— Мы с полицией не совсем в таких отношениях.
— Даже если так.
— Мне не хотелось тебе говорить, такими вещами не хвастаются, но меня арестовывали. Я сидела в тюрьме. И не один раз.
— Наверное, это было не очень приятно.
— Не очень приятно! Знаешь центр временного содержания? В Гринвиче?
— Знаю.
Она отвела глаза.
— Не нужно было тебе говорить. И так ты обо мне невысокого мнения.
— Я был за решеткой всего один раз, но зато гораздо дольше, чем ты.
— Это не одно и то же.
— Может быть, в чем-то. Мне кажется, Джеки, я тебя понимаю лучше, чем ты думаешь. Тебе не нужно волноваться из-за того, что ты говоришь мне.
Долгое молчание. Потом:
— Есть кое-что и похуже.
— Да?
— Впрочем, ты, наверное, уже догадался. Я еще и поэтому не могу все время сидеть в гостинице — мне нужно приходить сюда.
Ее глаза бегали, и она нервно втягивала носом воздух. Я знал, о чем идет речь.
— Видел мои руки?
— Конечно.
— Значит, ты знаешь.
— Конечно. Ты колешься.
— Да.
— И что?
Молчание затянулось. Потом:
— Мне нужно принять дозу. Я не хочу, чтобы ты видел меня. Тебя стошнит.
— Не стошнит.
— Да нет, не в том смысле, просто, если ты это увидишь, я не буду тебе нравиться. Я уйду в другую комнату.
— Ладно.
— Алекс...
— Что?
— Я сейчас.
— Ладно.
— Ты будешь здесь? Не уйдешь? Мне кажется, я смогу помочь тебе. Ну то есть помочь найти того, кто это сделал. Не уйдешь?
— Куда мне идти?
— Не знаю. Уйдешь и все.
— Никуда я не уйду.
— Хорошо.
Тыльной стороной ладони она терла себе глаза. Затем встала и быстро вышла из комнаты.
— Я сейчас вернусь, Алекс. Это займет не больше минуты, я сейчас вернусь.
Глава 18
Когда она вернулась, перемена была разительная. И дело было не в одних только расширенных зрачках. Ее лицо, нервное и оживленное до того, как она укололась, выглядело теперь совершенно бесстрастным. Она передвигалась медленно, как будто на ватных ногах, плечи обвисли. Она села на диван, вытянула ноги и сказала:
— Слишком светло, слишком светло.
Я прошел и выключил все лампы.
Немного спустя она сказала:
— Я продержалась целый год. Не работала. Со мной был один человек. Он жил в Скарсдейле. Знаешь, где это?
— Да.
— Я там никогда не была. Там хорошо?
— Да.
— Он был женат. Он оплачивал мне квартиру и давал мне деньги, а я ни с кем больше не встречалась. Мы виделись днем, а иногда он оставался на ночь.
Она закрыла глаза. Ее сигарета догорела до фильтра, я осторожно вынул ее из ослабевших пальцев и затушил. Потом она открыла глаза и взглянула на меня.
— Мы любили друг друга, — сказала она.
Ее голос звучал очень мягко, она говорила медленно, ровно. Только губы шевелились. Перед тем она жестикулировала во время разговора, теперь руки неподвижно лежали на коленях.
— Час тут, час там. А летом он всегда уезжал с женой в Европу, на два месяца. Детей он отправлял в лагерь в Новой Англии, а сам с женой уезжал в Европу, так каждое лето. В то лето, когда мы встречались, он собирался оплатить мне путешествие. Он хотел дать мне денег, чтобы я купила себе новые шмотки, и отправить меня в Пуэрто-Рико. Сказал, что оплатит гостиницу, билет, понимаешь?
— Да.
— Я этого очень ждала, Алекс. Ты сам из Нью-Йорка?
— Нет.
— А откуда?
— Из Огайо.
— Там хорошо?
— Обычно.
