Он всматривался вниз. Мальчик встал позади него.
— Оно? — спросил Ян.
— Оно!
— Тогда лучше пойдём.
Они последовали за негритянкой. Тихонько жужжа, крышка захлопнулась за ними.
Пол накренился, сквозь щели между панелями и кафелем проникал дым, пространство заполнилось паром и каменной крошкой; стены рушились. Он почувствовал, что поднимается вверх, и закричал…
Сидя на кровати, Артур с недоумением рассматривал незнакомую комнату. Марти стоял на четвереньках на соседней кровати и истерично рыдал.
Франсин обняла Артура.
— Ничего не случилось, — уговаривала она. — Ничего страшного. — Она уложила мужа и выскользнула из-под одеяла, чтобы успокоить сына. — Папе приснился страшный сон, — объяснила Франсин. — Он в порядке.
— Это было здесь, в этой комнате, — прохрипел Артур. — Я чувствовал. О, Боже.
Марти затих. Франсин легла в постель рядом с мужем.
— А ты надеялся, что они помогут тебе хотя бы избежать кошмаров? — спросила она горько.
— Жаль, что надежда не оправдалась, — сказал Артур. — Я мог бы…
— Тшшшш, — проговорила Франсин, нежно обнимая его. Она дрожала. — Достаточно того, что нам предстоит пережить. Зачем же видеть это во сне?
— А тебе виделось что-нибудь подобное?
Она покачала головой.
— Но скоро будет. Я знаю, что будет. У каждого. И чем ближе к катастрофе, тем чаще. — Она дрожала всё сильнее и сильнее, стуча зубами. Артур одной рукой гладил её лицо, а другой прижал жену к себе, но не мог её успокоить. Она беззвучно рыдала, содрогаясь всем телом. Франсин так старалась не издать ни звука и не испугать сына, что мышцы шеи свело судорогой.
— Мы, мммы, мммы погибнем, — хрипло бормотала она.
— Шшшш, — сказал он. — Шшшш. Ведь сон приснился мне, а не тебе.
— Мммы погибнем, — повторяла она. — Я ххоч-ч-у кричать. Мне надо крикнуть, Арт.
Она посмотрела на Марти. Мальчик все ещё не спал; он слушал и наблюдал за ними.
— Мама в порядке? — спросил он.
Артур не ответил.
— Мамочка! — позвал Марти.
— Все хорошо, дорогой. — Дрожь Франсин не унималась.
— Твоя мама просто боится.
— Прекрати, — потребовала жена.
— Мы все очень боимся.
— Сейчас Земля взорвётся, да? — спросил мальчик.
— Нет, но мы волнуемся, и поэтому я вижу кошмарные сны, а мама дрожит.
Франсин закрыла глаза, переполненная материнским состраданием.
— Все боятся, — пролепетал Марти. — Не только я. Все.
— Это так, — согласился Артур.
Он осторожно выпустил Франсин из объятий. Она хмурила брови, не открывая глаз, и, перестав трястись, лишь только изредка вздрагивала. Марти перебрался в их постель и обвил Франсин руками, улёгшись щекой на её плечо.
— Все нормально, мама, — сказал он.
— Бояться — нормально, — проговорил Артур, ни к кому не обращаясь. Он уставился на обои в цветочек, освещённые маленькой ночной лампочкой, указывающей путь в ванную комнату.
Они находились в гостинице, предоставляющей своим обитателям комнату и завтрак, в нескольких милях к югу от Портленда.
Сеть молчала.
Она уже передала приказания и инструкции.
Я мог бы надеяться на сочувствие.
Но этого Сеть ему не предложила.
«Нью-Сайентист», 25 марта 1997 года.
…Появление из-за солнечного диска Венеры — планеты, абсолютно изменившей свой облик — дало космогеологам свежую пищу для размышлений. Ожидалось, что столкновение с ледяной глыбой диаметром двести километров вызовет грандиозные сейсмические явления, но, судя по всему, ничего подобного не произошло. Некоторые учёные — те, кто связывает столкновение с событиями на Земле — предполагают, что глыба была искусственно расколота на множество меньших по размерам частей, чтобы более равномерно распределить силу удара по второй планете Солнечной системы.
Теперь перед нами предстаёт голая поверхность Венеры, а её атмосфера превращена в оболочку, состоящую из прозрачного раскалённого пара. Характерные особенности поверхности, видимо, не многим отличаются от тех, что мы смогли выявить в результате исследований, проведённых при помощи радарного сканирования.
Планетолог Урия Хайсинк из Гёттингенского университета полагает, что атмосфере Венеры искусственно придана способность преобразовывать тепло, вследствие чего температура снижается. Рано или поздно пар сконденсируется, и светонепроницаемые белые облака, которые появятся вокруг планеты в результате этого процесса, начнут не столько поглощать, сколько отражать солнечное тепло. Охлаждение активизируется; возможно, выпадут осадки и, в свою очередь, вновь превратятся в пар. Этот пар сгустится в верхних слоях атмосферы, преграждая путь теплу. Через несколько веков на Венере будут преобладать климатические и атмосферные условия, сходные с земными.
