И задницы прыщами покроются!…
Он бы еще долго над ними куражился, но в эту секунду в разных концах лагеря одновременно шарахнул фейерверк, и в небо с шипением взмыли разноцветные ракеты.
- Опана! - пацаны повскакали на ноги, бросившись к окнам, заворожено уставились вверх. Степенно поднялся и Шнобель. Покосившись на сияющее небо, солидно объявил:
- Все, голытьба, попилил я. Раз пошли в ход ракеты, значит, гость приехал. Выходит, и мне нужно в резиденции быть…
- А нам тут что делать?
- Как это что? За чуваком присматривайте.
- Это за Натовцем, что ли? Так он же связанный.
- Шварц сказал приглядывать, значит, приглядывайте! И вообще будьте поблизости, мало ли что. Любаша может позвать к гостям в любую минуту.
- А пожрать нам дадут?
- Это уж как себя покажете. - Шнобель игриво подмигнул. - Сумеете понравиться, - и накормят, и напоят. Еще и таблеточками угостят. Там нынче жирные тузы, - жадничать не будут…
С устрашающим грохотом в небо устремилась очередная порция ракет, и, сбежав по ступеням, он выскочил из корпуса. Конечно, никто его в резиденции не ждал, однако хотелось быть ближе к празднику, а если с гостем приехал и Гусак, значит, реально можно было оказаться в центре событий. Где центр событий, там и раздача призов, а на призы нюх у Шнобеля был отменный. За то и прозвали его Шнобелем, - нос у подростка был и впрямь здоровенный - «сладкое» чуял чуть ли не за километр. С некоторых пор именно в «сладком» заключался смысл жизни Шнобеля, и, успев за свой короткий век попробовать практически всего - от алкоголя с наркотиками до свеженьких девятилеток, он твердо уверился в том, что «сладкое» не приедается и не надоедает. А уж если умело варьировать удовольствия, не доходя до крайностей и избегая заразы, то жить можно в полном смысле припеваючи. Были бы, как говорится, друзья и капуста, а с этим у него пока проблем не возникало. Конечно, те же друзья могли иной раз и в лоб закатать, и нос набок свернуть, зато и с заработком всегда помогали. На тех же фитюлях, продаваемых школярам, Шнобель имел в день столько же, сколько получали в пенсионные дни сразу с полдюжины бабулек. А еще можно было чистить хаты, торговать рыжьем и сотовыми. А уж с лавэ в карманах скучали только дураки. Киоски круглосуточно торговали пивом и чипсами, и любая телка за пару сотен готова была обслужить в лучшем виде. Век, что и говорить, наступил золотой, и даже менты пацанов практически не гоняли. На крайняк - самым борзым можно было и отстегнуть на лапу…
Правда, Дуст как-то говорил, что долго эта лафа не протянется, но в эту шнягу можно было и не верить. Да и на кой верить, если тебе тринадцать лет, если ноги еще бегают, а за ночь можно кончить аж до десятка раз. Потому и не собирался он торчать возле связанного Игната всю ночь. Сладеньким здесь явно не пахло, и безошибочное чутье вело его туда, где звучала музыка и звенел смех. И Дуст, и Шварц, и Гусак - все были уже там, а значит, и Шнобелю следовало поторапливаться.
***
Как освобождаются от пут киношные герои, Игнат видел по телевизору не один десяток раз, но каково это - перепиливать волокна о жестяной край кровати, он в полной мере познал лишь сегодня. Неожиданно выяснилось, что брезентовый ремень чрезвычайно сильно отличается от волосяной веревки, а вытекающая из порезанных ладоней кровь способна выступать в качестве смазки, основательно затрудняя процесс перепиливания. Все это были мелочи, о которых он не задумывался раньше, и которые угодили в разряд существенных только сейчас.
Так или иначе, но на то, чтобы перетереть веревку, стягивающую кисти, у Игната ушло не менее пятнадцати минут. При этом он разодрал кожу на ладонях и довольно основательно устал. Руки были заведены за спину, а кроме того - к жестяному иззубренному краю кровати их приходилось поднимать под довольно неестественным углом. Зато с ремнями, опутавшими ноги, дело пошло значительно быстрее. То есть поначалу он тоже попытался их перетереть, но очень скоро убедился в том, что с брезентовой вязкой подобные шутки не пройдут. Пришлось попробовать развязать ремни руками, и неожиданно выяснилось, что кровавая смазка, мешавшая ему в первом случае, оказалась полезной во втором. Узлы и без того были не слишком прочными, и стоило их как следует подергать, как они расползлись, словно ожившие змеи…
Где-то гремели салюты и гулко лопались петарды, но Игната это волновало лишь в той степени, что позволяло шуметь, не слишком боясь привлечь внимания посторонних. Даже пацанва, игравшая на лестнице в карты, позабыв обо всем, глазела теперь в окна. Видимо, салют того стоил, и пьяные вопли, раздающиеся возле резиденции, доносились временами и сюда. Наверное, можно было не спешить, но изменившиеся обстоятельства заставили Игната ускориться. Дело в том, что в корпус пришла Алена…
Из-за грохота ракет Игнат плохо слышал, о чем она спрашивала пацанов, но, судя по всему, девочка искала его. А он и ответить ей не мог из-за связанного рта, - разве что помычать маленько. Так или иначе, но ожидать, что обкуренная пацанва по собственному почину пропустит ее наверх, было глупо. Тем не менее, это произошло. Сначала Игнат расслышал шаги на лестнице, а после узнал и голос Чибиса - невзрачного заморыша, шестерившего у Гусака с Любашей.