— Понятно. А я родилась в Нью-Йорке и никогда нигде не была. Всю жизнь здесь, в Нью-Йорке. Поэтому я ждала этой поездки. Начала ходить по магазинам и покупать вещи, а потом этот человек признался, что его дела идут не так уж хорошо и такое путешествие он не потянет. Сказал, что даст мне немного денег, но на поездку этого не хватит.
Она снова закрыла глаза. Я докурил сигарету до половины, когда она, по-прежнему не открывая глаз, сказала:
— Он, как и раньше, мог отправить детей в лагерь и отвезти жену в Европу, но не смог потянуть для меня поездку. Понимаешь?
— Понимаю.
— Мне было очень обидно, Алекс, и когда он вернулся из Европы, меня уже не было в том месте. Я снова начала работать, водить клиентов, и снова начала колоться, и перестала любить его, и когда он вернулся, меня уже там не было.
Она снова замолчала. Я посмотрел на нее, и мне захотелось коснуться ее лица.
Она сказала:
— Человеку нужна опора, вот в чем дело. То, что держит его на плаву.
Она открыла глаза.
— Я говорю тебе то, о чем никогда и никому не говорила. Алекс, как получилось, что ты выбрал именно меня?
— Мне нужно было узнать, как...
— Нет-нет-нет. Я видела тебя на улице. Ты ходил взад-вперед, взад-вперед. Сегодня на улице было полно девушек. Почему ты выбрал меня?
— Ты была самая красивая.
Она распахнула глаза и слегка повернулась ко мне. Наверное, правда заразительна; я не собирался ей говорить, не хотел признаваться в этом даже себе, но все получилось само собой. Она очень внимательно посмотрела мне в глаза.
— Ты очень хороший, Алекс.
Я растерянно взглянул на нее.
— Да, Алекс, — очень мягко сказала она, отвечая на вопрос, который не был задан. — Мне очень хочется этого.
И я поцеловал ее.
* * *
Она целовалась жадно, самозабвенно, как влюбленная школьница в припаркованной машине. Ее губы были влажными и горячими, ее руки крепко обвивали мою шею. Ее губы были мягкими и сладкими, и я проводил пальцами по ее шее и гладил ее, как испуганного котенка.
Шатаясь, как пьяные, мы пошли в ее маленькую спальню и снова в дверях остановились и стали целоваться. Она вздохнула и пробормотала мое имя. Не зажигая свет, мы вошли в спальню и разделись. Она сняла покрывало, и мы легли на кровать.
— Не сразу, но мы все-таки добрались до постели. Кто мог подумать?
— Тсс...
— Алекс...
Мы поцеловались, она прижалась ко мне, и я ощутил ее невероятную мягкость. Каждый сантиметр ее тела был мягким и гладким. Я не мог от нее оторваться. Я трогал ее грудь, живот, спину, ноги. Мне нравилось, какие они на ощупь.
Она лежала совсем тихо, закрыв глаза, тело расслаблено в сладкой истоме героина, а я тем временем «пел гимны» всем прелестям ее плоти. Я гладил ее и целовал ее, и наконец ее тело стало сладко подрагивать, дыхание установилось в такт этим движениям. Она стала тихонько постанывать, тоненько, еле слышно. Я перестал думать, я полностью растворился в ее запахе, вкусе, близости. И наконец она сказала, неожиданно настойчиво:
— Ну же, милый, иди ко мне.
Я лег сверху на ее маленькое мягкое тело, ее рука обхватила и направила меня. Она билась подо мной изо всех сил в сладкой агонии. И причиной этому был я. Я услышал ее крик и почувствовал ее дрожь, а потом сам растаял внутри нее в неизъяснимом блаженстве.
* * *
Она вернулась из ванной. Я не шевелился и не открывал глаз. Она забралась в кровать рядом со мной и сказала:
— Тебе не нужно беспокоиться, я не больна.
— Я и не беспокоюсь.
— А зря.
— Нет.
