Даже Бог это понимает.
Чашечка крепкого черного кофе, потом — быстро переодеться в «эфирный» костюм, и — вперед по подземным тоннелям, которые связывали все здания в имении Питерса.
Он вошел в свою частную студию — в свой собор — и занял позицию перед камерой, чтобы записать первую из сегодняшних вдохновляющих проповедей, которую будут крутить все утро по местному кабельному каналу во время рекламных блоков. Усталость и раздражение остались за дверью. Он встал на свое обычное место за позолоченным аналоем. Сцена была абсолютно пуста. Задник — синий экран. По «волшебству» хроматического ключа на телеэкране все будет смотреться так, словно он стоит перед одним из величайших соборов мира, или на фоне Голубого хребта, или любого другого природного чуда света — собора, созданного самим Господом Богом.
Запись была полностью автоматизирована. Три цифровые камеры следили за каждым его движением и передавали картинку прямо на монтажный компьютер, который компоновал кадры и планы, сразу же делал отбивки и подкладывал музыку — странную смесь симфонического нью-эйджа с вестерном и кантри. Техники приходили в студию только к девяти утра.
Из всех своих пастырских и проповеднических обязанностей Дамиан больше всего любил эти студийные записи в одиночестве. Никто на тебя не смотрит, никто тебя не критикует. Потому что когда ты читаешь проповедь перед большой «живой» аудиторией, и все они слушают, как завороженные — глупые овцы, все, как один, — и тянут хором аминь и аллилуйя, все равно среди них найдется хотя бы один человек, которого ты не проймешь. Обязательно будет кто-то, кто сомневается. Кто злорадствует и проклинает тебя в душе. Кто пришел посмотреть на тебя, потому что прочел в газете про тот мерзкий скандал или увидел по телевизору идиотскую «исповедь» этой дешевой, размалеванной шлюхи, которую ушлые репортеры науськали на него в своей зависти и гордыне, дабы облить его грязью и унизить в глазах преданной паствы.
А телекамеры не сомневаются и не завидуют.
Они беспристрастны и движутся выверенно и плавно. Словно под музыку.
Дамиан Питерс уверенно улыбнулся в камеру и открыл Библию наугад. На самом деле это, понятно, была никакая не Библия. Это была бутафория, и он открыл ее не наугад, а на единственной странице с печатным текстом, представлявшим собой просто набор слов старинным готическим шрифтом, который весьма впечатляюще выглядит издалека.
— Мои верные прихожане, — начал он, — друзья мои, моя добрая, щедрая, благочестивая паства... сегодня я собираюсь поговорить о самой, наверное, важной из всех десяти божьих заповедей. Потому что многие полагают ее настолько само собой очевидной, что даже не осознают, когда ее нарушают. «Я Господь Бог твой, и да не будет у тебя других богов, кроме Меня». Я хочу, чтобы вы заглянули в свои сердца и попробовали ответить вот на какой вопрос: что Господь наш имел в виду, когда говорил о других богах? Он говорил о Ваале, о Зевсе, об Аллахе? О поганых языческих идолах, которым жертвовали животных и даже своих детей-первенцев — о кровавых и изуверских варварских божествах? Или есть и другие боги, о которых нам следует помнить, боги, близкие к повседневности. Боги, привычные, как... кредитная карточка? Монстры из «Подземельев драконов»? Рок-звезды, кумиры подростков?
Дамиан Питерс улыбнулся и раскинул руки в своей знаменитой «распятой» позе, над которой газетные карикатуристы вволю поиздевались за последние месяцы. Поднял глаза на монитор и увидел, что сегодняшняя фоновая подложка — Большой каньон с высоты птичьего полета. Он соединил ладони в молитвенном жесте, и виды Большого каньона сменились нарезкой: Элвис Пресли, непристойно двигающий бедрами, Майкл Джексон, совокупляющийся с воздухом, все кадры специально подобраны так, чтобы максимально подчеркнуть вызывающее непотребство жестов, — Дамиан Питерс знал, что для того чтобы удерживать интерес аудитории, следует апеллировать к их самым грязным инстинктам.
Последним был Тимми Валентайн.
— Я хочу, чтобы вы, братья и сестры, посмотрели внимательнее на это существо. Не вполне мужчина, но и не женщина. Не вполне мальчик, но и не мужчина. Посмотрите, как он совращает глазами. Посмотрите, как он одет... как сам Князь Тьмы. А вы вслушивались в слова его песен? Они призывают наших детей к поклонению дьяволу и даже к самоубийству — самому тяжкому из грехов, за который им вечно терпеть наказание в адском огне. Этот мальчик уже давно умер, но сейчас снова восстал в еще большей славе — в грязной пародии на воскресение Господа нашего. И я говорю вам, мои верные прихожане, не дайте себя обмануть, не поклоняйтесь фальшивым богам...
