- Небось, скоро меня с поста руководителя свергнешь.
- Да не бойся ты, - успокаиваю его я. - Никто на твои пожухшие по осени лавры руководителя не претендует.
- Это правильно, - удовлетворенно говорит Толян. - Потому что я жесток и страшен в подавлении народных бунтов. Прям, как Иван Грозный и Петр Первый в одном лице. Расстреляю из рогатки сначала всех через одного, потом каждого оставшегося второго, после чего наберу команду профессионалов. Короче, ты чего так рано заявился?
- Дома конфликт у олдов небольшой случился, - нехотя говорю я. - А под звуки разбиваемых тарелок спится как-то не очень. Плохие сны снятся. А ты чего в такую рань?
- Дело у меня, - отвечает Толян и сморщивает невероятно таинственную физиономию. - Хочется геройской славы.
- Это в каком смысле?
- В прямом. Ты что, не знаешь про все эти взрывы в Москве?
- Ну, знаю. А что?
- Думаешь, что нашей школе ничего не грозит?
- Может и грозит, - соглашаюсь я. - Хорошо бы, конечно, чтобы она нафик взорвалась, но чтобы людей там никого не было. Еще хорошо бы туда дневник успеть подложить. Вот тогда лафа будет.
- Странный ты парень, Пупкидзе, - говорит Толян и смотрит на меня как-то нехорошо. - Тебе толкуют о том, что можно реально прославиться, а ты все несешь какую-то чушь, как малолеток: школа взорвется, дневник сгорит… Тьфу!
- Ну а ты что предлагаешь? - не выдерживаю я. - Объясни толком.
- У нас наверняка в подвале заложена бомба, - шепотом говорит Толян. - Я вчера видел две подозрительные личности, которые крутились вокруг подвала. Они еще внутрь заходили…
- Да брось ты, - говорю. - У нас же подвал опечатан.
- Ага, опечатан… Они эту бумажку сняли, зашли внутрь с каким-то ящиком, а потом бумажку обратно тем же клеящим карандашом и приклеили. Ты же знаешь эти карандаши западные. Ими что клей, что не клей - результат один.
- Помню, - отвечаю. - "Glue pen" называется. Чистый глюпень, это ты прав. Я им один раз дневник разорванный склеивал. Дня два. Четыре карандаша извел, а как папик его в руки взял, он сразу и развалился, как игра у Спартака во втором тайме.
- Что ты опять про свои дневники? - сердится Толян. - Тебе о деле говорят. Короче, надо отправляться в подвал, обнаружить бомбу и сдать ее правоохранительным органам. Понял?
- Можно и не сдавать, - говорю я. - Мы ее лучше спрячем. Мало ли что… Перед новым годом будут полугодовые контрольные, так что может и пригодиться.
- В общем, это мысль, - задумчиво говорит Толян. - Хотя и неправильная. Потому что когда мы обнаружим бомбу, придется сдать ее органам. Чтобы после этого о нас во всех газетах написали, мол, героические школьники спасли родной город. Типа, любимый город может спать спокойно и все такое прочее. А мы в многочисленных интервью дадим рекламу своему ансамблю. Теперь въехал?
- Со всей дури, - отвечаю я.
- Барабанщик Пупкин к подвигу готов? - командирским голосом спрашивает Толян.
- Ясный пень! - бодро отвечаю я, и мы отправляемся в подвал.
На двери, как я и говорил, висела табличка, опечатывающая вход в подвал. Впрочем, хорошо было видно, что ее уже отлепляли и приклеивали обратно.
- Отрывай, - скомандовал Толян.
- Почему я?
- Потому что ты подчиненный. А я - командир операции, - объяснил Толян.
Что и говорить, у Толяна начальнико-увиливательная жилка была просто в крови. Правильно мы его руководителем выбрали. Хотя нет, путаю. Это он сам себя руководителем назначил. Ну, тем более…
- Пупкин, - нетерпеливо сказал Толян. - Вот сейчас как раз самое время мировые проблемы решать. Ты чего задумался, как карась перед пробой червячка?
- А если на бумажке останутся мои отпечатки пальцев? - спросил я сурово.
- Не останутся, - авторитетно ответил Толян. - Мы их сразу сотрем. Я это в каком-то фильме видел.
- Ну ладно, - сказал я и аккуратно отклеил бумажку.
- Вот и все, а ты боялась, - прокомментировал Толян. - Только вешалка сломалась.
- Давай, уж, командир, - недовольно сказал я. - Вступай на вражескую территорию. Командиры не только приказы отдавать должны. Они обязаны первыми грудью встречать опасность.
- Если командир будет первым грудью встречать опасность, - терпеливо объяснил Толян, - то на каждого солдата придется по пять-десять командиров заводить. Эдак никаких народных денег не хватит.
- Ты что, хочешь сказать, что я за тебя все закоулки в подвале должен обшарить? - возмутился я.
- Ну почему это все? Семь-восемь, не больше. Больше там просто нет.
- Да ну тебя, - сказал я и вошел в подвал.
Из-за двери послышался голос Толяна:
- Ну что, Пупкис, бомбу там не видать?