— У меня три раза был триппер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Даже если так.
— Мне не хотелось тебе говорить, такими вещами не хвастаются, но меня арестовывали. Я сидела в тюрьме. И не один раз.
— Наверное, это было не очень приятно.
— Не очень приятно! Знаешь центр временного содержания? В Гринвиче?
— Знаю.
Она отвела глаза.
— Не нужно было тебе говорить. И так ты обо мне невысокого мнения.
— Я был за решеткой всего один раз, но зато гораздо дольше, чем ты.
— Это не одно и то же.
— Может быть, в чем-то. Мне кажется, Джеки, я тебя понимаю лучше, чем ты думаешь. Тебе не нужно волноваться из-за того, что ты говоришь мне.
Долгое молчание. Потом:
— Есть кое-что и похуже.
— Да?
— Впрочем, ты, наверное, уже догадался. Я еще и поэтому не могу все время сидеть в гостинице — мне нужно приходить сюда.
Ее глаза бегали, и она нервно втягивала носом воздух. Я знал, о чем идет речь.
— Видел мои руки?
— Конечно.
— Значит, ты знаешь.
— Конечно. Ты колешься.
— Да.
— И что?
Молчание затянулось. Потом:
— Мне нужно принять дозу. Я не хочу, чтобы ты видел меня. Тебя стошнит.
— Не стошнит.
— Да нет, не в том смысле, просто, если ты это увидишь, я не буду тебе нравиться. Я уйду в другую комнату.
— Ладно.
— Алекс...
— Что?
— Я сейчас.
— Ладно.
— Ты будешь здесь? Не уйдешь? Мне кажется, я смогу помочь тебе. Ну то есть помочь найти того, кто это сделал. Не уйдешь?
— Куда мне идти?
— Не знаю. Уйдешь и все.
— Никуда я не уйду.
— Хорошо.
Тыльной стороной ладони она терла себе глаза. Затем встала и быстро вышла из комнаты.
— Я сейчас вернусь, Алекс. Это займет не больше минуты, я сейчас вернусь.
Глава 18
Когда она вернулась, перемена была разительная. И дело было не в одних только расширенных зрачках. Ее лицо, нервное и оживленное до того, как она укололась, выглядело теперь совершенно бесстрастным. Она передвигалась медленно, как будто на ватных ногах, плечи обвисли. Она села на диван, вытянула ноги и сказала:
— Слишком светло, слишком светло.
Я прошел и выключил все лампы.
Немного спустя она сказала:
— Я продержалась целый год. Не работала. Со мной был один человек. Он жил в Скарсдейле. Знаешь, где это?
— Да.
— Я там никогда не была. Там хорошо?
— Да.
— Он был женат. Он оплачивал мне квартиру и давал мне деньги, а я ни с кем больше не встречалась. Мы виделись днем, а иногда он оставался на ночь.
Она закрыла глаза. Ее сигарета догорела до фильтра, я осторожно вынул ее из ослабевших пальцев и затушил. Потом она открыла глаза и взглянула на меня.
— Мы любили друг друга, — сказала она.
Ее голос звучал очень мягко, она говорила медленно, ровно. Только губы шевелились. Перед тем она жестикулировала во время разговора, теперь руки неподвижно лежали на коленях.
— Час тут, час там. А летом он всегда уезжал с женой в Европу, на два месяца. Детей он отправлял в лагерь в Новой Англии, а сам с женой уезжал в Европу, так каждое лето. В то лето, когда мы встречались, он собирался оплатить мне путешествие. Он хотел дать мне денег, чтобы я купила себе новые шмотки, и отправить меня в Пуэрто-Рико. Сказал, что оплатит гостиницу, билет, понимаешь?
— Да.
— Я этого очень ждала, Алекс. Ты сам из Нью-Йорка?
— Нет.
— А откуда?
— Из Огайо.
— Там хорошо?
— Обычно.