Он огорченно покачал головой. На экране на секунду возник крупный план Валентайна — сатанинского отродья. Как бы мимоходом Дамиан Питерс призвал свою паству не забывать о денежных пожертвованиях в фонд его церкви — обязательная составляющая всех его пятиминутных проповедей, — каковые пожертвования пойдут, разумеется, на благие и богоугодные цели.
Он подумал, что это было идеальным решением проблемы Симоны Арлета, которая выдавливала уже последние капли харизматической энергии из плененного ею духа. Вроде бы он осудил и заклеймил пропавшую рок-звезду, но на самом деле он подстегнул интерес публики к Валентайну и тем самым укрепил его влияние на умы, то есть подпитал силу, которую тянет Симона.
Тем более что, согласно его маркетинговым исследованиям, после показа видеофрагментов с Тимми Валентайном суммы на чеках с пожертвованиями существенно возрастают. Этот мальчик если и не сын Сатаны, то, безусловно, само воплощение Мамона.
Позже, во время обеда, он сам позвонил Симоне. Сейчас он был более собран и мог спокойно выслушивать ее бред.
— И кто эти Боги Хаоса? — спросил он.
Симона сказала:
— Приезжай ко мне вечером, и я тебе все расскажу.
— Сегодня я не могу! Ты что, не помнишь, какой сегодня день? Сегодня у нас намечается большая акция по сбору денег на благотворительность в фонд неизлечимо больных, который мне принесет миллионы. Я не могу тут все бросить и мчаться в пустыню Мохаве. Даже ради тебя, Симона.
— Миллионы, воистину. Ты, Дамиан, живешь в мире иллюзий. Пора бы уже понять, что после того сексуального скандала твой рейтинг скорее всего уже никогда не поднимется на прежний уровень.
— Хрена лысого, мэм. Прошу прощения за мой французский.
— Ты со своим плотным графиком! Я думаю, даже сам Господь Бог, если бы он вдруг захотел с тобой поговорить, сперва должен был бы обратиться к твоему секретарю, а ты бы еще подумал, на какой день его записать на прием.
— Ты же знаешь, Симона, что это не так. Но как пастор Церкви Космической Любви я очень серьезно отношусь к своим обязанностям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Чашечка крепкого черного кофе, потом — быстро переодеться в «эфирный» костюм, и — вперед по подземным тоннелям, которые связывали все здания в имении Питерса.
Он вошел в свою частную студию — в свой собор — и занял позицию перед камерой, чтобы записать первую из сегодняшних вдохновляющих проповедей, которую будут крутить все утро по местному кабельному каналу во время рекламных блоков. Усталость и раздражение остались за дверью. Он встал на свое обычное место за позолоченным аналоем. Сцена была абсолютно пуста. Задник — синий экран. По «волшебству» хроматического ключа на телеэкране все будет смотреться так, словно он стоит перед одним из величайших соборов мира, или на фоне Голубого хребта, или любого другого природного чуда света — собора, созданного самим Господом Богом.
Запись была полностью автоматизирована. Три цифровые камеры следили за каждым его движением и передавали картинку прямо на монтажный компьютер, который компоновал кадры и планы, сразу же делал отбивки и подкладывал музыку — странную смесь симфонического нью-эйджа с вестерном и кантри. Техники приходили в студию только к девяти утра.
Из всех своих пастырских и проповеднических обязанностей Дамиан больше всего любил эти студийные записи в одиночестве. Никто на тебя не смотрит, никто тебя не критикует. Потому что когда ты читаешь проповедь перед большой «живой» аудиторией, и все они слушают, как завороженные — глупые овцы, все, как один, — и тянут хором аминь и аллилуйя, все равно среди них найдется хотя бы один человек, которого ты не проймешь. Обязательно будет кто-то, кто сомневается. Кто злорадствует и проклинает тебя в душе. Кто пришел посмотреть на тебя, потому что прочел в газете про тот мерзкий скандал или увидел по телевизору идиотскую «исповедь» этой дешевой, размалеванной шлюхи, которую ушлые репортеры науськали на него в своей зависти и гордыне, дабы облить его грязью и унизить в глазах преданной паствы.
А телекамеры не сомневаются и не завидуют.
Они беспристрастны и движутся выверенно и плавно. Словно под музыку.
Дамиан Питерс уверенно улыбнулся в камеру и открыл Библию наугад. На самом деле это, понятно, была никакая не Библия. Это была бутафория, и он открыл ее не наугад, а на единственной странице с печатным текстом, представлявшим собой просто набор слов старинным готическим шрифтом, который весьма впечатляюще выглядит издалека.
