это представляло собой сущую муку для драконопаса и серьезную угрозу для дракона.
Сквозь просветы в облаках проглядывало солнышко, а Релкин усердно работал иглой и нитками, не скупясь на Старый Сугустус. Кое-где пришлось накладывать повязки и ставить припарки, но в конце концов все было сделано.
Во время этой процедуры Базил пару раз зашипел, но в целом, как и обычно, перенес боль со стоицизмом, присущим большинству вивернов. Вот Мануэлю тому приходилось не сладко, ибо Пурпурно-Зеленый проявлял куда большую чувствительность. Базил постарался отвлечься — забыть о прижигавшем его порезы Старом Сугустусе, сосредоточившись на мыслях о еде.
Закончив лечение, Релкин поспешил к полевой кухне, где разжился большим горшком супа и дюжиной караваев хлеба. По дороге он заглянул в лазарет. Обмотанный повязками кожистоспинник Гунтер спал; судя по всему, он должен был выжить. Его драконопас Ури сидел рядом, нервно теребя ремень от джобогина.
Свейн и Ракама пытались хоть чуточку его приободрить. Все боялись, что после ранения Гунтер может стать калекой.
— Дракон будет жить, — промолвил Релкин. — Это уже хорошо.
— Релкин, попроси старых богов, чтобы он вернулся в строй. Вот увидишь, они тебя послушают.
— Держу пари, что он вернется. Непременно вернется.
— Жаль молодого медношкурого и Ховта, — сказал Ракама.
— Еще бы, — поддержал его Свейн. Это наша общая боль.
— Проклятие, ведь Хонт был еще мальчонкой. А Чурн? Кто мог бы сказать худое слово про старину Чурна?
— Сколько таких мальчишек, как Хонт, полегло вместе со своими драконами на полях сражений, по которым довелось пройти Сто девятому марнерийскому за время его существования? — вслух подумал Релкин и сжал крепкую руку Свейна. Ракама добавил свою руку, то же сделал и Ури.
— Мы отомстим за них.
Бьюсь об заклад, — поддержал Свейн, — они еще попомнят Сто девятый эскадрон.
На этом драконопасы расстались, и Релкин направился к кухонным кострам. Хотя за последний год вера его подверглась серьезным испытаниям, он на ходу бормотал молитвы, прося старых богов исцелить Гунтера. Есть они на небесах, нет ли — дело темное, зато ясно, что Гунтеру пригодится любая помощь, какую только можно получить.
Гарнизон Посилты проявлял странную пассивность, что, несомненно, было на руку Урмину. Как и все солдаты, Релкин ожидал, что за ночной атакой последует вылазка из города. Но проходил час за часом, а на позициях у города царило затишье. Противник предпочитал отсиживаться за городскими стенами.
Релкина это не могло не радовать. Имперские силы насчитывали теперь меньше тысячи человек и всего девять драконов, один из которых был неспособен сражаться но Аубинас не спешил воспользоваться преимуществом. Между тем каждый драгоценный час приближал появление генерала Трегора, спешившего по дороге Арго. Вернувшись, Релкин накормил дракона, да и сам умял ломоть хлеба и несколько чашек супа. Базил, насытившись, провалился в глубокий, без сновидений, сон и вскоре захрапел.
Почувствовав, как тепло проникает в его истомленные члены, Релкин достал одеяло и, завернувшись в него, прилег под деревом. Проверок и смотров сегодня не ожидалось — Кузо знал, что это бесполезно. Релкина радовало, что Кузо схватывал все на лету. Из этого офицера и вправду мог получиться стоящий командир драконьего эскадрона. Кровь, пролитая в двух отчаянных схватках с новыми врагами, сблизила Кузо с его подчиненными. Боевой дух Сто девятого был высок, хотя эскадрон лишился большого Чурна и маленького Ховта.
Приятно было осознавать, что на командира можно по ложиться. Набираясь опыта, Кузо рос на глазах.
Устроившись поудобнее, юноша закрыл глаза, и скоро его посапывание смешалось с храпом дракона.
Обстановка вокруг Посильты оставалась спокойной. Повстанческая пехота носа не высовывала из-за городских стен, да и остававшаяся близ Пшеничного тракта конница не предпринимала никаких попыток перейти в наступление хотя после ночного боя маленькая армия Урмина зализывала раны. Сам командор каждые несколько минут возносил молитвы.
Час тянулся за часом. Небо оставалось чистым, солнце согревало землю, подсушивая застоявшиеся в ложбинах лужи, а аубинасские пехотинцы упорно игнорировали поступавшие из Неллина приказы атаковать противника. Их командиры видели у стен города боевых драконов и не собирались попусту гробить своих людей, пытаясь осуществить неосуществимое. Каждый знает, что людям не осилить драконов — для этого нужны бесы и тролли. А важным шишкам из Неллина не мешало бы вместо пустых приказов послать в Посилу подмогу, да такую, чтобы можно было сдержать зверей. В результате драконы спокойно спали. То же самое делали и драконопасы.
