Я дал тебе самостоятельность, но ты ведь знаешь, что я постоянно держу с тобой связь на ультракороткой волне 0,000001 метра и в любой момент могу пустить в ход пульт дистанционного управления, и тогда плакала твоя самостоятельность. Понял? Намотай себе на ус!
При этом пан Клякса пригрозил ему большим пальцем правой руки, что означало весьма серьезное предупреждение.
Алойзи покраснел, ибо наш великий ученый позаботился при конструировании даже о такой мелочи.
– Я хотел сделать вам приятное, – огорченно сказал он, и поспешил переменить тему. – В указанный срок флагманский корабль будет готов к отплытию.
На том совет и закончился. Пан Клякса подошел к открытому окну и прислушался; из сада доносилось пение Розы. Она пела любимую песню профессора:
Птичка села на сучок.
Как поймать ее, дружок?
На верхушку полезай!
Что? Не можешь? Ай-яй-яй!
Рак заполз под бережок.
Как схватить его, дружок?
За клешню его бери!
Если больно, то ори!
Мак подлез под колосок.
Как сорвать его, дружок?
Рви его! Ну что? Никак?
Это – бабочка, не мак!
Хотя Роза вместо «рак» говорила «как», а «рви» произносила, как «кви», пан Клякса слушал пение с блаженной улыбкой на устах и пальцами выстукивал на подоконнике ритм, подпевая:
– Па-рам-пам-пам! Па-рам-пам-пам!
Тут я почувствовал, как под столом кто-то коснулся моей ноги. Наверняка не собака, ведь в Адакотураде собаки не водятся. Может, петух? Я сунул руку под стол, поймал кого-то за нос и вытащил Зызика.
– Ты?! – воскликнул я. – Подслушивал, негодяй!
– Подслушивал, – нахально согласился Зызик. – Но я никому ничего не скажу. Честное адакотурадское! Только возьмите меня на остров Двойников. Я вам пригожусь! А то, что тот господин говорил о короле, совершенно меня не касается. Я умею держать язык за зубами.
Алойзи схватил Зызика за плечо, да так сильно, что едва не переломал ему кости. Юноша вскрикнул от боли, но тут вмешался пан Клякса.
– Оставь его, Алойзи, – спокойно сказал он. – За подслушивание я мог бы превратить его в муху, есть у меня такое средство. Но я придумал кое-что получше. Надо вправить ему мозги. Возьмем его с собой. Малый любознателен, а любознательность – путь к знаниям. Я сделаю из него человека. Зызик, плывешь с нами!
Вот каким человеком был пан Клякса!
Тем временем порядочно стемнело. Издалека уже долетало дружное пение петухов, потому что настала пора спустить их с цепей.
Поблагодарив Парамонтрона за изысканное угощение, мы на одолженных самокатах помчались домой.
Бульпо и Пульбо, двое из пяти ученых садовников, приглашенных паном Левкойником на ужин, уже стояли у дверей с букетами приготовленных для дочерей розовода цветов. Оставшиеся трое дежурили сегодня в ночь.
Пан Левкойник нашел в королевских садовниках родственные души и тут же заговорил с ними об адакотурадской ботанике, описанной в последней работе пана Кляксы под названием «Адакотураданика». Книга эта вышла в свет буквально перед нашим приездом сюда.
Их оживленную беседу прервал Вероник.
– Пан Анемон, по-моему, эти молодые люди не прочь сыграть во что-нибудь с вашими дочерьми. Ну, скажем, в «веселого смотрителя», или в «мытье лестницы», или в «подметалки».
– Давайте играть в «подметалки»! – закричал пан Клякса.
Вероник тут же принес метлу и начал гоняться за нами по всем комнатам. Тот, кого он «подметал», должен был забрать у него метлу и в свою очередь гоняться за остальными. Самым ловким оказался пан Левкойник, скакавший под потолок как мячик. Розовод набрал очков больше всех и получил право назначить следующую игру.
– Прекрасно! – воскликнул разыгравшийся пан Клякса. – Может, сыграем в «три бельчонка»?
Пан Левкойник встал посреди комнаты, помял бородавку на носу и произнес, гордо выпятив живот:
– Есть идея. Предлагаю сыграть в брачные предложения. Мужчины выбирают.
– Ого, с этим не шутят, – заметил Вероник.
– Кто хочет, шутит, а кто хочет, делает предложение всерьез! – весело сказал пан Клякса, смешно поглаживая бороду сначала сверху вниз, а затем снизу вверх.