— Понятно. А я родилась в Нью-Йорке и никогда нигде не была. Всю жизнь здесь, в Нью-Йорке. Поэтому я ждала этой поездки. Начала ходить по магазинам и покупать вещи, а потом этот человек признался, что его дела идут не так уж хорошо и такое путешествие он не потянет. Сказал, что даст мне немного денег, но на поездку этого не хватит.
Она снова закрыла глаза. Я докурил сигарету до половины, когда она, по-прежнему не открывая глаз, сказала:
— Он, как и раньше, мог отправить детей в лагерь и отвезти жену в Европу, но не смог потянуть для меня поездку. Понимаешь?
— Понимаю.
— Мне было очень обидно, Алекс, и когда он вернулся из Европы, меня уже не было в том месте. Я снова начала работать, водить клиентов, и снова начала колоться, и перестала любить его, и когда он вернулся, меня уже там не было.
Она снова замолчала. Я посмотрел на нее, и мне захотелось коснуться ее лица.
Она сказала:
— Человеку нужна опора, вот в чем дело. То, что держит его на плаву.
Она открыла глаза.
— Я говорю тебе то, о чем никогда и никому не говорила. Алекс, как получилось, что ты выбрал именно меня?
— Мне нужно было узнать, как...
— Нет-нет-нет. Я видела тебя на улице. Ты ходил взад-вперед, взад-вперед. Сегодня на улице было полно девушек. Почему ты выбрал меня?
— Ты была самая красивая.
Она распахнула глаза и слегка повернулась ко мне. Наверное, правда заразительна; я не собирался ей говорить, не хотел признаваться в этом даже себе, но все получилось само собой. Она очень внимательно посмотрела мне в глаза.
— Ты очень хороший, Алекс.
Я растерянно взглянул на нее.
— Да, Алекс, — очень мягко сказала она, отвечая на вопрос, который не был задан. — Мне очень хочется этого.
И я поцеловал ее.
* * *
Она целовалась жадно, самозабвенно, как влюбленная школьница в припаркованной машине. Ее губы были влажными и горячими, ее руки крепко обвивали мою шею. Ее губы были мягкими и сладкими, и я проводил пальцами по ее шее и гладил ее, как испуганного котенка.
Шатаясь, как пьяные, мы пошли в ее маленькую спальню и снова в дверях остановились и стали целоваться. Она вздохнула и пробормотала мое имя. Не зажигая свет, мы вошли в спальню и разделись. Она сняла покрывало, и мы легли на кровать.
— Не сразу, но мы все-таки добрались до постели. Кто мог подумать?
— Тсс...
— Алекс...
Мы поцеловались, она прижалась ко мне, и я ощутил ее невероятную мягкость. Каждый сантиметр ее тела был мягким и гладким. Я не мог от нее оторваться. Я трогал ее грудь, живот, спину, ноги. Мне нравилось, какие они на ощупь.
Она лежала совсем тихо, закрыв глаза, тело расслаблено в сладкой истоме героина, а я тем временем «пел гимны» всем прелестям ее плоти. Я гладил ее и целовал ее, и наконец ее тело стало сладко подрагивать, дыхание установилось в такт этим движениям. Она стала тихонько постанывать, тоненько, еле слышно. Я перестал думать, я полностью растворился в ее запахе, вкусе, близости. И наконец она сказала, неожиданно настойчиво:
— Ну же, милый, иди ко мне.
Я лег сверху на ее маленькое мягкое тело, ее рука обхватила и направила меня. Она билась подо мной изо всех сил в сладкой агонии. И причиной этому был я. Я услышал ее крик и почувствовал ее дрожь, а потом сам растаял внутри нее в неизъяснимом блаженстве.
* * *
Она вернулась из ванной. Я не шевелился и не открывал глаз. Она забралась в кровать рядом со мной и сказала:
— Тебе не нужно беспокоиться, я не больна.
— Я и не беспокоюсь.
— А зря.
— Нет.
— У меня три раза был триппер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43