– «Ну, это другой табак», – успокоился чиновник. Так вот я и показал ему фигу в кармане.
Голубев, засмеявшись, повернул разговор к прежней теме:
– На какие средства жил сын Гусяновых?
– Безбожно проматывал отцовские деньги.
– Но ведь в Кузнецке он что-то делал…
– Сомневаюсь. Месяц назад по его протекции я покупал в фирме «Кульбит», где он якобы работал дизелистом, новое сиденье для своего трактора. Старое износилось так, что пружины наружу вылезли. Судя по вывеске, фирма производит спортивный инвентарь. На самом же деле торгует автозапчастями. Делом был занят один очкастый мужичок в сатиновом халате, похожий на зачуханного кладовщика. А с десяток дюжих молодцов, таких, как Володя Гусянов, в камуфляже, образно говоря, от безделья кувыркались.
– Среди них не было друга, с которым Гусянов приезжал в Раздольное?
– Друга того я впервые видел позавчера, когда Володя у шашлычной ершился перед мужиками, пришедшими за четушками по случаю аванса.
– Какое впечатление он произвел на вас?
– Взгляд – типичного киллера из американского боевика, а в действительности – Бог его ведает.
– Рэкетиры на вас не наезжают?
– Вскоре, как открыл шашлычную, заглядывали в гости городские мальчики на иномарке. Посидел с ними за бутылкой шампанского. Популярно объяснил, каким соленым потом достается крестьянам хлеб насущный. Вроде бы поняли. Пожали руку и мирно откланялись.
– А Гусянов-младший вам не угрожал?
– Он грозился в Раздольном «урыть» всех, кроме Егора Захаровича Ванина, Кеши Упадышева да Грини Замотаева.
– Упадышев с Замотаевым на самом деле решили передать свою землю вам?
– И смех и грех с этими друзьями. С ними только свяжись – не рад будешь, – Куделькин улыбнулся и фазу посерьезнел: – Приходили ко мне в пятницу дружки с деловым предложением. Объяснил им свои условия. В знак согласия закивали головами и тут же попросили денег на водку. Пришлось сказать, что по пятницам я не подаю, как, впрочем, и по другим дням – тоже. На этом и расстались.
– Семен Максимович на вас не обиделся?
– За что?
– За то, что вы будто бы переманиваете к себе акционеров.
– Мне от его обиды ни жарко ни холодно. Пусть платит людям хотя бы те крохи, которые они заработали. Тогда акционеры будут меньше метаться в поисках лучшей доли.
– В селе много недовольных Гусяновым?
– Хватает.
В дальнейшем разговоре Куделькин без малейшего колебания сказал, что действительно для острастки покушающихся на чужое добро недавно купил в новосибирском охотничьем магазине ружье и несколько пачек патронов к нему. По просьбе Голубева он быстро принес из дома новенькую «Ижевку» с вертикальными стволами двенадцатого калибра и разрешение на право его хранения, вложенное в охотничий билет. Заглянув в чистые стволы, Слава спросил:
– Даже не пристреливали, что ли?..
– По разу выстрелил из каждого ствола на лугах. Неплохое вроде бы ружьишко. Бьет кучно, с пятидесяти шагов дробь насквозь прошила консервную жестянку.
– Каким номером дроби стреляли?
– Двойкой.
– Можно посмотреть патроны?
– Почему ж нельзя…
Куделькин принес стандартную коробку. Из десяти патронов в ней не хватало двух. По заводской маркировке заряжены они были дробью второго номера.
– Для утиной охоты крупноватая дробь, – сказал Голубев.
– Взял, какие были патроны в магазине. Охотиться мне некогда, а для стрельбы в воздух при отпугивании воришек и эти годятся.
– Разрешите, один патрончик возьму?
– Берите, – спокойно ответил Куделькин и вдруг нахмурился. – Вы что, подозреваете меня в убийстве Гусянова?
– Подозрение – не обвинение.
– Но дистанция между ними небольшая.
– Бывает больше, чем от земли до неба.
– При нашем-то правосудии, когда тот прав, у кого больше прав?
– Ну, это еще бабушка надвое сказала, – Слава улыбнулся. – Не беспокойтесь, Богдан Афанасьевич, без вины виноватым не будете.
Расстался Голубев с Куделькиным самым мирным образом. Возникшая было у фермера тревога быстро прошла, но выражение сильной усталости с его лица так и не исчезло.
Глава X
От Куделькина Голубев вновь направился к Егору Захаровичу, чтобы со стороны понаблюдать за таверной и домом Гусяновых. За то время, пока он беседовал с фермером, дед Егор успел зарядить патроны и теперь во дворе выгребал золу из чугунной печки. Напротив его домика посредине улицы громко разговаривали две встретившиеся старухи. Как понял Слава, одну – худощавую с большим носом – звали Матреной, другую – сутулую от старости и глуховатую – Дарьей. Матрена, похоже, недавно вышла из таверны и держала в руке сетчатую авоську с булкой белого хлеба. Дарья с большой хозяйственной сумкой, видимо, шла туда.
