Очень жаль, что люди большею частью говорят о пустяках.
Анна. Красивыми словами люди часто отделываются от работы.
Верховцев . Вот вы очень спокойный человек, Сергей Николаевич, вы даже неспособны, кажется, обижаться, – а случалось ли вам когда-нибудь плакать? Я, конечно, беру не тот счастливый возраст, когда вы путешествовали без штанов, а вот теперь?.
Сергей Николаевич. О да! Я очень слезлив.
Верховцев Вот как!
Сергей Николаевич. Когда я увидел комету Биелу, предсказанную Галлеем, я заплакал.
Верховцев Причина уважительная, хотя для меня и не совсем понятная. А вы ее понимаете, господа?
Лунц . Да, конечно. Ведь Галлей мог ошибаться.
Верховцев. Что же, тогда нужно было бы рвать волосы от отчаяния?
Маруся. Вы преувеличиваете, Валентин.
Анна . А когда сына чуть не расстреляли, он остался совершенно спокоен.
Сергей Николаевич. В мире каждую секунду умирает по человеку, а во всей вселенной, вероятно, каждую секунду разрушается целый мир. Как же я могу плакать и приходить в отчаяние из-за смерти одного человека?
Верховцев. Так, Шмидт, не правда ли, это очень сильно, как раз по-вашему? Так что, если Николаю не удастся бежать, и его…
Сергей Николаевич. Конечно, это будет очень грустно, но…
Маруся. Не шутите так, Сергей Николаевич. Мне больно, когда я слышу такие шутки.
Сергей Николаевич. Да я и не шучу, милая Маруся. Вообще я никогда не умел шутить, хотя очень люблю, когда шутят другие, например Валентин.
Верховцев Благодарю вас.
Житов. Это правда, Сергей Николаевич никогда не шутит.
Маруся. (затуманиваясь) . Тем хуже.
Верховцев . Что значит-заткнуть уши астрономической ватой! Хорошо, спокойно. Пусть весь мир взвоет, как собака…
Лунц Когда молодой Будда увидел голодную тигрицу, он отдал ей себя, да. Он не сказал: я бог, я занят важными делами, а ты только голодный зверь, – он отдал ей себя!
Сергей Николаевич. Вы видите надпись (показывая на фронтон обсерватории) : «Наес domus Uraniae est. Curae procul este profanae. Temnitur hic humilis tellus. Hinc ITUR AD ASTRO». Это значит: «Это храм Урании. Прочь, суетные заботы! Попирается здесь низменная земля – отсюда идут к звездам».
Верховцев . Да, но что вы разумеете под суетными заботами, уважаемый звездочет? Вот у меня ноги содраны до кости осколком… это тоже, по-вашему, суетная забота?
Анна. Конечно.
Сергей Николаевич. Да. Смерть, несправедливость, несчастья, все черные тени земли – вот суетные заботы.
Верховцев . Значит, явись завтра новый Наполеон, новый деспот, и зажми весь мир в железном кулаке – это тоже будет суетная забота?
Сергей Николаевич. Да… Я так думаю.
Верховцев (обводит всех взглядом и грубо смеется) . Так вот оно что!
Анна . Это возмутительно! Это какие-то боги, которые предоставляют людям страдать, как им угодно, а сами…
Маруся. Трейч, почему вы ничего не возразите?
Трейч. Я слушаю.
Верховцев. Так может говорить только тот, кто живет на содержании у правительства и в полной безопасности сидит на своей крыше.
Сергей Николаевич (слегка краснея) . Не всегда в безопасности, Валентин. Галилей умер в темнице. Джордано Бруно погиб на костре. Путь к звездам всегда орошен кровью.
Верховцев. Мало ли что было… Христиан тоже преследовали, а это не помешало им, в свою очередь, поджаривать на углях невинных астрономов.
Анна . У отца даже свои мощи есть, и он держит их за железными дверьми.
Сергей Николаевич. Анна! Это нехорошо.
Верховцев Это еще что за чепуха?