Lacrimosa dies Ma!
Над долиной нависли облака дыма; с востока подступал огонь; горели Айдахо, Аризона, Юта. Сквозь пелену пробивались оранжевые лучи солнца; Йосемите погрузился в подсвеченный туман, навевающий мысли об Апокалипсисе.
Эдвард, идя мимо магазина, увидел Минелли. Тот сидел в машине, оставив переднюю дверцу открытой, и слушал радио. При этом он закинул ногу на ногу и прутиком счищал грязь с подошвы ботинка.
— Что говорят? — спросил Эдвард, легонько постучав палкой по бамперу.
— Пока огонь далеко от нас, — сообщил Минелли. — Пожары распространяются на юг, а не на север. На востоке тоже горит — где-то в трёхстах или четырехстал милях отсюда.
— Что ещё?
— Скорость пулек упала ниже микросейсмического фона. Теперь их невозможно услышать. — Он сломал прутик и бросил его на асфальт. — Иногда хочется работать, правда? Держать руку на пульсе больного.
— Не совсем так, — ответил Эдвард. — Гулял сегодня?
— Да. В пять утра побродил немного. Приятно вставать в темноте. Восход — потрясающее зрелище. Мои привычки меняются день ото дня. Я успокоился. Смешно, правда?
— Отрицание, гнев, апатия… смирение, — перечислил Эдвард. — Четыре стадии.
— Я ни с чем не смирился, — заявил Минелли. — Просто спокойно отношусь к тому, что должно случиться. Куда направляешься?
— К водопадам. Никогда не бывал там.
Минелли кивнул.
— Знаешь, я отыскал место, где хотел бы находиться, когда грянет катастрофа. — Он указал пальцем в сторону Глесьер-Пойнта. — Оттуда видно все; отличный обзор. Я поднимусь и разобью лагерь. Проведу там неделю или около того, чтобы подготовиться.
— А если повезёт и подвернётся какая-нибудь сердобольная дамочка?
— Возьму её с собой, но я не надеюсь. — Минелли почесал бороду и холодно усмехнулся. — Я парень второго сорта.
Эдвард взглянул на наклейку на боковом стекле: «Рождённый служить Сатане».
— Изыди» — бросил он через плечо и двинулся на восток.
— Я католик. Мне всё равно, что ты скажешь.
— А я англиканец.
— Когда вернёшься?
— К началу встречи, в пять часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
— Оно? — спросил Ян.
— Оно!
— Тогда лучше пойдём.
Они последовали за негритянкой. Тихонько жужжа, крышка захлопнулась за ними.
Пол накренился, сквозь щели между панелями и кафелем проникал дым, пространство заполнилось паром и каменной крошкой; стены рушились. Он почувствовал, что поднимается вверх, и закричал…
Сидя на кровати, Артур с недоумением рассматривал незнакомую комнату. Марти стоял на четвереньках на соседней кровати и истерично рыдал.
Франсин обняла Артура.
— Ничего не случилось, — уговаривала она. — Ничего страшного. — Она уложила мужа и выскользнула из-под одеяла, чтобы успокоить сына. — Папе приснился страшный сон, — объяснила Франсин. — Он в порядке.
— Это было здесь, в этой комнате, — прохрипел Артур. — Я чувствовал. О, Боже.
Марти затих. Франсин легла в постель рядом с мужем.
— А ты надеялся, что они помогут тебе хотя бы избежать кошмаров? — спросила она горько.
— Жаль, что надежда не оправдалась, — сказал Артур. — Я мог бы…
— Тшшшш, — проговорила Франсин, нежно обнимая его. Она дрожала. — Достаточно того, что нам предстоит пережить. Зачем же видеть это во сне?
— А тебе виделось что-нибудь подобное?
Она покачала головой.
— Но скоро будет. Я знаю, что будет. У каждого. И чем ближе к катастрофе, тем чаще. — Она дрожала всё сильнее и сильнее, стуча зубами. Артур одной рукой гладил её лицо, а другой прижал жену к себе, но не мог её успокоить. Она беззвучно рыдала, содрогаясь всем телом. Франсин так старалась не издать ни звука и не испугать сына, что мышцы шеи свело судорогой.
— Мы, мммы, мммы погибнем, — хрипло бормотала она.
— Шшшш, — сказал он. — Шшшш. Ведь сон приснился мне, а не тебе.
— Мммы погибнем, — повторяла она. — Я ххоч-ч-у кричать. Мне надо крикнуть, Арт.
Она посмотрела на Марти. Мальчик все ещё не спал; он слушал и наблюдал за ними.
— Мама в порядке? — спросил он.
Артур не ответил.
— Мамочка! — позвал Марти.
— Все хорошо, дорогой. — Дрожь Франсин не унималась.
— Твоя мама просто боится.
— Прекрати, — потребовала жена.
— Мы все очень боимся.
