Раньше, бывало, вместе с супругой на всех раздоленских свадьбах и на днях рождения гулял. И чарку мог до дна выпить, и крестьянской пищей плотно закусить, и даже задушевную песню в общем хоре на гулянке поддержать. Голос у Семена Максимовича зычный. Любую ноту до конца вытянет. Теперь же песен от председателя мы не слышим. Некоторые по старинке пробовали его приглашать на семейные торжества, но – куда там! Получали один и тот же отказ: «В райкоме партии нас неправильно поймут». Тех райкомов давно уже нет, а Семену Максимовичу все равно не поется…
– А сын Гусяновых чем занимался?
– Трудно сказать… После школы Семен Максимович за счет колхоза устроил его в сельскохозяйственный институт. Володька одну зиму провалял там дурака, и его забрили на армейскую службу. За два года службы повзрослел, в плечах раздался, но ума не накопил. Служивший вместе с ним Андрей Удалой сразу сел на трактор и – в поле. А Володька полное лето по селу воздух пинал да в пьяном кураже хвастался, будто участвовал в чеченских событиях и на танке давил черномазых бандитов, как клопов. Мол, если б не предательское распоряжение высшего руководства о выводе войск из Чечни, хана была бы всем абрекам. На самом же деле, по словам Андрея Удалого, служили они в Омске и запах пороха нюхнули лишь один разок на учебных стрельбах. За такое разоблачение Володька хотел намять Андрею бока, но тот, будучи не хилым парнем, согласно своей фамилии, принародно возле клуба по-удалому уложил Володьку на лопатки.
– Егор Захарович, вы же говорили, что ваши односельчане с Гусяновым не связывались, – сказал Голубев. – А выходит, рукопашные схватки были…
– Дак, разве это схватка? Молодые парни всего-то померялись силой. Такое в Раздольном происходит, можно сказать, через день да каждый день. Не так давно, к примеру, самый младший из Удалых, проказник Ромка, в шутливой борьбе подножкой опрокинул на спину долговязого Гриню Замотаева. Ух, как Гриня разбушевался! Уши оторву, дескать, или шею сверну Шустряку! Это у Ромки прозвище такое. Ну и что?.. Сразу-то Ромка, конечно, деру дал. Теперь же как ни в чем не бывало с ушами и исправной шеей гоняет вдоль деревни на своем скрипучем велике, – старик, улыбнувшись, тут же продолжил: – Понятно, Замотаев не Гусянов. Гриня – безобидный выпивоха, а Володька был обидчив и злопамятен. После принародного позора он быстренько умотался на жительство в Кузнецк и, вполне возможно, затаил на Андрея злобу. Только Андрей не из тех, кто способен отстаивать свое превосходство до кровавого конца. В работящей семье Удалых он самый спокойный.
– Чем Гусянов в Кузнецке занимался? – снова спросил Бирюков.
– Говорил, что дизельным механиком в коммерческой организации работает. На самом же деле, похоже, бездельничал. Считай, каждую неделю в Раздольное наведывался.
– Один?
– Бывало, и с компанией таких же бугаев, как сам, в голубых беретах, приезжал.
– Что его сюда тянуло?
– Неограниченная выпивка да еще, по моим приметам, Лиза Удалая шибко Володьке нравилась. Он перед ней прямо мелким бесом рассыпался. Лиза же подзадоривала да посмеивалась над его ухаживаниями. Она и с другими прилипчивыми ухажерами так же, как кошка с мышкой, играет.
– Много у нее ухажеров?
– Отбою нет. В основном, студенты из наших деревенских, которые на старших курсах учатся.
– Не ревновал Гусянов Лизу?
– К кому?.. Она, как говорится, ни нашим ни вашим не поддавалась. Да и студенты тоже не вспыльчивые азиаты, чтобы из-за девки бойню учинять.
– А «шашлычник» Закарян как?..
– Дословное имя у Закаряна – Хачатур. Для простоты его тут, под одну гребенку со всеми прочими кавказцами, Хачиком окрестили. Ничего, не обижается мужик.
– Давно он здесь?
– С той поры, когда шабашники строительством занимались. Вся бригада, завершив работу, уехала в родную Армению, а Хачик женился на дочке Ефима Одинеки и прижился в Раздольном. Уже троих черноголовых внуков кузнецу настрогал…
Бирюков не торопил разговорчивого Егора Захаровича и сознательно не прерывал его даже в тех случаях, когда старик увлекался рассуждениями и, казалось бы, уходил далеко в сторону от существа вопроса. Чтобы наметить версию, требовалась обширная информация, из которой впоследствии предстояло выудить крупинки истины и фактов, ведущих к раскрытию преступления. В начальной стадии следствия Антон перво-наперво всегда старался узнать характер потерпевшего. Это давало возможность логически объяснить его поступки, завершившиеся, в данном случае, трагическим исходом. Для разгадки криминальной тайны надо было как можно скорее найти ответ на два первостепенных вопроса: с кем и из-за чего столь круто схлестнулся Владимир Гусянов?