Анна . Кусок кирпича от какой-то развалины, – обсерватория развалилась, – да клочки подлинной рукописи.
Маруся. Анна! Как это неприятно! Коля не позволил бы себе так говорить…
Анна. Николай слишком деликатен. Это его недостаток.
Подходит Петя. и, незамеченный, молча становится у стены.
Верховцев (раздраженно) . Оттого-то нас и бьют на каждом шагу…
Маруся. Не надо! Не надо!. Трейч, да что же вы!.
Трейч (сдержанно) . Надо идти вперед. Здесь говорили о поражениях, но их нет. Я знаю только победы. Земля – это воск в руках человека. Надо мять, давить – творить новые формы… Но надо идти вперед. Если встретится стена – ее надо разрушить. Если встретится гора – ее надо срыть. Если встретится пропасть – ее надо перелететь. Если нет крыльев – их надо сделать!
Верховцев Хорошо, Трейч! Надо сделать!
Маруся. Я уже чувствую крылья!
Трейч (сдержанно) . Но надо идти вперед. Если земля будет расступаться под ногами, нужно скрепить ее – железом. Если она начнет распадаться на части, нужно слить ее – огнем. Если небо станет валиться на головы, надо протянуть руки и отбросить его – так! (Отбрасывает.)
Верховцев У-ах! Так!
Некоторые невольно повторяют позу Трейча – Атланта, поддерживающего мир.
Трейч. Но надо идти вперед, пока светит солнце.
Лунц . Оно погаснет, Трейч!
Трейч. Тогда нужно зажечь новое.
Верховцев Да, да. Говорите!
Трейч. И пока оно будет гореть, всегда и вечно, – надо идти вперед. Товарищи, солнце ведь тоже рабочий!
Верховцев Вот это-астрономия! Ах, черт!
Лунц . Вперед, всегда и вечно.
Верховцев Вперед! Ах, черт!
Все в возбуждении разбиваются на группы.
Лунц (волнуясь) . Господа, я прошу… это нельзя так оставить. А убитые! Нет, господа, не только те, кто мужественно боролся и погиб за свободу, а вот эти… жертвы. Ведь их миллиарды, ведь они же не виноваты…
И их убили!
Молчание.
Маруся (звонко кричит) . Клянусь перед вами, горы! Клянусь перед тобою, солнце: я освобожу Николая!. У этих гор есть эхо?
Лунц Здесь нет. Но если бы было, оно ответило бы, как в сказке: да!
Анна (Житову) . Как это сентиментально. Я не понимаю Валентина…
Житов. Нет, ничего. Знаете, я погожу ехать в Австралию: мне тоже захотелось повидать Николая Сергеевича.
Маруся. (глядя в небо) . Как хочется лететь!
Верховцев . Вот это – астрономия. Ну, как, звездочет, нравятся вам такие астрономы?
Сергей Николаевич. Да. Нравятся. Его фамилия, кажется, Трейч?
Верховцев . Он такой же Трейч, как я-Бисмарк. Сам черт не знает, как его зовут по-настоящему.
Лунц (перебегая от одной группы к другой) . Я счастлив, я так счастлив. Вы знаете… мои родители – они убиты. И сестра. Я не хотел, я никогда не хотел говорить об этом… Зачем говорить? – думал я. Пусть останется глубоко-глубоко в душе, и пусть я один только знаю. А теперь…
Вы знаете, как они были убиты? Трейч, вы понимаете меня? Я никогда не хотел…
Петя. (Житову) . Зачем все это?
Житов. Нет, приятно.
Петя. Зачем, когда все это умрет, и вы, и я, и горы. Зачем?
Все разбились на группы. Сергей Николаевич. стоит один.
Верховцев (Марусе, в восторге) . Повесить мало Трейча. Ну и откопал Николай. Ну, Марусенька, ведь убежит, а?
Маруся. (затуманиваясь) . Я другого боюсь…
Верховцев Чего еще?
Маруся. Но – не стоит говорить. Пустое.
Верховцев . Да в чем дело? О чем ты задумалась?
