но он существовал, и короткое пребывание в потерянном мир родило в нем надежду, что однажды, возможно, он снова окажется там и судьба, отдавшая Атхас в руки осквернителей, перевернется и все изменится.
Ему хотелось обсудить это с Рианой, но он не мог даже упоминать об этом без риска для Мудреца. Только среди Союза Масок, которые сражались в той же тайной войне против королей-драконов, они могли поговорить об этом, так как Союз, как и они, с нетерпением ждал появления аванжеона. Но никто из них, даже сам Мудрец, не знал, сколько времени продлится превращение.
Каждая мучительная стадия сложного преобразования требовала огромного расхода энергии, и никакое дальнейшее превращение не было возможно без полного восстановления. Только тогда процесс мог идти дальше, мог начаться следущий этап. Кстати, подумал Сорак, это похоже на смерть и возрождение, опять смерть и опять возрождение, опять и опять.
Интересно, спросил он себя, на что дед будет похож, когда закончит трансформацию. Что такое в точности — аванжеон? Его имя появлялось в нескольких наполовину забытых мифах, и ни один из них не описывал аванжеона, так как никто никогда его не видел. За всю долгую историю Атхаса ни одного аванжеона на нем не было. Впрочем, история мира окутана легендами и мифами. О старых временах мало что известно, и совершенно невозможно отделить факты от выдумки.
Скорее всего аванжеон был существом, существовавшим в потенциале. Заклинания для создания авнжеона существовали, это факт, но они никогда не использовались раньше, никому не удавалось довести этот долгий и мучительный процесс до конца. До настоящего времени. Только маг очень высокого уровня мог попытаться сделать это, но для успеха было мало даже великолепного владения заклинаниями. Чтобы завершить долгий и мучительный процесс преобразования требовалась дисциплина, огромное сомообладание, выдержка, и, самое главное, желание пожертвовать собой ради достижения великой цели. Мало у кого было все это вместе.
Во многих отношениях процесс метаморфозиса был похож на процесс превращения в дракона, которым сейчас занимались чуть ли не все уцелевшие короли-волшебники Атхаса. Каждый шаг требовал произнесения длинных и сложных заклинаний, и даже самый простой из них требовал многих недель, а то и месяцев тщательной подготовки. Каждое из заклинаний надо было произносить совершенно точно, без единой ошибки, связывая их все вместе так, чтобы вместе они начинали каждый следующий этап превращения. Все это до смерти утомляло адепта, и когда, наконец, произносилось последнее заклинание и начиналось само преобразование, оно превращалось в непрекращающуюся боль непрерывных изменений, пока могучая магия преобразовывала тело, разрывая кости и сухожилия и сращивая их заново, так что адепт лежал без движения многие дни, мало чем отличаясь от мертвого. И боль никогда не уходила полностью. Если процесс начался, возврата уже не было, и адепт сам приговаривал себя жить с непрекращающейся болью до тех пор, пока преобразование не закончится, а это означало многие, многие годы.
Сорак вспомнил, как выглядел Мудрец, когда они наконец встретились. Дед оказался невероятно много знающим и умным, с большим чувством юмора и… непрекращающейся болью. Сорак даже не мог себе представить, что это такое, жить каждый день с постоянной болью, сознавая при этом, что это еще самое лучшее, что возможно. Бывали периоды во время восстановления, когда боль была немного поменьше, во время самих превращений ее было почти невозможно вытерпеть, но полностью она не уходила никогда. Он не знал, хватило бы у него самого сил для такой жизни. Он вспомнил, чего ему стоили его собственные поиски Мудреца, но это была ерунда по сравнению с тем, что его дедушка испытывал каждый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64