Глава VI
К вечеру, когда опергруппа вернулась с лугов в Раздольное, село заметно оживилось. Во дворах беспричинно блеяли только что пригнанные с пастбища овцы, мычали перед доением коровы, громким хрюканьем настойчиво требовали кормления свиньи. Хозяйки, бренча ведрами, доставали из колодцев воду и грозными окриками вперемешку с незлобивым матом успокаивали нетерпеливую скотину.
А во дворе большого дома через усадьбу от фермерского хозяйства Богдана Куделькина бушевала в самом разгаре разухабистая гулянка. Под виртуозные переливы гармони и гулкий топот ног звонкоголосая плясунья залихватски сыпала частушку:
Ты пляши да ты пляши,
Ты пляши – ногами ладь!
Овечка топала – пропала,
И тебе не миновать!.. Об-ба-а!..
Частушечную эстафету подхватил басовитый мужской голос:
Меня маменька рожала –
Вся деревня задрожала.
Тятька бегает, орет:
«Какого черта Бог дает?!»
– Ефим Одинека шестидесятилетие справляет. Приглашал меня поиграть на тальянке, но я из опасения, что засижусь на зорьке, отбоярился, – сказал Егор Захарович и прислушался: – На хромке наяривает Андрей Удалой. Отчебучивает припевки сноха Ефимова, а мужчину не могу узнать по голосу. Наверно, из приезжих гостей.
Слава Голубев улыбнулся:
– Вот и верь после этого, что от непродуманной реформы крестьяне стали плохо жить.
– Мы никогда хорошо не жили, но гулять всегда гуляли на полную катушку, – тоже с улыбкой ответил старик. – Так что, никакие причуды реформаторов нам не страшны. Любые напасти перепляшем.
– Ты, дед Егор, в самое яблочко попал! – бодро проговорил Кеша Упадышев. – Нам – была бы водка, а реформы всякие для нас – трын-трава. – И весело подмигнул мрачному Замотаеву. – Не хмурься, Гриня. Щас мы с тобой зайдем к Одинеке. Проздравим Ефима Иваныча с юбилеем. Глядишь, и на душе полегчает, словно сам боженька по ней босиком пробежится.
– Пинком под зад тебя проздравить бы, чтоб ты, проглот, кубарем пробежался, – сердито протянул Замотаев, но взгляд его заметно повеселел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– А сын Гусяновых чем занимался?
– Трудно сказать… После школы Семен Максимович за счет колхоза устроил его в сельскохозяйственный институт. Володька одну зиму провалял там дурака, и его забрили на армейскую службу. За два года службы повзрослел, в плечах раздался, но ума не накопил. Служивший вместе с ним Андрей Удалой сразу сел на трактор и – в поле. А Володька полное лето по селу воздух пинал да в пьяном кураже хвастался, будто участвовал в чеченских событиях и на танке давил черномазых бандитов, как клопов. Мол, если б не предательское распоряжение высшего руководства о выводе войск из Чечни, хана была бы всем абрекам. На самом же деле, по словам Андрея Удалого, служили они в Омске и запах пороха нюхнули лишь один разок на учебных стрельбах. За такое разоблачение Володька хотел намять Андрею бока, но тот, будучи не хилым парнем, согласно своей фамилии, принародно возле клуба по-удалому уложил Володьку на лопатки.
– Егор Захарович, вы же говорили, что ваши односельчане с Гусяновым не связывались, – сказал Голубев. – А выходит, рукопашные схватки были…
– Дак, разве это схватка? Молодые парни всего-то померялись силой. Такое в Раздольном происходит, можно сказать, через день да каждый день. Не так давно, к примеру, самый младший из Удалых, проказник Ромка, в шутливой борьбе подножкой опрокинул на спину долговязого Гриню Замотаева. Ух, как Гриня разбушевался! Уши оторву, дескать, или шею сверну Шустряку! Это у Ромки прозвище такое. Ну и что?.. Сразу-то Ромка, конечно, деру дал. Теперь же как ни в чем не бывало с ушами и исправной шеей гоняет вдоль деревни на своем скрипучем велике, – старик, улыбнувшись, тут же продолжил: – Понятно, Замотаев не Гусянов. Гриня – безобидный выпивоха, а Володька был обидчив и злопамятен. После принародного позора он быстренько умотался на жительство в Кузнецк и, вполне возможно, затаил на Андрея злобу. Только Андрей не из тех, кто способен отстаивать свое превосходство до кровавого конца. В работящей семье Удалых он самый спокойный.