— Сейчас Земля взорвётся, да? — спросил мальчик.
— Нет, но мы волнуемся, и поэтому я вижу кошмарные сны, а мама дрожит.
Франсин закрыла глаза, переполненная материнским состраданием.
— Все боятся, — пролепетал Марти. — Не только я. Все.
— Это так, — согласился Артур.
Он осторожно выпустил Франсин из объятий. Она хмурила брови, не открывая глаз, и, перестав трястись, лишь только изредка вздрагивала. Марти перебрался в их постель и обвил Франсин руками, улёгшись щекой на её плечо.
— Все нормально, мама, — сказал он.
— Бояться — нормально, — проговорил Артур, ни к кому не обращаясь. Он уставился на обои в цветочек, освещённые маленькой ночной лампочкой, указывающей путь в ванную комнату.
Они находились в гостинице, предоставляющей своим обитателям комнату и завтрак, в нескольких милях к югу от Портленда.
Сеть молчала.
Она уже передала приказания и инструкции.
Я мог бы надеяться на сочувствие.
Но этого Сеть ему не предложила.
«Нью-Сайентист», 25 марта 1997 года.
…Появление из-за солнечного диска Венеры — планеты, абсолютно изменившей свой облик — дало космогеологам свежую пищу для размышлений. Ожидалось, что столкновение с ледяной глыбой диаметром двести километров вызовет грандиозные сейсмические явления, но, судя по всему, ничего подобного не произошло. Некоторые учёные — те, кто связывает столкновение с событиями на Земле — предполагают, что глыба была искусственно расколота на множество меньших по размерам частей, чтобы более равномерно распределить силу удара по второй планете Солнечной системы.
Теперь перед нами предстаёт голая поверхность Венеры, а её атмосфера превращена в оболочку, состоящую из прозрачного раскалённого пара. Характерные особенности поверхности, видимо, не многим отличаются от тех, что мы смогли выявить в результате исследований, проведённых при помощи радарного сканирования.
Планетолог Урия Хайсинк из Гёттингенского университета полагает, что атмосфере Венеры искусственно придана способность преобразовывать тепло, вследствие чего температура снижается. Рано или поздно пар сконденсируется, и светонепроницаемые белые облака, которые появятся вокруг планеты в результате этого процесса, начнут не столько поглощать, сколько отражать солнечное тепло. Охлаждение активизируется; возможно, выпадут осадки и, в свою очередь, вновь превратятся в пар. Этот пар сгустится в верхних слоях атмосферы, преграждая путь теплу. Через несколько веков на Венере будут преобладать климатические и атмосферные условия, сходные с земными.
Lacrimosa dies Ma!
Над долиной нависли облака дыма; с востока подступал огонь; горели Айдахо, Аризона, Юта. Сквозь пелену пробивались оранжевые лучи солнца; Йосемите погрузился в подсвеченный туман, навевающий мысли об Апокалипсисе.
Эдвард, идя мимо магазина, увидел Минелли. Тот сидел в машине, оставив переднюю дверцу открытой, и слушал радио. При этом он закинул ногу на ногу и прутиком счищал грязь с подошвы ботинка.
— Что говорят? — спросил Эдвард, легонько постучав палкой по бамперу.
— Пока огонь далеко от нас, — сообщил Минелли. — Пожары распространяются на юг, а не на север. На востоке тоже горит — где-то в трёхстах или четырехстал милях отсюда.
— Что ещё?
— Скорость пулек упала ниже микросейсмического фона. Теперь их невозможно услышать. — Он сломал прутик и бросил его на асфальт. — Иногда хочется работать, правда? Держать руку на пульсе больного.
— Не совсем так, — ответил Эдвард. — Гулял сегодня?
— Да. В пять утра побродил немного. Приятно вставать в темноте. Восход — потрясающее зрелище. Мои привычки меняются день ото дня. Я успокоился. Смешно, правда?
— Отрицание, гнев, апатия… смирение, — перечислил Эдвард. — Четыре стадии.
— Я ни с чем не смирился, — заявил Минелли. — Просто спокойно отношусь к тому, что должно случиться. Куда направляешься?
— К водопадам. Никогда не бывал там.
Минелли кивнул.
— Знаешь, я отыскал место, где хотел бы находиться, когда грянет катастрофа. — Он указал пальцем в сторону Глесьер-Пойнта. — Оттуда видно все; отличный обзор. Я поднимусь и разобью лагерь. Проведу там неделю или около того, чтобы подготовиться.
— А если повезёт и подвернётся какая-нибудь сердобольная дамочка?
— Возьму её с собой, но я не надеюсь. — Минелли почесал бороду и холодно усмехнулся. — Я парень второго сорта.
Эдвард взглянул на наклейку на боковом стекле: «Рождённый служить Сатане».
— Изыди» — бросил он через плечо и двинулся на восток.
— Я католик. Мне всё равно, что ты скажешь.
— А я англиканец.
— Когда вернёшься?
— К началу встречи, в пять часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113