К несчастью для Релкина, его сон вскоре был испорчен:
Вернулось странное сновидение, уже тревожившее его прежде. Он снова чувствовал близость Эйлсы, но не мог ни коснуться ее, ни даже увидеть. Одно было несомненно — она в опасности. Какая-то древняя злобная воля силилась заполучить и самого Релкина — пальцы со стальными когтями тянулись к нему, одну за другой пронизывая тысячи тонких, как паутина, завес. Глаза горели красным огнем.
Затем картина изменилась. Эйлса стояла на краю обрыва, а Релкин балансировал на скользком утесе.
Из зарослей черного кустарника выскочило чудовище, похожее на гигантское насекомое на стальных ногах. Длинные клешни, щелкая, потянулись к Эйлсе. Девушка пустилась бежать по плоскому лугу, поверхность которого вспучивалась под злобным горячим ветром. Чудовище, хихикая, гналось за ней. Релкин тоже бежал: ветер доносил запах разложения и смерти. Впереди вырос огромный дом.
Пробудился юноша не сам — его растолкал дракон. Несколько мгновений Релкин смотрел в его большие глаза.
— Мальчишке плохо во сне?
Злой сон ушел.
— Да, и не в первый раз.
Он устало присел. На этот раз сон отложился в памяти. Запомнились даже быстрые, струящиеся движения чудовища — так могла бы двигаться змея, сделанная из воды.
— Что не так?
— Мне снова приснилась Эйлса.
Виверн пару раз удивленно щелкнул челюстями.
— Эка невидаль. Мальчишке всегда снится Эйлса. Он грезит о том, чтобы оплодотворить ее яйца.
— Нет-нет, не в этом дело. Она в опасности. Тут замешано что-то сверхъестественное, какая-то магия.
— Этому дракону не нравятся такие слова. Всякий раз они звучат не к добру.
— Что правда, то правда. Но когда что-то происходит я вижу странные вещи и чувствую — это неспроста. Не знаю почему, Баз, надеюсь только, что не схожу с ума. Ты ведь помнишь, что случилось в Мирчазе, и все такое…
Базил внимательно присматривался к юноше. Отчасти он понимал, что пришлось пережить Релкину, и это лишь усиливало его природную неприязнь к человеческой магии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Сквозь просветы в облаках проглядывало солнышко, а Релкин усердно работал иглой и нитками, не скупясь на Старый Сугустус. Кое-где пришлось накладывать повязки и ставить припарки, но в конце концов все было сделано.
Во время этой процедуры Базил пару раз зашипел, но в целом, как и обычно, перенес боль со стоицизмом, присущим большинству вивернов. Вот Мануэлю тому приходилось не сладко, ибо Пурпурно-Зеленый проявлял куда большую чувствительность. Базил постарался отвлечься — забыть о прижигавшем его порезы Старом Сугустусе, сосредоточившись на мыслях о еде.
Закончив лечение, Релкин поспешил к полевой кухне, где разжился большим горшком супа и дюжиной караваев хлеба. По дороге он заглянул в лазарет. Обмотанный повязками кожистоспинник Гунтер спал; судя по всему, он должен был выжить. Его драконопас Ури сидел рядом, нервно теребя ремень от джобогина.
Свейн и Ракама пытались хоть чуточку его приободрить. Все боялись, что после ранения Гунтер может стать калекой.
— Дракон будет жить, — промолвил Релкин. — Это уже хорошо.
— Релкин, попроси старых богов, чтобы он вернулся в строй. Вот увидишь, они тебя послушают.
— Держу пари, что он вернется. Непременно вернется.
— Жаль молодого медношкурого и Ховта, — сказал Ракама.
— Еще бы, — поддержал его Свейн. Это наша общая боль.
— Проклятие, ведь Хонт был еще мальчонкой. А Чурн? Кто мог бы сказать худое слово про старину Чурна?
— Сколько таких мальчишек, как Хонт, полегло вместе со своими драконами на полях сражений, по которым довелось пройти Сто девятому марнерийскому за время его существования? — вслух подумал Релкин и сжал крепкую руку Свейна. Ракама добавил свою руку, то же сделал и Ури.
— Мы отомстим за них.
Бьюсь об заклад, — поддержал Свейн, — они еще попомнят Сто девятый эскадрон.
На этом драконопасы расстались, и Релкин направился к кухонным кострам. Хотя за последний год вера его подверглась серьезным испытаниям, он на ходу бормотал молитвы, прося старых богов исцелить Гунтера. Есть они на небесах, нет ли — дело темное, зато ясно, что Гунтеру пригодится любая помощь, какую только можно получить.
