– На приеме у врача грузиночка не была? – спросил судмедэксперта Бирюков.
– Нет, не была. Я своими глазами видел, как она вошла в поликлинику, поднялась на второй этаж к аптечному киоску и, купив таблетки, удалилась.
– Не обознался?
– Обижаешь, гражданин прокурор. Таких привлекательных грузинок в райцентре больше нет. Я запомнил ее с первого раза, когда с учебником к Вике прибегала. Потому сегодня и заинтересовался ею, как только увидел.
– Почему она именно в поликлинику пришла?
– В других аптечных точках райцентра берлидорма нет.
– Спасибо за ценную информацию.
– Чего там, пустяки.
– Не скромничай, Боря. Честное слово, ты молодец, – весело заговорил Голубев. – С тобой приятно общаться. Каждый раз, если не рассмешишь анекдотом, то хорошей информацией порадуешь.
– Как говорил у нас в институте Павел Иванович, жизнь смешнее анекдота, – пробурчал Медников.
– Старый профессор, любивший иносказательно задавать вопросы?
– Нет, молодой доцент. Политэкономию преподавал. Немного заикался. Тоже большой оригинал был. На лекциях – заслушаешься, а на экзаменах – ухохочешься. Особенно, когда начинал отвечать Сева Каганицкий – студент-пройдоха из нашей группы. Лекции парень слушал в пол-уха, но на зачетах всех педагогов убаюкивал словонедержанием. Одного Павла Ивановича никак не мог очаровать. Слушает тот, слушает Севину словесную молотьбу, потом вдруг: «Каганицкий, сколько п-пчела меду дает?» – «Смотря какая пчела, Павел Иванович», – мигом изворачивается Сева. Доцент показывает волосатый кулак: «Вот такая!» – «Такая, Павел Иванович, не знаю». – «Единственный вопрос, на который вы ответили п-правиль-но». Осенью пошел Сева на переэкзаменовку к доценту домой и, как всегда, начал искусно плести лапти. Доцент вроде бы одобрительно покивал и говорит: «Каганицкий, я недавно баян купил. Можно, п-пока вы отвечаете, п-поиграю?» – «Конечно, Павел Иванович, можно!» – радостно согласился Сева, рассчитывая, что под шумок зачет будет обеспечен. Взял доцент музыкальный инструмент и, вперив глаза в клавиши, начал одним пальцем давить «Во саду ли, в огороде». Сева молотил, молотил – выдохся. Доцент словно удивился: «Все, Каганицкий?» – «Все, Павел Иванович». – «Х-хорошо я играю?» – «Отлично, Павел Иванович!» – «П-приходите еще раз послушать…»
Бирюков, Тимохина и Голубев засмеялись.
– Смешно… – с упреком сказал Медников. – А Севе было не до смеха. Так и не осилил парень политэкономию. Отчислили за неуспеваемость из института.
Дверь кабинета неслышно приоткрылась. Заглянувшая секретарь-машинистка виноватым голосом проговорила:
– Извините, Антон Игнатьевич. Из Новосибирска приехала Алла Аркадьевна Солнышкина. Просит, чтобы вы срочно ее приняли…
– Пусть минуту подождет. Сейчас мы закругляемся, – ответил Бирюков.
Дверь тут же закрылась. Голубев, поднимаясь, сказал:
– Побегу в медучилище и в общежитие загляну. Авось перехвачу там Кавазашвили. Попутно предупрежу дежурного милиции на железнодорожном вокзале, чтобы смотрел в оба и, если Нино попытается улизнуть из райцентра на электричке, притормозил девоньку.
Вместе с Голубевым из кабинета вышли Тимохина и Медников. На пороге тотчас появилась Солнышкина. Как и в прошлый раз, одета она была скромно, без дорогих украшений. По-прежнему от нее исходил приятный аромат импортных духов, но лицо заметно изменилось. Вместо обаятельно-улыбчивого стало тревожно-растерянным. Под глазами появились темные круги, а в уголках глаз – морщинки, будто цветущая женщина сразу постарела на несколько лет. Тихо поздоровавшись, Алла Аркадьевна села на предложенный стул и, тяжело вздохнув, заговорила:
– Вот, Антон Игнатьевич, какая страшная беда свалилась на мою несчастную голову. Так и не могу разыскать дочь. Ни в училище, ни в общежитии никто не знает, куда после экзамена она пропала. Сокурсницы пожимают плечами. Говорят, вчера у них состоялся торжественный вечер по случаю окончания учебного года. Раньше Вика в таких мероприятиях была заводилой. Активно участвовала в художественной самодеятельности, а тут… будто сквозь землю провалилась. Представляете, как страшно запугал девочку негодяй Абасов?..
– Вы уже побывали в училище? – спросил Бирюков.
– Побывала. Хотела приехать сюда вчера, но до позднего вечера пришлось давать показания в горпрокуратуре, затем в Управлении по борьбе с организованной преступностью. Негодяй наворочал столько преступлений, аж мороз по коже продирает.
– Что Вика рассказала вам о разговоре с Абасовым?
Алла Аркадьевна опустила глаза:
– Понимаете, когда мы с Викой приехали из больницы домой, я весь день провела с ней. Утешала, как могла. Вика успокоилась, стала готовиться к экзамену. Часов в одиннадцать следующего дня позвонила Вике с работы. Спросила, как она себя чувствует. В ответ услышала раздраженное: «Плохо! Ты продолжаешь общаться с Азером?» Спокойно говорю: «Нет, доча, давно его выгнала из „Даров природы“». – «Не лги! Азер только что звонил тебе». – «Не может быть». – «Ты что, не веришь мне?» – «Верю, но не вижу повода для звонка, поскольку никаких общих дел с Абасовым не имею. Что он сказал?» – «Тебе это интересно?» – «Конечно». – «Тогда слушай! Пообещал на пару с Ильясом изнасиловать меня и придушить». – «Что ты городишь, доча?!» – «То, что слышала! Короче, сейчас я уезжаю. Запомни, ноги моей здесь больше никогда не будет». И бросила трубку. Зная, что Вика слов на ветер не бросает, я немедленно приехала домой. Дочери уже, как говорится, и след простыл. Только записка на столе осталась. Сгоряча схватила выкупленные у Ильяса квартирные документы и помчалась к Абасову. Дома, на улице Жуковского, его не оказалось. Прямиком рванула в Ельцовку, к нему на дачу. Там – пьяная пляска с гулящими девками. Соседи подсказали, что загудели негодяи со вчерашнего вечера…
– У Абасова есть на даче телефон? – воспользовавшись паузой, спросил Бирюков.
– Нет.
– Откуда же он звонил?
– Не знаю… – Алла Аркадьевна задумалась. – Машина его стояла в гараже. Значит, в тот злосчастный день Абасов никуда с дачи не уезжал. У него привычка: если уж выгнал машину из гаража, то оставлять ее на улице до позднего вечера. Боже мой, я совсем потеряла рассудок. Не мог мне в тот день звонить Абасов!..
– Как же вы об этом не догадались раньше?
Солнышкина растерянно пожала плечами:
– Викин побег настолько обескуражил, что до сих пор не могу собраться с мыслями. Главное, ведь и у следователей вчера не возникло такого вопроса. Поверили мне на слово.
– В начальной стадии расследования «на слово» приходится принимать многое. Истина выясняется после, – сказал Бирюков. – Выходит, Вика сама придумала телефонную угрозу?
– Упаси Бог! На придумки она не способна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57