Гласса, эскулапа и биохимика.
Я перешел через мостик (текла подземная черная речка, в ней булькали
какие-то белые и плоские). Щелчком сбил в воду железную финтифлюшку,
приклеенную к перилам. Прошел к колонистам.
Их коридор огромен. Он тает в голубом свете, дышит теплым сухим
воздухом. И двери, много цветных дверей.
У входа в него я наткнулся на Ники. Тот брел мне навстречу. Он
сгорбился, опустил усы антенн: вид предельно унылый.
- Спасибо за поручение, - задребезжал он. - Поручил слежку честному
роботу. Спасибо, уважил, благодарен, рад, счастлив, на седьмом...
- Что ты узнал?
- Ничего.
- Как они здесь?
- Никак! - огрызнулся Ники и скрутил антенны в презрительные спирали.
С ним начинаем обход. Первая дверь - красная, в бегающих квадратиках.
Они то рассыпаются, то строятся в большой ромб.
Я постучал - дверь отступила передо мной, показала комнату. Вокруг
стола сидели жирные парни - играли в карты.
Увидев меня, они почему-то скинули их на пол.
Я вошел. Здесь царила роскошь. Стены мерцают. Парящее электрическое
одеяло (о таком мечтает чудило Тим). Пузырчатые кресла. Статуэтки из тех,
что оживают от кнопки и творят черт знает что. Ковры толстые, рыхлые,
словно лесные мхи.
На столе - грибы в блюде. Фиолетовые, те, что на глазах съедают каждый
мертвый обломок дерева (а я вижу в них алкалоид типа мескалин. Вот оно
как!).
Игроков четверо. Комбинезоны с отливом металла. Вид типичных
колонистов, свирепо хватающихся за работу: тяжелые подбородки, взгляды,
бицепсы. Но толсты...
Вообще, такой отличной коллекции волевых подбородков, какие были
собраны здесь, я прежде не видывал.
Я сел к столу и стал разглядывать их - одного за другим.
Авраам Шарги. Кожа хранит меланезийскую синеву, лоб тяжелый, губы
тяжелые, подбородок, взгляд пронзительный. Пригодится.
Иван, фамилия - Синг. Изящен и... бесполезен.
Курт Зибель: подбородок, взгляд, плечи, бицепсы, трицепсы, неприязнь.
Прохазка (фамилия необычайно плодовитая - для космоса, все время на
нее натыкаюсь). Подбородок, взгляд, брови словно усы Тимофея.
И вдруг мне стало жалко тех женщин, что будут любить этих четверых.
- Веселитесь? - спросил я.
- Хэлло, Звездный, - сказали они. - Убиваем время.
И, приветствуя мое звание (наконец-то догадались), привстали и
шлепнулись обратно. И кресла заворочались, приспособляясь к новому
положению их задов, массируя эти зады.
Меня стали угощать.
Была выставлена бутылка вина, из холодильника извлечена парочка
жареных цыплят. Гм, гм, еда колонистов.
- Пейте, ешьте, - говорили мне. - Все здешнее, все искусственное, все
превосходного качества.
Я снова поел с удовольствием. Обгладывал пластмассовые косточки -
техника виргусян безупречна и в мелочах.
Разные планеты в разное время пришли в Коллектив. Виргус - последним.
Они там и до сих пор индивидуалисты, хотят своей техникой доказать, что-де
могут все на свете.
-Живете весело, - сказал я. - А должны осваивать плато. И ведь не
царапнули землю. Верно? Почему?
Четверка оживлялась, даже пыталась встать. Это было внушительное
зрелище.
- Там ад! Красный ад, синий ад, зеленый ад (Прохазка).
- Хозяина не видели? Мы его поддерживаем (Шарги).
- А грибы, - спрашиваю я, - зачем?
- Грибы ерунда, можно взять "прямун" и сгонять на болото (Прохазка).
- Ха-ха-ха!
- Там забеспокоились? (Шарги воздел глаза к потолку.) - Верно
понимаешь. До встречи.
...Следующие три комнаты были пусты. В четвертой сидел за столом лысый
мужчина лет сорока, точнее, сорока трех, Свитер. Подбородок. Плечи.
Бицепсы. Обстановка без грибов, цветов и статуэток. На столе - разобранный
мини-двигатель.
Это он радировал.
Мужчина (Эдуард Гро, 44 года) помахал мне рукой: извините, мол, не
здороваюсь, выпачкался машинным маслом.
Но опасения его самые унизительные. Например, ему кажется, что я его
ударю. Неужели Штохл их еще и поколачивает?
- Вы Аргус? - выдавил наконец мужчина.
- Как будто. Там, - словно Шарги, я кидаю взгляд в потолок. - Там
приняли ваш сигнал. Вы оказали большую услугу правосудию, спасибо!
- Вы... станете расследовать?
- Именно. Буду откровенен, мне здесь все не нравится... Кроме техники.
И что Глен исчез, не нравится, что колония зарылась в камень, тоже не
нравится.
- А я вам нравлюсь?
- Вы типичный представитель разлагающейся колонии. Чем вы помогли
Глену?
- Верно, ничем.
- Уклоняетесь от всего, что пачкает: пьянок, ссор, драк.
- Заметьте еще, я не пляшу на болотах, не ем грибов.
Я осматриваю его комнату - инструмент, станок, прочее в том же духе.
- Мастерите? Любите это?
- Хозяин заказывает, у него смелый ум. Жаль человека, жаль его
времени.
- Какого времени?
- Что он тратит на управление этой дурацкой колонией.
- Вы недовольны?
- Живется нам хорошо. Встаем в восемь, в девять - ленч, в
шестнадцать - баскетбол. Один хозяин работает круглыми сутками, да вот я
еще ковыряюсь. Остальные играют в работу.
- Почему нет плантации?
Механик поднялся. Сидящим он кажется выше - коротконогий, родился на
астероиде.
- А вы пробовали заводить плантации на Люцифере?
- Нет.
- Оно и видно! Будь она проклята, эта биология Люцифера, эти летающие
сволочи! То высосут кровь, то хватанут зубами - и, пожалуйста, вирус! Хуже
их только медузы. Брызнет, и не только человек - пластик рассыпается! А уж
тело одной каплей прогрызает насквозь. А плесень... Проснешься - вот она,
подлая. Сожрала ботинки, съела одежду и уже огладывает ногти на пальцах.
Попал кусок плесени в еду - обеспечена саркома. Вот в чем мы поддерживаем
Хозяина - зарылись, ушли вглубь, и сразу нам всем стало хорошо. Копошусь -
и счастлив: никто меня не грызет, никто не кусает. Вспоминаю радиограмму и
думаю: верно сделал, а раскаиваюсь. Да.
- А Глен?
- Я думаю, он умер от злости. Видите ли, получилось так. Мы его
переизбрали; сняли то есть, и грубо сняли. Со Штохлом он последнее время
был на ножах. Люди они несоразмерные, конечно. Штохл разумен, деловит,
талант, а тот был гениальный дурачок. Ему было угодно убивать ради этой
планеты не только себя, но и нас. Но не вышло, нет! А кто нас спасал?
Хозяин. Я понимаю, Закон требует иного, но я за Хозяина.
...Эскулап большой работник. Его комната - это лаборатория; узенькая
лежанка, три стола, дощатые полки заставлены химической посудой и
приборами. Ему сорок семь лет, он врач колонии, имя - Джон Гласе. Пишет
работы по токсикологии животных Люцифера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20