Я сначала решил не откликаться, потому что Толян уже обнаглел - дальше некуда. Но потом подумал, что хорошо бы его немножко разыграть. Поэтому внимательно обозрел подвал, нашел какую-то старую доску, взял ее, дико заорал и с размаха грохнул доской по пустой железной бочке, которая стояла недалеко от двери. В помещении подвала звук получился такой громкий, что казалось - взорвалась небольшая бомба. Толян за дверью затих. Я ждал.
- Пупкин, - раздался из-за двери голос Толяна (он так, зараза, и не вошел). - Вася! Василий! Ты живой?
Я молчу и только посмеиваюсь про себя.
- Васек, ну не молчи! Тебя ранило? - продолжал завывать Толян.
Я стою и жду. Интересно, что Толян собирается делать?
- Может за помощью побежать? - раздумывает Толян вслух. - Нет, не пойдет. Если Васек подорвался, тогда надо сматываться и рот на замок, а то мне люлей надают и точно из школы выгонят.
После этого минуты на две воцарилось молчание, затем дверь чуть-чуть приоткрылась и в ней показался нос Толяна. Тут я не выдержал и ка-а-а-ак отвешу ему по носу здоровенную плюху, чтобы друга не предавал.
- Ай, - взвизгнул Толян, добавил две-три ненормативные, как говорит училка русского, лексики, упал на спину и затих.
Я выглянул за дверь. Лежит, красавец. Раскинул руки и лежит. Типа умирает.
- Как умирается? - интересуюсь я.
Толян открыл глаза, посмотрел мутным взором и говорит: - Васек! Так ты - живой!
- Ага, - отвечаю. - Только немного ранен осколком вражеской бомбы.
- А почему не откликался, когда я тебе звал? - тем же слабым голосом спрашивает Толян.
- Занят был, - объясняю я. - Ремонтировал поломанный в процессе взрыва часовой механизм.
Тут до Толяна начинает что-то доходить.
- Так это ты нарочно? - рычит он, и в глазах начинают появляются признаки коровьего бешенства.
- Разумеется, - спокойно говорю я. - Ты же меня подставил в чистом виде. Решил моими руками героем стать.
- И по носу, - не слушая меня спрашивает Толян, - тоже ты меня треснул?
- Ну типа того, - признаюсь я.
Толян взмывает вверх, как пантера и летит по направлению ко мне. Но я успеваю захлопнуть дверь подвала, поэтому Толян врезается в дверь и опять произносит всякую ненормативную лексику. Тоже мне граф Толстой нашелся.
Стою за дверью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
- Да не бойся ты, - успокаиваю его я. - Никто на твои пожухшие по осени лавры руководителя не претендует.
- Это правильно, - удовлетворенно говорит Толян. - Потому что я жесток и страшен в подавлении народных бунтов. Прям, как Иван Грозный и Петр Первый в одном лице. Расстреляю из рогатки сначала всех через одного, потом каждого оставшегося второго, после чего наберу команду профессионалов. Короче, ты чего так рано заявился?
- Дома конфликт у олдов небольшой случился, - нехотя говорю я. - А под звуки разбиваемых тарелок спится как-то не очень. Плохие сны снятся. А ты чего в такую рань?
- Дело у меня, - отвечает Толян и сморщивает невероятно таинственную физиономию. - Хочется геройской славы.
- Это в каком смысле?
- В прямом. Ты что, не знаешь про все эти взрывы в Москве?
- Ну, знаю. А что?
- Думаешь, что нашей школе ничего не грозит?
- Может и грозит, - соглашаюсь я. - Хорошо бы, конечно, чтобы она нафик взорвалась, но чтобы людей там никого не было. Еще хорошо бы туда дневник успеть подложить. Вот тогда лафа будет.
- Странный ты парень, Пупкидзе, - говорит Толян и смотрит на меня как-то нехорошо. - Тебе толкуют о том, что можно реально прославиться, а ты все несешь какую-то чушь, как малолеток: школа взорвется, дневник сгорит… Тьфу!
- Ну а ты что предлагаешь? - не выдерживаю я. - Объясни толком.
- У нас наверняка в подвале заложена бомба, - шепотом говорит Толян. - Я вчера видел две подозрительные личности, которые крутились вокруг подвала. Они еще внутрь заходили…
- Да брось ты, - говорю. - У нас же подвал опечатан.
- Ага, опечатан… Они эту бумажку сняли, зашли внутрь с каким-то ящиком, а потом бумажку обратно тем же клеящим карандашом и приклеили. Ты же знаешь эти карандаши западные. Ими что клей, что не клей - результат один.
- Помню, - отвечаю. - "Glue pen" называется. Чистый глюпень, это ты прав. Я им один раз дневник разорванный склеивал. Дня два. Четыре карандаша извел, а как папик его в руки взял, он сразу и развалился, как игра у Спартака во втором тайме.
- Что ты опять про свои дневники? - сердится Толян. - Тебе о деле говорят. Короче, надо отправляться в подвал, обнаружить бомбу и сдать ее правоохранительным органам. Понял?