Маруся (не отвечает;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Анна. Красивыми словами люди часто отделываются от работы.
Верховцев . Вот вы очень спокойный человек, Сергей Николаевич, вы даже неспособны, кажется, обижаться, – а случалось ли вам когда-нибудь плакать? Я, конечно, беру не тот счастливый возраст, когда вы путешествовали без штанов, а вот теперь?.
Сергей Николаевич. О да! Я очень слезлив.
Верховцев Вот как!
Сергей Николаевич. Когда я увидел комету Биелу, предсказанную Галлеем, я заплакал.
Верховцев Причина уважительная, хотя для меня и не совсем понятная. А вы ее понимаете, господа?
Лунц . Да, конечно. Ведь Галлей мог ошибаться.
Верховцев. Что же, тогда нужно было бы рвать волосы от отчаяния?
Маруся. Вы преувеличиваете, Валентин.
Анна . А когда сына чуть не расстреляли, он остался совершенно спокоен.
Сергей Николаевич. В мире каждую секунду умирает по человеку, а во всей вселенной, вероятно, каждую секунду разрушается целый мир. Как же я могу плакать и приходить в отчаяние из-за смерти одного человека?
Верховцев. Так, Шмидт, не правда ли, это очень сильно, как раз по-вашему? Так что, если Николаю не удастся бежать, и его…
Сергей Николаевич. Конечно, это будет очень грустно, но…
Маруся. Не шутите так, Сергей Николаевич. Мне больно, когда я слышу такие шутки.
Сергей Николаевич. Да я и не шучу, милая Маруся. Вообще я никогда не умел шутить, хотя очень люблю, когда шутят другие, например Валентин.
Верховцев Благодарю вас.
Житов. Это правда, Сергей Николаевич никогда не шутит.
Маруся. (затуманиваясь) . Тем хуже.
Верховцев . Что значит-заткнуть уши астрономической ватой! Хорошо, спокойно. Пусть весь мир взвоет, как собака…
Лунц Когда молодой Будда увидел голодную тигрицу, он отдал ей себя, да. Он не сказал: я бог, я занят важными делами, а ты только голодный зверь, – он отдал ей себя!
Сергей Николаевич. Вы видите надпись (показывая на фронтон обсерватории) : «Наес domus Uraniae est. Curae procul este profanae. Temnitur hic humilis tellus. Hinc ITUR AD ASTRO». Это значит: «Это храм Урании. Прочь, суетные заботы! Попирается здесь низменная земля – отсюда идут к звездам».
Верховцев . Да, но что вы разумеете под суетными заботами, уважаемый звездочет? Вот у меня ноги содраны до кости осколком… это тоже, по-вашему, суетная забота?
Анна. Конечно.
Сергей Николаевич. Да. Смерть, несправедливость, несчастья, все черные тени земли – вот суетные заботы.
Верховцев . Значит, явись завтра новый Наполеон, новый деспот, и зажми весь мир в железном кулаке – это тоже будет суетная забота?
Сергей Николаевич. Да… Я так думаю.
Верховцев (обводит всех взглядом и грубо смеется) . Так вот оно что!
Анна . Это возмутительно! Это какие-то боги, которые предоставляют людям страдать, как им угодно, а сами…
Маруся. Трейч, почему вы ничего не возразите?
Трейч. Я слушаю.
Верховцев. Так может говорить только тот, кто живет на содержании у правительства и в полной безопасности сидит на своей крыше.
Сергей Николаевич (слегка краснея) . Не всегда в безопасности, Валентин. Галилей умер в темнице. Джордано Бруно погиб на костре. Путь к звездам всегда орошен кровью.
Верховцев. Мало ли что было… Христиан тоже преследовали, а это не помешало им, в свою очередь, поджаривать на углях невинных астрономов.
Анна . У отца даже свои мощи есть, и он держит их за железными дверьми.
Сергей Николаевич. Анна! Это нехорошо.
Верховцев Это еще что за чепуха?
Анна . Кусок кирпича от какой-то развалины, – обсерватория развалилась, – да клочки подлинной рукописи.
