Единственное, что до некоторой степени утешало — то, что Биллинхарст, чья внешность совершенно не подходила для подобного наряда, выглядел еще хуже. У таможенника оказались тощие ноги, которые непонятно как удерживали его массивную тушу. Зато субинспектор Павани выглядел вполне сносно, а борода была ему даже к лицу и придавала юноше вид древнего индийского мистика.
Домини-Холл оказался буквально в трех шагах от гостиницы, в предместье Старого города порта Дальнего. От старинных зданий из листового металла он отличался только размерами. Это был здоровенный ангар, не претендующий на принадлежность к какому-либо архитектурному стилю. Над ним, озаряя все вокруг пульсирующим голубым сиянием, горели гигантские буквы:
Сегодня вечером! Сегодня вечером!
Всеобщее качение!
Сегодня вечером!
К холлу уже стекались толпы народа — мужчины всех возрастов, экипированные подобно Граймсу и его спутникам, юные девушки и вполне зрелые дамы с чисто выбритыми головами. Большинство представительниц прекрасного пола были одеты в том же стиле, причем их шорты напоминали скорее плавки, а блузки были почти прозрачными.
Среди толпы выделялись голубые с серебром мундиры полицейских. Когда Граймс остановился, чтобы как следует оглядеться, один из них весьма чувствительно огрел его дубинкой, подкрепив воздействие грозным рычанием:
— Не тормози, чудо бородатое! Шевелись!
Пожалуй, и впрямь стоило прибавить шагу. Биллинхарст прищелкнул языком.
— Теперь вы понимаете, Джон, что я имел в виду, когда говорил о полиции, — вполголоса заметил он.
— О да, Джо… и прекрасно это прочувствовал! При входе Павани заплатил за троих.
Ни одного кресла или стула в зале не оказалось. В центре возвышалось нечто вроде платформы — единственное место, которое до сих пор пустовало. Потолок был увешан разноцветными прожекторами. В спертом воздухе висел тяжелый запах пота и не слишком чистых человеческих тел. Многие девушки уже скинули блузки. Некоторые мужчины последовали их примеру.
— Фрэнсис, что за банда играет сегодня? — будто нечаянно спросил Биллинхарст.
— «Музыка сфер», сэр.
— Поосторожнее! — рявкнул Биллинхарст.
— «Музыка сфер», Джо.
— Надеюсь, обошлось, — прокомментировал Граймс.
Тут его внимание привлекла круглая площадка в центре платформы, которая начала медленно опускаться, открывая черный провал.
«Похоже, лифт, — подумал коммодор. — Конечно, лифт: музыкантам будет непросто пробиться к сцене сквозь такую толпу».
Это действительно оказался лифт. Вскоре из «колодца» поднялись музыканты — трое бородачей с электрогитарами, еще трое с маленькими барабанчиками, пианист, появившийся вместе с инструментом, и внушительных габаритов девица с микрофоном в руках.
Начало было подобно удару грома. Разом взревели гитары, глухо ударили барабаны, пианино, наигрывая мелодию, свело все воедино. Толстая девица выла в микрофон, и ее голос, усиленный во много раз, эхом наполнял помещение.
Утекаем-м-м…
И мечтаем-м-м…
Не лжем-м-м…
Не строим плано-о-ов!
Лишь ты — и я — а-а-а!
Лишь о-он — и она-а-а!
Только мы!
Хочешь утекать —
И свободно мечтать —
Со мной?

И далее в том же духе с небольшими паузами. Нельзя сказать, что Граймс был в восторге от происходящего.
Он подозревал, что и Биллинхарст придерживается такого же мнения.
Странный рваный ритм музыки вызывал у коммодора совершенно определенные ассоциации. «Точно инерционный двигатель, который вот-вот заглохнет», — с отвращением подумал он. Зато юный Павани наслаждался от души — как и подавляющее большинство собравшихся. Но настоящее «всеобщее качение» еще не началось.
Оно началось чуть позже.
В музыке появился новый ритм — непокорный и неотразимый. Толпа начала двигаться по залу, словно ее мешали огромной ложкой — по часовой стрелке, загипнотизированная настойчивым ритмом барабанов, высоко поднимая ноги и с грохотом опуская их на вибрирующий пол. К этому движению было невозможно не присоединиться, и душой, и телом. Они двигались в такт реву гитар, громовым ударам барабанов, упругим басам неистового пианино, фразам, которые хриплым басом выкрикивала толстая девица на сцене:
Прокатись, прокатись!
Пусть трясутся чурбаны — раз, два, три!
Мы собьем ублюдков с ног,
Разотрем их в порошок!
Прокатись, прокатись, прокатись!
Граймс обнаружил, что громко распевает вместе со всеми. Павани тоже пел. Биллинхарст бормотал себе под нос без всякого энтузиазма.
Круг за кругом, и еще круг. Павани каким-то образом освободился от рубашки. Граймс взмок и был не прочь последовать его примеру, но в давке это не представлялось возможным. Однако он заметил, что многие женщины умудрялись раздеваться догола, проявляя чудеса ловкости.
И по суше, и по волнам мы покатимся свободно!
Нас ничто не остановит —
Нет, нет, нет!
На холмах и на равнинах мы в пыли оставим след!
Нас ничто не остановит —
Нет, нет, нет!
Круг за кругом, и еще круг.
Топ, шлеп, топ, шлеп!
Огни над головами мерцали в такт грохоту басов.
Пусть заткнутся чурбаны —
Это мы, это мы!
Шары должны катиться,
Мы созданы катиться!
Мы катимся сквозь вас!
Мы катимся сквозь вас!
— Я надеюсь кое-кого здесь поймать, — тяжело дыша, прошептал Биллинхарст, переходя на шепот.
— Вон тот вроде ничего, — предложил Граймс. У него явно открылось второе дыхание. — Немного потный, но здесь все такие.
— Нет… не то… Вот! Информация!
— Катящиеся шары не обрастают мхом, — ответил ему Граймс.
Круг за кругом, и еще круг.
Топ, топ, топ! Шлеп, шлеп, шлеп!
Когда шары закатятся
Когда шары закатятся,
Мы хотим быть в их числе,
Когда шары закатятся!
Справа от Граймса танцевала полуобнаженная девица, тощая и плоскогрудая. С каждым кругом она все теснее прижималась к нему.
Черт возьми, неужели она собирается его закадрить?! Надо как-то отказать ей, в то же время не обидев… Девица была совершенно не в его вкусе. И тут какой-то толстяк, обливающийся потом, протолкался к ним, не переставая танцевать, — к слову сказать, танец все больше напоминал марш. Граймс услышал, как толстяк шепнул девице:
— В два пополуночи у переправы Фицрой. Передай дальше!
Передав сообщение, он растворился в толпе танцующих. Каким-то образом тощая девица оказалась между Граймсом и чуть живым от усталости Биллинхарстом, тихонько напевая в такт музыке.
Загляните за травой,
Загляните за травой.
В два ноль-ноль,
В два ноль-ноль,
Переправа Фицрой.
Загляните за травой!
Музыканты заиграли другую тему, но она продолжала напевать как ни в чем не бывало:
Помечтаем на свободе,
Помечтаем на свободе,
Трава мечтаний,
Трава мечтаний,
Свободно помечтаем…
Она скорчила рожу Биллинхарсту, одарила Граймса очаровательной улыбкой и скрылась в толпе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39