Алойзи даже не шелохнулся. Вероятно, он все еще считал себя женихом Резеды, хотя, к моему удивлению, до сих пор никак не отреагировал на ее исчезновение.
Вероник, не выпуская из рук метлы, присел и стал по привычке выметать пыль из углов.
Пан Клякса беззаботно напевал какую-то песенку, и только пан Левкойник суетился и приговаривал:
– Господа! Давайте же играть! Девушки ждут предложений!
Ученые садовники оказались на высоте: Бульпо подошел к Гортензии, а Пульбо – к Георгине; затем, галантно поклонившись избранницам, они в один голос произнесли:
– Урчарурвательная пани, имею честь прурсить твурей рорки.
Близнецы были похожи друг на друга, как близнецы, и сделать выбор сестрам было нетрудно. Они вежливо присели в реверансе и согласно желанию юношей подали им свои правые ручки.
– Браво! – воскликнул пан Клякса. – Две пары уже есть. Что дальше, пан Анемон?
– Извините, – вмешался Вероник, – хотелось бы знать, эти предложения сделаны в шутку или всерьез?
Наступило неловкое молчание.
– Мадемуазель Гортензия! – наконец сказал Бульпо. – Я полюбил вас с первого взгляда… Это, может быть, смешно, но мы, выросшие среди цветов, говорим то, что чувствуем.
– А я говорю, что думаю, – ответила Гортензия. – Сестры смеются над моей привычкой думать вслух. Вот и теперь я раздумываю, почему вы избрали меня? Наверное, потому что жена, разговаривающая сама с собой, не досаждает мужу своей болтовней. Спросила, ответила, и все ясно.
– Теперь ваша очередь, – обратился к Пульбо Вероник, страдавший врожденной любовью к порядку и не терпевший неясных ситуаций.
Пульбо смутился и, с трудом сдерживая стыдливое хихиканье, заявил:
– Мадемуазель Георгина… хи-хи… извините… так мило чихает, что я… хи-хи… просто очарован… Я всегда мечтал о такой жене… хи-хи… прошу прощения… Честное слово.
Хихиканье его было так заразительно, что пан Клякса чуть не лопнул со смеху. Даже Алойзи криво усмехнулся, а Вероник от полноты чувств сгреб обоих братьев в охапку и подбросил вверх, как двух щенков.
И только пан Левкойник сохранял надлежащую серьезность. Он обнял близнецов, прижал к отеческой груди Гортензию и Георгину и дрожащим голосом сказал:
– Вот и исполнилась мечта моей любимой Мультифлоры. По крайней мере, две дочери выйдут замуж за садовников.
– Па-рам-пам-пам! Па-рам-пам-пам! – воскликнул пан Клякса и, схватив пана Левкойника за руки, в течение нескольких минут кружился с ним в «мелком горохе».
Это было поистине незабываемое зрелище.
Было решено, что официальное обручение состоится по прибытии Мультифлоры.
Назавтра из канцелярии Кватерностера I прибыли указы о назначениях Алойзи и о предоставлении ему министрональных апартаментов в здании Института Мнимых Открытий и Изобретений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
При этом пан Клякса пригрозил ему большим пальцем правой руки, что означало весьма серьезное предупреждение.
Алойзи покраснел, ибо наш великий ученый позаботился при конструировании даже о такой мелочи.
– Я хотел сделать вам приятное, – огорченно сказал он, и поспешил переменить тему. – В указанный срок флагманский корабль будет готов к отплытию.
На том совет и закончился. Пан Клякса подошел к открытому окну и прислушался; из сада доносилось пение Розы. Она пела любимую песню профессора:
Птичка села на сучок.
Как поймать ее, дружок?
На верхушку полезай!
Что? Не можешь? Ай-яй-яй!
Рак заполз под бережок.
Как схватить его, дружок?
За клешню его бери!
Если больно, то ори!
Мак подлез под колосок.
Как сорвать его, дружок?
Рви его! Ну что? Никак?
Это – бабочка, не мак!
Хотя Роза вместо «рак» говорила «как», а «рви» произносила, как «кви», пан Клякса слушал пение с блаженной улыбкой на устах и пальцами выстукивал на подоконнике ритм, подпевая:
– Па-рам-пам-пам! Па-рам-пам-пам!
Тут я почувствовал, как под столом кто-то коснулся моей ноги. Наверняка не собака, ведь в Адакотураде собаки не водятся. Может, петух? Я сунул руку под стол, поймал кого-то за нос и вытащил Зызика.