Маруся. Анна! Как это неприятно! Коля не позволил бы себе так говорить…
Анна. Николай слишком деликатен. Это его недостаток.
Подходит Петя. и, незамеченный, молча становится у стены.
Верховцев (раздраженно) . Оттого-то нас и бьют на каждом шагу…
Маруся. Не надо! Не надо!. Трейч, да что же вы!.
Трейч (сдержанно) . Надо идти вперед. Здесь говорили о поражениях, но их нет. Я знаю только победы. Земля – это воск в руках человека. Надо мять, давить – творить новые формы… Но надо идти вперед. Если встретится стена – ее надо разрушить. Если встретится гора – ее надо срыть. Если встретится пропасть – ее надо перелететь. Если нет крыльев – их надо сделать!
Верховцев Хорошо, Трейч! Надо сделать!
Маруся. Я уже чувствую крылья!
Трейч (сдержанно) . Но надо идти вперед. Если земля будет расступаться под ногами, нужно скрепить ее – железом. Если она начнет распадаться на части, нужно слить ее – огнем. Если небо станет валиться на головы, надо протянуть руки и отбросить его – так! (Отбрасывает.)
Верховцев У-ах! Так!
Некоторые невольно повторяют позу Трейча – Атланта, поддерживающего мир.
Трейч. Но надо идти вперед, пока светит солнце.
Лунц . Оно погаснет, Трейч!
Трейч. Тогда нужно зажечь новое.
Верховцев Да, да. Говорите!
Трейч. И пока оно будет гореть, всегда и вечно, – надо идти вперед. Товарищи, солнце ведь тоже рабочий!
Верховцев Вот это-астрономия! Ах, черт!
Лунц . Вперед, всегда и вечно.
Верховцев Вперед! Ах, черт!
Все в возбуждении разбиваются на группы.
Лунц (волнуясь) . Господа, я прошу… это нельзя так оставить. А убитые! Нет, господа, не только те, кто мужественно боролся и погиб за свободу, а вот эти… жертвы. Ведь их миллиарды, ведь они же не виноваты…
И их убили!
Молчание.
Маруся (звонко кричит) . Клянусь перед вами, горы! Клянусь перед тобою, солнце: я освобожу Николая!. У этих гор есть эхо?
Лунц Здесь нет. Но если бы было, оно ответило бы, как в сказке: да!
Анна (Житову) . Как это сентиментально. Я не понимаю Валентина…
Житов. Нет, ничего. Знаете, я погожу ехать в Австралию: мне тоже захотелось повидать Николая Сергеевича.
Маруся. (глядя в небо) . Как хочется лететь!
Верховцев . Вот это – астрономия. Ну, как, звездочет, нравятся вам такие астрономы?
Сергей Николаевич. Да. Нравятся. Его фамилия, кажется, Трейч?
Верховцев . Он такой же Трейч, как я-Бисмарк. Сам черт не знает, как его зовут по-настоящему.
Лунц (перебегая от одной группы к другой) . Я счастлив, я так счастлив. Вы знаете… мои родители – они убиты. И сестра. Я не хотел, я никогда не хотел говорить об этом… Зачем говорить? – думал я. Пусть останется глубоко-глубоко в душе, и пусть я один только знаю. А теперь…
Вы знаете, как они были убиты? Трейч, вы понимаете меня? Я никогда не хотел…
Петя. (Житову) . Зачем все это?
Житов. Нет, приятно.
Петя. Зачем, когда все это умрет, и вы, и я, и горы. Зачем?
Все разбились на группы. Сергей Николаевич. стоит один.
Верховцев (Марусе, в восторге) . Повесить мало Трейча. Ну и откопал Николай. Ну, Марусенька, ведь убежит, а?
Маруся. (затуманиваясь) . Я другого боюсь…
Верховцев Чего еще?
Маруся. Но – не стоит говорить. Пустое.
Верховцев . Да в чем дело? О чем ты задумалась?
Маруся (не отвечает;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14