– Как, Дарьюшка, куманец Евген себя чувствует? – на всю улицу спросила Матрена.
– Неважно, кума Мотя, очень даже неважно, – ответила Дарья. – Памяти совсем у старого не стало. Думаешь, чего я сюда тащусь?.. Послала час назад его за хлебом. Он, леший, тысячную полсотню в карман сунул и шустренько обернулся. Принес в сумке пачку папирос да чекушку водки, а про хлебушек начисто забыл.
– Так и не бросил выпивать?
– Куды там! Даже и не мечтает бросать. Все зубы уж повыпадали. Кроме языка, во рту ничего не осталось.
– Как же он, бедняга, закусывает?
– Считай, кума, никак. Толченую картошку да хлебный мякиш языком поваляет и целиком проглатывает. А мясо, свиное сало или овощи на мясорубке ему кручу.
– Гляди-ка, приспособились.
– Нужда – не тетка. Когда прижмет, ко всему приспособишься.
– Что правда, то правда. Денег-то на житье хватает?
– Пока грех жаловаться. Евген же, как участник войны да к тому же еще и раненый, около мильона получает, да мне за колхозную работу почти триста тысяч пенсию назначили. А у тебя с пенсией как?
– За полвека дояркой на ферме заработала столько же, как и ты. Да еще – пригоршню победительских значков в соцсоревновании.
– А я свои значки внукам на игрушки отдала.
– У меня внуков нет, дак в коробочке награды держу. На охоту, как прежде, куманец уже не ходит?
– Какая там охота! У него от вина руки ходуном ходють. И ружье свое давно Кеше Упадышеву променял за поллитру самогона. А Кеша из того ружьишка, говорит, самогонный аппарат сделал.
– Кеша чо-нибудь да учудит. А ты, Дарьюшка, новость-то слыхала?
– Какую?
– Володьку Гусянова застрелили.
– Что ты говоришь?! – Дарья, глянув на гусяновский дворец, перекрестилась. – Капелька теперь совсем озвереет. От кого узнала такую известию?
– Сноха Ефима Одинеки по секрету шепнула, что вчерась на именинах кузнеца Кеша Упадышев с Гриней Замотаевым рассказывали, будто своими глазами видали насквозь простреленного Володьку.
– Врут, поди, пьянчужки.
– Богом клялись, что правда.
– Вон чо!.. Отфулиганился, значит, Володька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Голубев, засмеявшись, повернул разговор к прежней теме:
– На какие средства жил сын Гусяновых?
– Безбожно проматывал отцовские деньги.
– Но ведь в Кузнецке он что-то делал…
– Сомневаюсь. Месяц назад по его протекции я покупал в фирме «Кульбит», где он якобы работал дизелистом, новое сиденье для своего трактора. Старое износилось так, что пружины наружу вылезли. Судя по вывеске, фирма производит спортивный инвентарь. На самом же деле торгует автозапчастями. Делом был занят один очкастый мужичок в сатиновом халате, похожий на зачуханного кладовщика. А с десяток дюжих молодцов, таких, как Володя Гусянов, в камуфляже, образно говоря, от безделья кувыркались.
– Среди них не было друга, с которым Гусянов приезжал в Раздольное?
– Друга того я впервые видел позавчера, когда Володя у шашлычной ершился перед мужиками, пришедшими за четушками по случаю аванса.
– Какое впечатление он произвел на вас?
– Взгляд – типичного киллера из американского боевика, а в действительности – Бог его ведает.
– Рэкетиры на вас не наезжают?
– Вскоре, как открыл шашлычную, заглядывали в гости городские мальчики на иномарке. Посидел с ними за бутылкой шампанского. Популярно объяснил, каким соленым потом достается крестьянам хлеб насущный. Вроде бы поняли. Пожали руку и мирно откланялись.
– А Гусянов-младший вам не угрожал?
– Он грозился в Раздольном «урыть» всех, кроме Егора Захаровича Ванина, Кеши Упадышева да Грини Замотаева.
– Упадышев с Замотаевым на самом деле решили передать свою землю вам?
– И смех и грех с этими друзьями. С ними только свяжись – не рад будешь, – Куделькин улыбнулся и фазу посерьезнел: – Приходили ко мне в пятницу дружки с деловым предложением. Объяснил им свои условия. В знак согласия закивали головами и тут же попросили денег на водку. Пришлось сказать, что по пятницам я не подаю, как, впрочем, и по другим дням – тоже. На этом и расстались.
– Семен Максимович на вас не обиделся?
– За что?
– За то, что вы будто бы переманиваете к себе акционеров.
– Мне от его обиды ни жарко ни холодно. Пусть платит людям хотя бы те крохи, которые они заработали. Тогда акционеры будут меньше метаться в поисках лучшей доли.