- Тут он, точно тебе говорю. Выпил бормоты и уснул…
Шаги миновали темницу Игната, а спустя несколько секунд скрипнула дверь соседней комнаты.
- Где же он? Ты же говорил, что его здесь заперли?
Это спрашивала Алена, и теперь Игнат уже не сомневался, что искала она именно его. Возможно, просто так, а возможно, и по необходимости.
- Так это… Пацаны болтали, будто под койку его сунули. Чтобы, значит, кровать не марал…
- Эй, ты чего! Ты чего, гад, делаешь!
- Чего ты, в натуре! Я ж по-быстрому…
- А ну, вали, недомерок! Лапать он вздумал!
- Кто недомерок?… Чё ты сказала!…
Послышался звук оплеухи, и вслед за этим раздался короткий взвизг. На какое-то время Игнат даже прекратил борьбу с веревками. Но стенка была тонкой, и он слышал все прекрасно. Почему-то больше Алена не кричала, но по доносящимся из соседней комнаты звукам не приходилось сомневаться, что Чибис пытается ее изнасиловать. Осознав это, Игнат сделал рывок руками, и чертова веревка наконец-то лопнула. Чуть позже вслед за ней последовал ремень, а там и полотенце, стягивающее рот. Выплевывая приставшие к зубам нитки, Игнат обмотнул полотенце вокруг кулака. Выходя в коридор, мельком подумал, что за эту пару сезонов из пай-мальчика он действительно превратился в хищника. Даже сейчас ничто в нем не трепетало, и он совершенно точно знал, что не будет ни кричать, ни угрожать Чибису. Он готовился к жестокому избиению и готовился к мести. Возможно, сам Чибис перед ним и не был виноват, но похотливый пацаненок представлял собой часть лагеря, представлял собой осколок этого прогнившего насквозь места, а значит, уже заслуживал наказания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Он бы еще долго над ними куражился, но в эту секунду в разных концах лагеря одновременно шарахнул фейерверк, и в небо с шипением взмыли разноцветные ракеты.
- Опана! - пацаны повскакали на ноги, бросившись к окнам, заворожено уставились вверх. Степенно поднялся и Шнобель. Покосившись на сияющее небо, солидно объявил:
- Все, голытьба, попилил я. Раз пошли в ход ракеты, значит, гость приехал. Выходит, и мне нужно в резиденции быть…
- А нам тут что делать?
- Как это что? За чуваком присматривайте.
- Это за Натовцем, что ли? Так он же связанный.
- Шварц сказал приглядывать, значит, приглядывайте! И вообще будьте поблизости, мало ли что. Любаша может позвать к гостям в любую минуту.
- А пожрать нам дадут?
- Это уж как себя покажете. - Шнобель игриво подмигнул. - Сумеете понравиться, - и накормят, и напоят. Еще и таблеточками угостят. Там нынче жирные тузы, - жадничать не будут…
С устрашающим грохотом в небо устремилась очередная порция ракет, и, сбежав по ступеням, он выскочил из корпуса. Конечно, никто его в резиденции не ждал, однако хотелось быть ближе к празднику, а если с гостем приехал и Гусак, значит, реально можно было оказаться в центре событий. Где центр событий, там и раздача призов, а на призы нюх у Шнобеля был отменный. За то и прозвали его Шнобелем, - нос у подростка был и впрямь здоровенный - «сладкое» чуял чуть ли не за километр. С некоторых пор именно в «сладком» заключался смысл жизни Шнобеля, и, успев за свой короткий век попробовать практически всего - от алкоголя с наркотиками до свеженьких девятилеток, он твердо уверился в том, что «сладкое» не приедается и не надоедает. А уж если умело варьировать удовольствия, не доходя до крайностей и избегая заразы, то жить можно в полном смысле припеваючи. Были бы, как говорится, друзья и капуста, а с этим у него пока проблем не возникало. Конечно, те же друзья могли иной раз и в лоб закатать, и нос набок свернуть, зато и с заработком всегда помогали. На тех же фитюлях, продаваемых школярам, Шнобель имел в день столько же, сколько получали в пенсионные дни сразу с полдюжины бабулек. А еще можно было чистить хаты, торговать рыжьем и сотовыми. А уж с лавэ в карманах скучали только дураки. Киоски круглосуточно торговали пивом и чипсами, и любая телка за пару сотен готова была обслужить в лучшем виде. Век, что и говорить, наступил золотой, и даже менты пацанов практически не гоняли. На крайняк - самым борзым можно было и отстегнуть на лапу…
Правда, Дуст как-то говорил, что долго эта лафа не протянется, но в эту шнягу можно было и не верить. Да и на кой верить, если тебе тринадцать лет, если ноги еще бегают, а за ночь можно кончить аж до десятка раз. Потому и не собирался он торчать возле связанного Игната всю ночь. Сладеньким здесь явно не пахло, и безошибочное чутье вело его туда, где звучала музыка и звенел смех. И Дуст, и Шварц, и Гусак - все были уже там, а значит, и Шнобелю следовало поторапливаться.
