Вождь даже забыл про сосиски. Еще бы:
можно только предполагать, когда Тсинуммок пил пиво в последний раз, тем
более из граненой стеклянной кружки - в лучшем случае, лет десять тому
назад при разгроме и поджоге 3-го Уральского пивзавода. Но на толмача
Газгольдера по молодости лет пиво не произвело никакого впечатления, и он,
пользуясь случаем, выдергивал из-под руки сраженного вождя молочные
баварские сосиски и, пуская слезы от непривычной горчицы, пожирал их.
Тсинуммок не знал, что первым хватать... глаза разбегались...
консервовскрыватель... пиво... кружка... сосиски... сосиски... кружка...
пиво... консервовскрыватель... вождь шлепнул по рукам толмача, вождь сунул
консервовскрыватель в карман своей душегрейки (будто там ему и место, будто
он там всегда лежал), вождь выхватил бутылку пива из Машкиных рук...
Но Мишель вдруг совершил один из тех своих безумных поступков, которые
приносили ему удачу - он скрутил огромную дулю и укоризненно сказал вождю:
- Нехорошо брать чужое, однако!
Газгольдер от ужаса подавился сосиской - оскорбительней жеста
аборигены не знали (разве что рубануть ребром ладони по локтевому суставу и
поводить рукой перед носом противника). Тсинуммок в ответ мог скосить
Мишеля автоматной очередью, и был бы прав; но вождь от неожиданности так
смутился, что потерял лицо, поспешно вывинтил из уха орден "Дружбы народов"
и жестами предложил честный обмен: орден на консервовскрыватель.
Мишель, не долго думая, кивнул головой.
Тсинуммок все понял. Он с мясом вырвал из душегрейки "Орден "Знак
Почета" и ткнул пальцем в стеклянную кружку; но Мишель на этот раз покачал
головой, показал два пальца: мол, "кружка на два орденка", и дополнительно
ткнул в орден "Трудового Красного знамени" на груди вождя. Вождь не
торговался. Вышиванные полотенца пошли за медаль "Мать-героиня", а пустые
бутылки из-под спирта и пива - за красивый значок члена общества ДОСААФ.
Толмачу Газгольдеру бесплатно досталась зазубренная консервная банка.
Так на просторах Западной Сибири состоялась первая взаимовыгодная
сделка между Шлиманом и дикарями, положившая начало дружбе народов и
раскопкам Москвы.
Дела у Шлиманов-Сидоровых шли постепенно в гору, потому что в этих
дремучих местах у них почти не было конкурентов - кому охота осваивать
варварские территории у черта на куличках у Полярного круга? Дюпону?
Ротшильду? Или, может быть, мсье Курицу?.. Отнюдь. Им подавай Атлантиду!
Любителей было мало, а места много. Неосторожного путешественника тут
запросто могли подстеречь, пленить, расстрелять, сварить, сожрать - или
снежные люди-неандертолоиды, или первобытные коммуняки, целыми кланами
охотившиеся на расплодившихся амурских тигров, переплывавших Итиль (как
видно, древняя Волга), задравших последних зубров в Беловежской Пуще и в
особо голодные зимы не брезговавших человечинкой (как тигры, так и
коммуняки). Или, того хуже, можно было угодить в плен к таинственнейшим
жидомасонам в районе Биробиджана - этих редкостных антисемитов как будто
никто никогда не видел, но они прятались везде, за каждым кустом и деревом,
вроде кровожадных гремлинов или вурдалаков. Но и жидомасонов Мишель не
очень-то боялся, потому что, как уже говорилось, делал то, что полегче, и
как Бог на душу положит, нисколько не притворяясь: с коммуняками он был
коммунякой - кожанка, незаряженный наган на боку, красная гвоздика в
петлице; со сталиняками (племя, родственное коммунякам, но позлобнее и
несговорчивее) был сталинякой - усы, сапоги и голая задница; даже
подозрительное племя ура-патриотов принимало Мишеля за своего в енотовой
щубе с позолоченными погонами и в овечьей папахе - так что повстречай
Мишель жидомасона, еще неизвестно, кто у кого больше бы крови выпил.
Не превращая жизнеописание Шлимана-второго в этнографический очерк,
отметим, что для коммуняк Мишель был просто дядей Мишей (называли они его,
естественно, справа налево: Ашим, дядя Ашим; для сталиняк - Михаилом
Шоломовичем; патриоты видели в нем чуть ли не самого Михаила-архангела; для
звиадистов он был Михо; для зеков - просто Мишуня; экзотические
бородачи-барбудосы, пришедшие в сибирскую тайгу через Берингов пролив чуть
ли не с острова Кубы, называли его доном Мигелем; известен он был также под
именами Макс, Микаэль, Михоэлс, Мойша, Мойва, Майкл; а в общем, для эвенков
и алеутов, коммуняк и сталиняк, патриотов и совсем уже одичавших
номенклатурщиков, и конечно же, для родимых камчадалов Шлиман-второй был
чем-то вроде Миклухи-Маклая для папуасов - помощником, другом, учителем,
миссионером - добрым и полезным человеком немного не от мира сего, которого
как-то не резон окунать в бронзовый котел с кипятком, зато можно немножко
обдурить, выменяв за несколько орденков и медалек отличный
консервовскрыватель или даже старинную тульскую двустволку.
