Руки осторожно разжали мои ослабившие хватку пальцы, забрали «дипломат». Едва слышно щелкнули замки, несколько мгновений спустя «дипломат» лег на прежнее место.
— Он никогда не узнает, — прошептал Пабло.
— И второй?
— А что, второй?
— Который сумасшедший.
— Я думаю, что нет, — ответил Пабло. — Я думаю, эти двое очень умны, и второй только притворяется сумасшедшим. У некоторых это отлично получается. Я думаю, что именно сумасшедший у них главный.
— Но переговоры ведет другой, он же и несет пудру...
— Естественно. Я же говорю тебе, они очень умные.
* * *
Полчаса спустя я решил, что пора просыпаться. Зевнул, потянулся, несколько секунд будто бы приходил в себя, соображая, где нахожусь, потом спрыгнул на землю, зашагал рядом с телегой.
— Когда мы подъедем к границе с Андоррой, вы должны отдать нам пудру, — напомнил мне Пабло.
— Может, и отдам.
— Это необходимо.
— Возможно. Под соломой мы будем в безопасности, не так ли?
— Хочется на это надеяться.
— Так почему мне не спрятать пудру под соломой?
Я думаю, он сознательно не стал искать убедительного ответа. Если нас найдут, заявил он, то от пограничника можно будет откупиться взяткой. Если найдут пудру, деньги не помогут, так что ее лучше отдать ему. В его руках, заверил он меня, она будет в полной безопасности.
— Скоро будем на границе?
— Очень скоро. Через час, может, два.
Я вновь залез на сено. Когда до границы с Андоррой осталось совсем немного, Пабло остановил телегу. Мы забрались под солому. Вновь напомнил о пудре.
— Если они обыщут вас и найдут пудру, у вас будут неприятности. Если же они найдут ее у нас, я буду отрицать, что вы знали о ее существовании, и вы легко отделаетесь.
Он позволил мне настоять на своем. Вместе с Висенте завалил нас соломой, и телега двинулась дальше. Полусонный Эстебан никак не мог понять, что происходит. Даже пытался вылезти из-под соломы. В конце концов я его успокоил, но происходящее ему очень не нравилось.
— Я не доверяю этим людям. А ты?
— Разумеется, нет.
— И правильно. Очень уж они смахивают на бандитов. Думаю, они могут убить нас, не задумываясь.
— Согласен с тобой.
— Правда?
— Висенте собирался убить тебя, пока ты спал. Но Пабло его остановил.
— Он собирался убить меня?
— Ножом. Хотел перерезать тебе горло.
— Матерь Божья...
— Но теперь все в порядке.
Я не ошибся. Границу мы пересекли без проблем. Пабло с Висенте, похоже, не раз проходили этот маршрут, так что на пограничном посту их хорошо знали. Затем короткий бросок по территории Андорры, и французская граница. Мне даже взгрустнулось. Мало кому из американцев доводилось в те времена бывать в Андорре, а я, упрятанный под солому, ничего не смог увидеть. Когда же ничего не видишь и не понимаешь языка, лучше сидеть у телевизора и смотреть «Клуб путешествий».
Меня слегка тревожила процедура расставания с Висенте и Пабло, но выяснилось, что и они хотят как можно быстрее попрощаться с нами. В итоге фляжка с вином вновь пошла по кругу, после чего наши пути разошлись: их лежал обратно в Испанию, наш в глубь Франции. В первом же кафе, заказав завтрак, я раскрыл «дипломат» и достал жестянку с пудрой для лица.
— Я ничего не понимаю, — Эстебан не отрывал глаз от жестянки.
— Я купил ее в Сарагосе, — объяснил я. — Высыпал пудру для лица, заменил ее сахарной пудрой, смешанной с порошком аспирина. По вкусу эта смесь напоминала героин, и, судя по всему, наши друзья решили, что мы везем с собой этот наркотик. Видишь ли, не стали бы они помогать нам пересечь границу бесплатно. Они рассчитывали что-то наварить, а такая жестянка с героином могла принести хорошие деньги.
Эстебан согласно кивнул.
— Помнишь, как Пабло ушел из хижины в Сорте, сказав, что ему надо купить продукты на дорогу? Он побежал покупать жестянку с пудрой для лица. Покаты спал, они поменяли жестянки. Так что в итоге у нас осталась та самая пудра, которую я и покупал, — я передал жестянку Эстебану. — Это тебе. Для твоего салона в Париже.
— Так героина у нас не было?
— Разумеется, нет.
— Ага. Значит, и у них нет героина, так?
— Им досталась сахарная пудра, перемешанная с аспирином. Ничего больше.
— Понятно.
— Когда они разберутся с содержимым жестянки, их ждет большое разочарование.
Глава одиннадцатая
Я не сумел втолковать Эстебану, почему мы должны ехать в Париж порознь. Он настаивал на том, что, как братья, мы не можем разделяться, а потом разрыдался и начал рвать на себе волосы. Я-то не собирался в Париж. Потому что хотел повидаться с одним человеком в Гренобле, около итальянской границы. Я попытался посадить Эстебана на парижский поезд, но он и слышать об этом не хотел. Я должен ехать с ним, твердил он. Без меня он потеряется.
Я, разумеется, понимал, что он говорит чистую правду. Один он наверняка потерялся бы, а меня раздражало, что я все более проникался чувством ответственности за эту никчемность. Меня посетила совсем уж дикая мысль: а не взять ли его с собой? Но я быстро очухался. С ним хватало хлопот и в его родной стране. А уж в Италии, Югославии, Турции он превратился бы в чугунное ядро, которое привязывали к ногам тех, кого хотели утопить.
Я мог бы изыскать возможность каким-то боком принять участие в судьбе Эстебана, но сначала следовало: добыть золото, доставить по назначению таинственные документы, снять претензии, предъявляемые к моей особе ирландской полицией, турецкой полицией, американскими властями и правоохранительными органами других стран, которые могли обратить на меня свое внимание.
В итоге на парижский поезд мы сели вдвоем, Эстебан и я. Произошло это в Фуа. В Тулузе я сошел с поезда и пересел на другой, идущий на восток, в Ним. Оттуда на автобусе добрался до Гренобля. Я полагал, что месье Жерар Моне уже получил письмо, отправленное мною из Ирландии, так что сразу направился к его дому. Его жена сказала мне, что он в своем винном магазине (время приближалось к полудню), и объяснила, как туда пройти. Я вошел в магазин и представился Пьером, написавшим ему из Ирландии. Он приложил палец к губам, проскользнул мимо меня к двери, закрыл ее, запер, опустил жалюзи, увлек меня за прилавок.
Его глаза сияли синевой, длинные, нечесаные волосы падали за воротник рубашки.
— Вы приехали! Скажите мне, что я должен делать. Ничего больше.
— Меня зовут...
Он поднял руку, всю в змеящихся синих венах.
— Не надо, не говорите. Человек может повторить лишь то, что знает, а я ничего не хочу знать. Мой отец участвовал в Движении. Мой прапрадед погиб под Ватерлоо. Вы это знали?
— Нет.
— И я в Движении с детства. Я наблюдал. Я слушал. Будет ли результат? При моей жизни?
Когда-нибудь? Я не знаю. Буду с вами откровенен, я сомневаюсь, что из этого что-то да выйдет. Они говорят мне, что Империя канула в Лету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40