— Мои верные прихожане, — начал он, — друзья мои, моя добрая, щедрая, благочестивая паства... сегодня я собираюсь поговорить о самой, наверное, важной из всех десяти божьих заповедей. Потому что многие полагают ее настолько само собой очевидной, что даже не осознают, когда ее нарушают. «Я Господь Бог твой, и да не будет у тебя других богов, кроме Меня». Я хочу, чтобы вы заглянули в свои сердца и попробовали ответить вот на какой вопрос: что Господь наш имел в виду, когда говорил о других богах? Он говорил о Ваале, о Зевсе, об Аллахе? О поганых языческих идолах, которым жертвовали животных и даже своих детей-первенцев — о кровавых и изуверских варварских божествах? Или есть и другие боги, о которых нам следует помнить, боги, близкие к повседневности. Боги, привычные, как... кредитная карточка? Монстры из «Подземельев драконов»? Рок-звезды, кумиры подростков?
Дамиан Питерс улыбнулся и раскинул руки в своей знаменитой «распятой» позе, над которой газетные карикатуристы вволю поиздевались за последние месяцы. Поднял глаза на монитор и увидел, что сегодняшняя фоновая подложка — Большой каньон с высоты птичьего полета. Он соединил ладони в молитвенном жесте, и виды Большого каньона сменились нарезкой: Элвис Пресли, непристойно двигающий бедрами, Майкл Джексон, совокупляющийся с воздухом, все кадры специально подобраны так, чтобы максимально подчеркнуть вызывающее непотребство жестов, — Дамиан Питерс знал, что для того чтобы удерживать интерес аудитории, следует апеллировать к их самым грязным инстинктам.
Последним был Тимми Валентайн.
— Я хочу, чтобы вы, братья и сестры, посмотрели внимательнее на это существо. Не вполне мужчина, но и не женщина. Не вполне мальчик, но и не мужчина. Посмотрите, как он совращает глазами. Посмотрите, как он одет... как сам Князь Тьмы. А вы вслушивались в слова его песен? Они призывают наших детей к поклонению дьяволу и даже к самоубийству — самому тяжкому из грехов, за который им вечно терпеть наказание в адском огне. Этот мальчик уже давно умер, но сейчас снова восстал в еще большей славе — в грязной пародии на воскресение Господа нашего. И я говорю вам, мои верные прихожане, не дайте себя обмануть, не поклоняйтесь фальшивым богам...
Он огорченно покачал головой. На экране на секунду возник крупный план Валентайна — сатанинского отродья. Как бы мимоходом Дамиан Питерс призвал свою паству не забывать о денежных пожертвованиях в фонд его церкви — обязательная составляющая всех его пятиминутных проповедей, — каковые пожертвования пойдут, разумеется, на благие и богоугодные цели.
Он подумал, что это было идеальным решением проблемы Симоны Арлета, которая выдавливала уже последние капли харизматической энергии из плененного ею духа. Вроде бы он осудил и заклеймил пропавшую рок-звезду, но на самом деле он подстегнул интерес публики к Валентайну и тем самым укрепил его влияние на умы, то есть подпитал силу, которую тянет Симона.
Тем более что, согласно его маркетинговым исследованиям, после показа видеофрагментов с Тимми Валентайном суммы на чеках с пожертвованиями существенно возрастают. Этот мальчик если и не сын Сатаны, то, безусловно, само воплощение Мамона.
Позже, во время обеда, он сам позвонил Симоне. Сейчас он был более собран и мог спокойно выслушивать ее бред.
— И кто эти Боги Хаоса? — спросил он.
Симона сказала:
— Приезжай ко мне вечером, и я тебе все расскажу.
— Сегодня я не могу! Ты что, не помнишь, какой сегодня день? Сегодня у нас намечается большая акция по сбору денег на благотворительность в фонд неизлечимо больных, который мне принесет миллионы. Я не могу тут все бросить и мчаться в пустыню Мохаве. Даже ради тебя, Симона.
— Миллионы, воистину. Ты, Дамиан, живешь в мире иллюзий. Пора бы уже понять, что после того сексуального скандала твой рейтинг скорее всего уже никогда не поднимется на прежний уровень.
— Хрена лысого, мэм. Прошу прощения за мой французский.
— Ты со своим плотным графиком! Я думаю, даже сам Господь Бог, если бы он вдруг захотел с тобой поговорить, сперва должен был бы обратиться к твоему секретарю, а ты бы еще подумал, на какой день его записать на прием.
— Ты же знаешь, Симона, что это не так. Но как пастор Церкви Космической Любви я очень серьезно отношусь к своим обязанностям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116