***
Как освобождаются от пут киношные герои, Игнат видел по телевизору не один десяток раз, но каково это - перепиливать волокна о жестяной край кровати, он в полной мере познал лишь сегодня. Неожиданно выяснилось, что брезентовый ремень чрезвычайно сильно отличается от волосяной веревки, а вытекающая из порезанных ладоней кровь способна выступать в качестве смазки, основательно затрудняя процесс перепиливания. Все это были мелочи, о которых он не задумывался раньше, и которые угодили в разряд существенных только сейчас.
Так или иначе, но на то, чтобы перетереть веревку, стягивающую кисти, у Игната ушло не менее пятнадцати минут. При этом он разодрал кожу на ладонях и довольно основательно устал. Руки были заведены за спину, а кроме того - к жестяному иззубренному краю кровати их приходилось поднимать под довольно неестественным углом. Зато с ремнями, опутавшими ноги, дело пошло значительно быстрее. То есть поначалу он тоже попытался их перетереть, но очень скоро убедился в том, что с брезентовой вязкой подобные шутки не пройдут. Пришлось попробовать развязать ремни руками, и неожиданно выяснилось, что кровавая смазка, мешавшая ему в первом случае, оказалась полезной во втором. Узлы и без того были не слишком прочными, и стоило их как следует подергать, как они расползлись, словно ожившие змеи…
Где-то гремели салюты и гулко лопались петарды, но Игната это волновало лишь в той степени, что позволяло шуметь, не слишком боясь привлечь внимания посторонних. Даже пацанва, игравшая на лестнице в карты, позабыв обо всем, глазела теперь в окна. Видимо, салют того стоил, и пьяные вопли, раздающиеся возле резиденции, доносились временами и сюда. Наверное, можно было не спешить, но изменившиеся обстоятельства заставили Игната ускориться. Дело в том, что в корпус пришла Алена…
Из-за грохота ракет Игнат плохо слышал, о чем она спрашивала пацанов, но, судя по всему, девочка искала его. А он и ответить ей не мог из-за связанного рта, - разве что помычать маленько. Так или иначе, но ожидать, что обкуренная пацанва по собственному почину пропустит ее наверх, было глупо. Тем не менее, это произошло. Сначала Игнат расслышал шаги на лестнице, а после узнал и голос Чибиса - невзрачного заморыша, шестерившего у Гусака с Любашей.
- Тут он, точно тебе говорю. Выпил бормоты и уснул…
Шаги миновали темницу Игната, а спустя несколько секунд скрипнула дверь соседней комнаты.
- Где же он? Ты же говорил, что его здесь заперли?
Это спрашивала Алена, и теперь Игнат уже не сомневался, что искала она именно его. Возможно, просто так, а возможно, и по необходимости.
- Так это… Пацаны болтали, будто под койку его сунули. Чтобы, значит, кровать не марал…
- Эй, ты чего! Ты чего, гад, делаешь!
- Чего ты, в натуре! Я ж по-быстрому…
- А ну, вали, недомерок! Лапать он вздумал!
- Кто недомерок?… Чё ты сказала!…
Послышался звук оплеухи, и вслед за этим раздался короткий взвизг. На какое-то время Игнат даже прекратил борьбу с веревками. Но стенка была тонкой, и он слышал все прекрасно. Почему-то больше Алена не кричала, но по доносящимся из соседней комнаты звукам не приходилось сомневаться, что Чибис пытается ее изнасиловать. Осознав это, Игнат сделал рывок руками, и чертова веревка наконец-то лопнула. Чуть позже вслед за ней последовал ремень, а там и полотенце, стягивающее рот. Выплевывая приставшие к зубам нитки, Игнат обмотнул полотенце вокруг кулака. Выходя в коридор, мельком подумал, что за эту пару сезонов из пай-мальчика он действительно превратился в хищника. Даже сейчас ничто в нем не трепетало, и он совершенно точно знал, что не будет ни кричать, ни угрожать Чибису. Он готовился к жестокому избиению и готовился к мести. Возможно, сам Чибис перед ним и не был виноват, но похотливый пацаненок представлял собой часть лагеря, представлял собой осколок этого прогнившего насквозь места, а значит, уже заслуживал наказания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91