Конечно, его отношения с аборигенами не всегда обстояли гладко: Мишеля
грабили на больших таежных просеках, и угоняли во глубину сибирских руд или
на туруханскую каторгу, и держали заложником (а Машу в наложницах), и
конфисковывали лендровер со спиртом, и так далее и тому подобное.
- Давно что-то не видно нашего Лешима, однако, - говаривали в таких
случаях знатные номенклатурные аборигены, соскучившиеся по пиву с
сосисками.
Они барабанами созывали Верховный Совет где-нибудь в очередной столице
в Ханты-Мансийске или в Вась-Вась-Юганске, усаживались за длинным столом в
виде большой буквы "Т", который таскали с собой по тайге, выбирали
Дежурного Генсека, раскуривали люльку мира и так долго и молча дымили и
кашляли во Дворце Культуры под переходящим Красным Знаменем, что сталиняки
(или омоновцы, или кто там был виноват) не выдерживали всеобщего
молчаливого осуждения и отпускали Мишеля из очередного магаданского
рабства, а Машу из какого-нибудь веселого сахалинского вертепа.
Потом они две недели пили, ели, пели, спали, писали пулю (ленинградку
и сочинку, с хозяином горы, с переходящими распасами, со сталинградами, с
брандерами и без), играли в смертельную русскую рулетку, любили поспорить о
приоритетах национальных или общечеловеческих ценностей и решали всякие
насущные вопросы - кому, например, вручить переходящее Красное Знамя, а
кому таскать за собой Т-образный стол. Эти вечеринки-посиделки с ершом
["Eorsh" - агрессивная колючая рыба северных рек (вроде пираньи) и
одновременно смесь огненой воды с пивом. - Прим. переводчика] и со
стрельбой назывались у них "пленумами цека" и чем-то напоминали собрания
рыцарей круглого стола короля Артура. Вождь Тсинуммок, конечно, был членом
политбюро, бывал и Дежурным Генсеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
можно только предполагать, когда Тсинуммок пил пиво в последний раз, тем
более из граненой стеклянной кружки - в лучшем случае, лет десять тому
назад при разгроме и поджоге 3-го Уральского пивзавода. Но на толмача
Газгольдера по молодости лет пиво не произвело никакого впечатления, и он,
пользуясь случаем, выдергивал из-под руки сраженного вождя молочные
баварские сосиски и, пуская слезы от непривычной горчицы, пожирал их.
Тсинуммок не знал, что первым хватать... глаза разбегались...
консервовскрыватель... пиво... кружка... сосиски... сосиски... кружка...
пиво... консервовскрыватель... вождь шлепнул по рукам толмача, вождь сунул
консервовскрыватель в карман своей душегрейки (будто там ему и место, будто
он там всегда лежал), вождь выхватил бутылку пива из Машкиных рук...
Но Мишель вдруг совершил один из тех своих безумных поступков, которые
приносили ему удачу - он скрутил огромную дулю и укоризненно сказал вождю:
- Нехорошо брать чужое, однако!
Газгольдер от ужаса подавился сосиской - оскорбительней жеста
аборигены не знали (разве что рубануть ребром ладони по локтевому суставу и
поводить рукой перед носом противника). Тсинуммок в ответ мог скосить
Мишеля автоматной очередью, и был бы прав; но вождь от неожиданности так
смутился, что потерял лицо, поспешно вывинтил из уха орден "Дружбы народов"
и жестами предложил честный обмен: орден на консервовскрыватель.
Мишель, не долго думая, кивнул головой.
Тсинуммок все понял. Он с мясом вырвал из душегрейки "Орден "Знак
Почета" и ткнул пальцем в стеклянную кружку; но Мишель на этот раз покачал
головой, показал два пальца: мол, "кружка на два орденка", и дополнительно
ткнул в орден "Трудового Красного знамени" на груди вождя. Вождь не
торговался. Вышиванные полотенца пошли за медаль "Мать-героиня", а пустые
бутылки из-под спирта и пива - за красивый значок члена общества ДОСААФ.
Толмачу Газгольдеру бесплатно досталась зазубренная консервная банка.
Так на просторах Западной Сибири состоялась первая взаимовыгодная
сделка между Шлиманом и дикарями, положившая начало дружбе народов и
раскопкам Москвы.