– В селе много недовольных Гусяновым?
– Хватает.
В дальнейшем разговоре Куделькин без малейшего колебания сказал, что действительно для острастки покушающихся на чужое добро недавно купил в новосибирском охотничьем магазине ружье и несколько пачек патронов к нему. По просьбе Голубева он быстро принес из дома новенькую «Ижевку» с вертикальными стволами двенадцатого калибра и разрешение на право его хранения, вложенное в охотничий билет. Заглянув в чистые стволы, Слава спросил:
– Даже не пристреливали, что ли?..
– По разу выстрелил из каждого ствола на лугах. Неплохое вроде бы ружьишко. Бьет кучно, с пятидесяти шагов дробь насквозь прошила консервную жестянку.
– Каким номером дроби стреляли?
– Двойкой.
– Можно посмотреть патроны?
– Почему ж нельзя…
Куделькин принес стандартную коробку. Из десяти патронов в ней не хватало двух. По заводской маркировке заряжены они были дробью второго номера.
– Для утиной охоты крупноватая дробь, – сказал Голубев.
– Взял, какие были патроны в магазине. Охотиться мне некогда, а для стрельбы в воздух при отпугивании воришек и эти годятся.
– Разрешите, один патрончик возьму?
– Берите, – спокойно ответил Куделькин и вдруг нахмурился. – Вы что, подозреваете меня в убийстве Гусянова?
– Подозрение – не обвинение.
– Но дистанция между ними небольшая.
– Бывает больше, чем от земли до неба.
– При нашем-то правосудии, когда тот прав, у кого больше прав?
– Ну, это еще бабушка надвое сказала, – Слава улыбнулся. – Не беспокойтесь, Богдан Афанасьевич, без вины виноватым не будете.
Расстался Голубев с Куделькиным самым мирным образом. Возникшая было у фермера тревога быстро прошла, но выражение сильной усталости с его лица так и не исчезло.
Глава X
От Куделькина Голубев вновь направился к Егору Захаровичу, чтобы со стороны понаблюдать за таверной и домом Гусяновых. За то время, пока он беседовал с фермером, дед Егор успел зарядить патроны и теперь во дворе выгребал золу из чугунной печки. Напротив его домика посредине улицы громко разговаривали две встретившиеся старухи. Как понял Слава, одну – худощавую с большим носом – звали Матреной, другую – сутулую от старости и глуховатую – Дарьей. Матрена, похоже, недавно вышла из таверны и держала в руке сетчатую авоську с булкой белого хлеба. Дарья с большой хозяйственной сумкой, видимо, шла туда.
– Как, Дарьюшка, куманец Евген себя чувствует? – на всю улицу спросила Матрена.
– Неважно, кума Мотя, очень даже неважно, – ответила Дарья. – Памяти совсем у старого не стало. Думаешь, чего я сюда тащусь?.. Послала час назад его за хлебом. Он, леший, тысячную полсотню в карман сунул и шустренько обернулся. Принес в сумке пачку папирос да чекушку водки, а про хлебушек начисто забыл.
– Так и не бросил выпивать?
– Куды там! Даже и не мечтает бросать. Все зубы уж повыпадали. Кроме языка, во рту ничего не осталось.
– Как же он, бедняга, закусывает?
– Считай, кума, никак. Толченую картошку да хлебный мякиш языком поваляет и целиком проглатывает. А мясо, свиное сало или овощи на мясорубке ему кручу.
– Гляди-ка, приспособились.
– Нужда – не тетка. Когда прижмет, ко всему приспособишься.
– Что правда, то правда. Денег-то на житье хватает?
– Пока грех жаловаться. Евген же, как участник войны да к тому же еще и раненый, около мильона получает, да мне за колхозную работу почти триста тысяч пенсию назначили. А у тебя с пенсией как?
– За полвека дояркой на ферме заработала столько же, как и ты. Да еще – пригоршню победительских значков в соцсоревновании.
– А я свои значки внукам на игрушки отдала.
– У меня внуков нет, дак в коробочке награды держу. На охоту, как прежде, куманец уже не ходит?
– Какая там охота! У него от вина руки ходуном ходють. И ружье свое давно Кеше Упадышеву променял за поллитру самогона. А Кеша из того ружьишка, говорит, самогонный аппарат сделал.
– Кеша чо-нибудь да учудит. А ты, Дарьюшка, новость-то слыхала?
– Какую?
– Володьку Гусянова застрелили.
– Что ты говоришь?! – Дарья, глянув на гусяновский дворец, перекрестилась. – Капелька теперь совсем озвереет. От кого узнала такую известию?
– Сноха Ефима Одинеки по секрету шепнула, что вчерась на именинах кузнеца Кеша Упадышев с Гриней Замотаевым рассказывали, будто своими глазами видали насквозь простреленного Володьку.
– Врут, поди, пьянчужки.
– Богом клялись, что правда.
– Вон чо!.. Отфулиганился, значит, Володька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48