- Можно и не сдавать, - говорю я. - Мы ее лучше спрячем. Мало ли что… Перед новым годом будут полугодовые контрольные, так что может и пригодиться.
- В общем, это мысль, - задумчиво говорит Толян. - Хотя и неправильная. Потому что когда мы обнаружим бомбу, придется сдать ее органам. Чтобы после этого о нас во всех газетах написали, мол, героические школьники спасли родной город. Типа, любимый город может спать спокойно и все такое прочее. А мы в многочисленных интервью дадим рекламу своему ансамблю. Теперь въехал?
- Со всей дури, - отвечаю я.
- Барабанщик Пупкин к подвигу готов? - командирским голосом спрашивает Толян.
- Ясный пень! - бодро отвечаю я, и мы отправляемся в подвал.
На двери, как я и говорил, висела табличка, опечатывающая вход в подвал. Впрочем, хорошо было видно, что ее уже отлепляли и приклеивали обратно.
- Отрывай, - скомандовал Толян.
- Почему я?
- Потому что ты подчиненный. А я - командир операции, - объяснил Толян.
Что и говорить, у Толяна начальнико-увиливательная жилка была просто в крови. Правильно мы его руководителем выбрали. Хотя нет, путаю. Это он сам себя руководителем назначил. Ну, тем более…
- Пупкин, - нетерпеливо сказал Толян. - Вот сейчас как раз самое время мировые проблемы решать. Ты чего задумался, как карась перед пробой червячка?
- А если на бумажке останутся мои отпечатки пальцев? - спросил я сурово.
- Не останутся, - авторитетно ответил Толян. - Мы их сразу сотрем. Я это в каком-то фильме видел.
- Ну ладно, - сказал я и аккуратно отклеил бумажку.
- Вот и все, а ты боялась, - прокомментировал Толян. - Только вешалка сломалась.
- Давай, уж, командир, - недовольно сказал я. - Вступай на вражескую территорию. Командиры не только приказы отдавать должны. Они обязаны первыми грудью встречать опасность.
- Если командир будет первым грудью встречать опасность, - терпеливо объяснил Толян, - то на каждого солдата придется по пять-десять командиров заводить. Эдак никаких народных денег не хватит.
- Ты что, хочешь сказать, что я за тебя все закоулки в подвале должен обшарить? - возмутился я.
- Ну почему это все? Семь-восемь, не больше. Больше там просто нет.
- Да ну тебя, - сказал я и вошел в подвал.
Из-за двери послышался голос Толяна:
- Ну что, Пупкис, бомбу там не видать?
Я сначала решил не откликаться, потому что Толян уже обнаглел - дальше некуда. Но потом подумал, что хорошо бы его немножко разыграть. Поэтому внимательно обозрел подвал, нашел какую-то старую доску, взял ее, дико заорал и с размаха грохнул доской по пустой железной бочке, которая стояла недалеко от двери. В помещении подвала звук получился такой громкий, что казалось - взорвалась небольшая бомба. Толян за дверью затих. Я ждал.
- Пупкин, - раздался из-за двери голос Толяна (он так, зараза, и не вошел). - Вася! Василий! Ты живой?
Я молчу и только посмеиваюсь про себя.
- Васек, ну не молчи! Тебя ранило? - продолжал завывать Толян.
Я стою и жду. Интересно, что Толян собирается делать?
- Может за помощью побежать? - раздумывает Толян вслух. - Нет, не пойдет. Если Васек подорвался, тогда надо сматываться и рот на замок, а то мне люлей надают и точно из школы выгонят.
После этого минуты на две воцарилось молчание, затем дверь чуть-чуть приоткрылась и в ней показался нос Толяна. Тут я не выдержал и ка-а-а-ак отвешу ему по носу здоровенную плюху, чтобы друга не предавал.
- Ай, - взвизгнул Толян, добавил две-три ненормативные, как говорит училка русского, лексики, упал на спину и затих.
Я выглянул за дверь. Лежит, красавец. Раскинул руки и лежит. Типа умирает.
- Как умирается? - интересуюсь я.
Толян открыл глаза, посмотрел мутным взором и говорит: - Васек! Так ты - живой!
- Ага, - отвечаю. - Только немного ранен осколком вражеской бомбы.
- А почему не откликался, когда я тебе звал? - тем же слабым голосом спрашивает Толян.
- Занят был, - объясняю я. - Ремонтировал поломанный в процессе взрыва часовой механизм.
Тут до Толяна начинает что-то доходить.
- Так это ты нарочно? - рычит он, и в глазах начинают появляются признаки коровьего бешенства.
- Разумеется, - спокойно говорю я. - Ты же меня подставил в чистом виде. Решил моими руками героем стать.
- И по носу, - не слушая меня спрашивает Толян, - тоже ты меня треснул?
- Ну типа того, - признаюсь я.
Толян взмывает вверх, как пантера и летит по направлению ко мне. Но я успеваю захлопнуть дверь подвала, поэтому Толян врезается в дверь и опять произносит всякую ненормативную лексику. Тоже мне граф Толстой нашелся.
Стою за дверью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22