– Чем Гусянов в Кузнецке занимался? – снова спросил Бирюков.
– Говорил, что дизельным механиком в коммерческой организации работает. На самом же деле, похоже, бездельничал. Считай, каждую неделю в Раздольное наведывался.
– Один?
– Бывало, и с компанией таких же бугаев, как сам, в голубых беретах, приезжал.
– Что его сюда тянуло?
– Неограниченная выпивка да еще, по моим приметам, Лиза Удалая шибко Володьке нравилась. Он перед ней прямо мелким бесом рассыпался. Лиза же подзадоривала да посмеивалась над его ухаживаниями. Она и с другими прилипчивыми ухажерами так же, как кошка с мышкой, играет.
– Много у нее ухажеров?
– Отбою нет. В основном, студенты из наших деревенских, которые на старших курсах учатся.
– Не ревновал Гусянов Лизу?
– К кому?.. Она, как говорится, ни нашим ни вашим не поддавалась. Да и студенты тоже не вспыльчивые азиаты, чтобы из-за девки бойню учинять.
– А «шашлычник» Закарян как?..
– Дословное имя у Закаряна – Хачатур. Для простоты его тут, под одну гребенку со всеми прочими кавказцами, Хачиком окрестили. Ничего, не обижается мужик.
– Давно он здесь?
– С той поры, когда шабашники строительством занимались. Вся бригада, завершив работу, уехала в родную Армению, а Хачик женился на дочке Ефима Одинеки и прижился в Раздольном. Уже троих черноголовых внуков кузнецу настрогал…
Бирюков не торопил разговорчивого Егора Захаровича и сознательно не прерывал его даже в тех случаях, когда старик увлекался рассуждениями и, казалось бы, уходил далеко в сторону от существа вопроса. Чтобы наметить версию, требовалась обширная информация, из которой впоследствии предстояло выудить крупинки истины и фактов, ведущих к раскрытию преступления. В начальной стадии следствия Антон перво-наперво всегда старался узнать характер потерпевшего. Это давало возможность логически объяснить его поступки, завершившиеся, в данном случае, трагическим исходом. Для разгадки криминальной тайны надо было как можно скорее найти ответ на два первостепенных вопроса: с кем и из-за чего столь круто схлестнулся Владимир Гусянов?
Глава VI
К вечеру, когда опергруппа вернулась с лугов в Раздольное, село заметно оживилось. Во дворах беспричинно блеяли только что пригнанные с пастбища овцы, мычали перед доением коровы, громким хрюканьем настойчиво требовали кормления свиньи. Хозяйки, бренча ведрами, доставали из колодцев воду и грозными окриками вперемешку с незлобивым матом успокаивали нетерпеливую скотину.
А во дворе большого дома через усадьбу от фермерского хозяйства Богдана Куделькина бушевала в самом разгаре разухабистая гулянка. Под виртуозные переливы гармони и гулкий топот ног звонкоголосая плясунья залихватски сыпала частушку:
Ты пляши да ты пляши,
Ты пляши – ногами ладь!
Овечка топала – пропала,
И тебе не миновать!.. Об-ба-а!..
Частушечную эстафету подхватил басовитый мужской голос:
Меня маменька рожала –
Вся деревня задрожала.
Тятька бегает, орет:
«Какого черта Бог дает?!»
– Ефим Одинека шестидесятилетие справляет. Приглашал меня поиграть на тальянке, но я из опасения, что засижусь на зорьке, отбоярился, – сказал Егор Захарович и прислушался: – На хромке наяривает Андрей Удалой. Отчебучивает припевки сноха Ефимова, а мужчину не могу узнать по голосу. Наверно, из приезжих гостей.
Слава Голубев улыбнулся:
– Вот и верь после этого, что от непродуманной реформы крестьяне стали плохо жить.
– Мы никогда хорошо не жили, но гулять всегда гуляли на полную катушку, – тоже с улыбкой ответил старик. – Так что, никакие причуды реформаторов нам не страшны. Любые напасти перепляшем.
– Ты, дед Егор, в самое яблочко попал! – бодро проговорил Кеша Упадышев. – Нам – была бы водка, а реформы всякие для нас – трын-трава. – И весело подмигнул мрачному Замотаеву. – Не хмурься, Гриня. Щас мы с тобой зайдем к Одинеке. Проздравим Ефима Иваныча с юбилеем. Глядишь, и на душе полегчает, словно сам боженька по ней босиком пробежится.
– Пинком под зад тебя проздравить бы, чтоб ты, проглот, кубарем пробежался, – сердито протянул Замотаев, но взгляд его заметно повеселел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48