Гарнизон Посилты проявлял странную пассивность, что, несомненно, было на руку Урмину. Как и все солдаты, Релкин ожидал, что за ночной атакой последует вылазка из города. Но проходил час за часом, а на позициях у города царило затишье. Противник предпочитал отсиживаться за городскими стенами.
Релкина это не могло не радовать. Имперские силы насчитывали теперь меньше тысячи человек и всего девять драконов, один из которых был неспособен сражаться но Аубинас не спешил воспользоваться преимуществом. Между тем каждый драгоценный час приближал появление генерала Трегора, спешившего по дороге Арго. Вернувшись, Релкин накормил дракона, да и сам умял ломоть хлеба и несколько чашек супа. Базил, насытившись, провалился в глубокий, без сновидений, сон и вскоре захрапел.
Почувствовав, как тепло проникает в его истомленные члены, Релкин достал одеяло и, завернувшись в него, прилег под деревом. Проверок и смотров сегодня не ожидалось — Кузо знал, что это бесполезно. Релкина радовало, что Кузо схватывал все на лету. Из этого офицера и вправду мог получиться стоящий командир драконьего эскадрона. Кровь, пролитая в двух отчаянных схватках с новыми врагами, сблизила Кузо с его подчиненными. Боевой дух Сто девятого был высок, хотя эскадрон лишился большого Чурна и маленького Ховта.
Приятно было осознавать, что на командира можно по ложиться. Набираясь опыта, Кузо рос на глазах.
Устроившись поудобнее, юноша закрыл глаза, и скоро его посапывание смешалось с храпом дракона.
Обстановка вокруг Посильты оставалась спокойной. Повстанческая пехота носа не высовывала из-за городских стен, да и остававшаяся близ Пшеничного тракта конница не предпринимала никаких попыток перейти в наступление хотя после ночного боя маленькая армия Урмина зализывала раны. Сам командор каждые несколько минут возносил молитвы.
Час тянулся за часом. Небо оставалось чистым, солнце согревало землю, подсушивая застоявшиеся в ложбинах лужи, а аубинасские пехотинцы упорно игнорировали поступавшие из Неллина приказы атаковать противника. Их командиры видели у стен города боевых драконов и не собирались попусту гробить своих людей, пытаясь осуществить неосуществимое. Каждый знает, что людям не осилить драконов — для этого нужны бесы и тролли. А важным шишкам из Неллина не мешало бы вместо пустых приказов послать в Посилу подмогу, да такую, чтобы можно было сдержать зверей. В результате драконы спокойно спали. То же самое делали и драконопасы.
К несчастью для Релкина, его сон вскоре был испорчен:
Вернулось странное сновидение, уже тревожившее его прежде. Он снова чувствовал близость Эйлсы, но не мог ни коснуться ее, ни даже увидеть. Одно было несомненно — она в опасности. Какая-то древняя злобная воля силилась заполучить и самого Релкина — пальцы со стальными когтями тянулись к нему, одну за другой пронизывая тысячи тонких, как паутина, завес. Глаза горели красным огнем.
Затем картина изменилась. Эйлса стояла на краю обрыва, а Релкин балансировал на скользком утесе.
Из зарослей черного кустарника выскочило чудовище, похожее на гигантское насекомое на стальных ногах. Длинные клешни, щелкая, потянулись к Эйлсе. Девушка пустилась бежать по плоскому лугу, поверхность которого вспучивалась под злобным горячим ветром. Чудовище, хихикая, гналось за ней. Релкин тоже бежал: ветер доносил запах разложения и смерти. Впереди вырос огромный дом.
Пробудился юноша не сам — его растолкал дракон. Несколько мгновений Релкин смотрел в его большие глаза.
— Мальчишке плохо во сне?
Злой сон ушел.
— Да, и не в первый раз.
Он устало присел. На этот раз сон отложился в памяти. Запомнились даже быстрые, струящиеся движения чудовища — так могла бы двигаться змея, сделанная из воды.
— Что не так?
— Мне снова приснилась Эйлса.
Виверн пару раз удивленно щелкнул челюстями.
— Эка невидаль. Мальчишке всегда снится Эйлса. Он грезит о том, чтобы оплодотворить ее яйца.
— Нет-нет, не в этом дело. Она в опасности. Тут замешано что-то сверхъестественное, какая-то магия.
— Этому дракону не нравятся такие слова. Всякий раз они звучат не к добру.
— Что правда, то правда. Но когда что-то происходит я вижу странные вещи и чувствую — это неспроста. Не знаю почему, Баз, надеюсь только, что не схожу с ума. Ты ведь помнишь, что случилось в Мирчазе, и все такое…
Базил внимательно присматривался к юноше. Отчасти он понимал, что пришлось пережить Релкину, и это лишь усиливало его природную неприязнь к человеческой магии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119