Дела у Шлиманов-Сидоровых шли постепенно в гору, потому что в этих
дремучих местах у них почти не было конкурентов - кому охота осваивать
варварские территории у черта на куличках у Полярного круга? Дюпону?
Ротшильду? Или, может быть, мсье Курицу?.. Отнюдь. Им подавай Атлантиду!
Любителей было мало, а места много. Неосторожного путешественника тут
запросто могли подстеречь, пленить, расстрелять, сварить, сожрать - или
снежные люди-неандертолоиды, или первобытные коммуняки, целыми кланами
охотившиеся на расплодившихся амурских тигров, переплывавших Итиль (как
видно, древняя Волга), задравших последних зубров в Беловежской Пуще и в
особо голодные зимы не брезговавших человечинкой (как тигры, так и
коммуняки). Или, того хуже, можно было угодить в плен к таинственнейшим
жидомасонам в районе Биробиджана - этих редкостных антисемитов как будто
никто никогда не видел, но они прятались везде, за каждым кустом и деревом,
вроде кровожадных гремлинов или вурдалаков. Но и жидомасонов Мишель не
очень-то боялся, потому что, как уже говорилось, делал то, что полегче, и
как Бог на душу положит, нисколько не притворяясь: с коммуняками он был
коммунякой - кожанка, незаряженный наган на боку, красная гвоздика в
петлице; со сталиняками (племя, родственное коммунякам, но позлобнее и
несговорчивее) был сталинякой - усы, сапоги и голая задница; даже
подозрительное племя ура-патриотов принимало Мишеля за своего в енотовой
щубе с позолоченными погонами и в овечьей папахе - так что повстречай
Мишель жидомасона, еще неизвестно, кто у кого больше бы крови выпил.
Не превращая жизнеописание Шлимана-второго в этнографический очерк,
отметим, что для коммуняк Мишель был просто дядей Мишей (называли они его,
естественно, справа налево: Ашим, дядя Ашим; для сталиняк - Михаилом
Шоломовичем; патриоты видели в нем чуть ли не самого Михаила-архангела; для
звиадистов он был Михо; для зеков - просто Мишуня; экзотические
бородачи-барбудосы, пришедшие в сибирскую тайгу через Берингов пролив чуть
ли не с острова Кубы, называли его доном Мигелем; известен он был также под
именами Макс, Микаэль, Михоэлс, Мойша, Мойва, Майкл; а в общем, для эвенков
и алеутов, коммуняк и сталиняк, патриотов и совсем уже одичавших
номенклатурщиков, и конечно же, для родимых камчадалов Шлиман-второй был
чем-то вроде Миклухи-Маклая для папуасов - помощником, другом, учителем,
миссионером - добрым и полезным человеком немного не от мира сего, которого
как-то не резон окунать в бронзовый котел с кипятком, зато можно немножко
обдурить, выменяв за несколько орденков и медалек отличный
консервовскрыватель или даже старинную тульскую двустволку.
Конечно, его отношения с аборигенами не всегда обстояли гладко: Мишеля
грабили на больших таежных просеках, и угоняли во глубину сибирских руд или
на туруханскую каторгу, и держали заложником (а Машу в наложницах), и
конфисковывали лендровер со спиртом, и так далее и тому подобное.
- Давно что-то не видно нашего Лешима, однако, - говаривали в таких
случаях знатные номенклатурные аборигены, соскучившиеся по пиву с
сосисками.
Они барабанами созывали Верховный Совет где-нибудь в очередной столице
в Ханты-Мансийске или в Вась-Вась-Юганске, усаживались за длинным столом в
виде большой буквы "Т", который таскали с собой по тайге, выбирали
Дежурного Генсека, раскуривали люльку мира и так долго и молча дымили и
кашляли во Дворце Культуры под переходящим Красным Знаменем, что сталиняки
(или омоновцы, или кто там был виноват) не выдерживали всеобщего
молчаливого осуждения и отпускали Мишеля из очередного магаданского
рабства, а Машу из какого-нибудь веселого сахалинского вертепа.
Потом они две недели пили, ели, пели, спали, писали пулю (ленинградку
и сочинку, с хозяином горы, с переходящими распасами, со сталинградами, с
брандерами и без), играли в смертельную русскую рулетку, любили поспорить о
приоритетах национальных или общечеловеческих ценностей и решали всякие
насущные вопросы - кому, например, вручить переходящее Красное Знамя, а
кому таскать за собой Т-образный стол. Эти вечеринки-посиделки с ершом
["Eorsh" - агрессивная колючая рыба северных рек (вроде пираньи) и
одновременно смесь огненой воды с пивом. - Прим. переводчика] и со
стрельбой назывались у них "пленумами цека" и чем-то напоминали собрания
рыцарей круглого стола короля Артура. Вождь Тсинуммок, конечно, был членом
политбюро, бывал и Дежурным Генсеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13