– Ты?! – воскликнул я. – Подслушивал, негодяй!
– Подслушивал, – нахально согласился Зызик. – Но я никому ничего не скажу. Честное адакотурадское! Только возьмите меня на остров Двойников. Я вам пригожусь! А то, что тот господин говорил о короле, совершенно меня не касается. Я умею держать язык за зубами.
Алойзи схватил Зызика за плечо, да так сильно, что едва не переломал ему кости. Юноша вскрикнул от боли, но тут вмешался пан Клякса.
– Оставь его, Алойзи, – спокойно сказал он. – За подслушивание я мог бы превратить его в муху, есть у меня такое средство. Но я придумал кое-что получше. Надо вправить ему мозги. Возьмем его с собой. Малый любознателен, а любознательность – путь к знаниям. Я сделаю из него человека. Зызик, плывешь с нами!
Вот каким человеком был пан Клякса!
Тем временем порядочно стемнело. Издалека уже долетало дружное пение петухов, потому что настала пора спустить их с цепей.
Поблагодарив Парамонтрона за изысканное угощение, мы на одолженных самокатах помчались домой.
Бульпо и Пульбо, двое из пяти ученых садовников, приглашенных паном Левкойником на ужин, уже стояли у дверей с букетами приготовленных для дочерей розовода цветов. Оставшиеся трое дежурили сегодня в ночь.
Пан Левкойник нашел в королевских садовниках родственные души и тут же заговорил с ними об адакотурадской ботанике, описанной в последней работе пана Кляксы под названием «Адакотураданика». Книга эта вышла в свет буквально перед нашим приездом сюда.
Их оживленную беседу прервал Вероник.
– Пан Анемон, по-моему, эти молодые люди не прочь сыграть во что-нибудь с вашими дочерьми. Ну, скажем, в «веселого смотрителя», или в «мытье лестницы», или в «подметалки».
– Давайте играть в «подметалки»! – закричал пан Клякса.
Вероник тут же принес метлу и начал гоняться за нами по всем комнатам. Тот, кого он «подметал», должен был забрать у него метлу и в свою очередь гоняться за остальными. Самым ловким оказался пан Левкойник, скакавший под потолок как мячик. Розовод набрал очков больше всех и получил право назначить следующую игру.
– Прекрасно! – воскликнул разыгравшийся пан Клякса. – Может, сыграем в «три бельчонка»?
Пан Левкойник встал посреди комнаты, помял бородавку на носу и произнес, гордо выпятив живот:
– Есть идея. Предлагаю сыграть в брачные предложения. Мужчины выбирают.
– Ого, с этим не шутят, – заметил Вероник.
– Кто хочет, шутит, а кто хочет, делает предложение всерьез! – весело сказал пан Клякса, смешно поглаживая бороду сначала сверху вниз, а затем снизу вверх.
Алойзи даже не шелохнулся. Вероятно, он все еще считал себя женихом Резеды, хотя, к моему удивлению, до сих пор никак не отреагировал на ее исчезновение.
Вероник, не выпуская из рук метлы, присел и стал по привычке выметать пыль из углов.
Пан Клякса беззаботно напевал какую-то песенку, и только пан Левкойник суетился и приговаривал:
– Господа! Давайте же играть! Девушки ждут предложений!
Ученые садовники оказались на высоте: Бульпо подошел к Гортензии, а Пульбо – к Георгине; затем, галантно поклонившись избранницам, они в один голос произнесли:
– Урчарурвательная пани, имею честь прурсить твурей рорки.
Близнецы были похожи друг на друга, как близнецы, и сделать выбор сестрам было нетрудно. Они вежливо присели в реверансе и согласно желанию юношей подали им свои правые ручки.
– Браво! – воскликнул пан Клякса. – Две пары уже есть. Что дальше, пан Анемон?
– Извините, – вмешался Вероник, – хотелось бы знать, эти предложения сделаны в шутку или всерьез?
Наступило неловкое молчание.
– Мадемуазель Гортензия! – наконец сказал Бульпо. – Я полюбил вас с первого взгляда… Это, может быть, смешно, но мы, выросшие среди цветов, говорим то, что чувствуем.
– А я говорю, что думаю, – ответила Гортензия. – Сестры смеются над моей привычкой думать вслух. Вот и теперь я раздумываю, почему вы избрали меня? Наверное, потому что жена, разговаривающая сама с собой, не досаждает мужу своей болтовней. Спросила, ответила, и все ясно.
– Теперь ваша очередь, – обратился к Пульбо Вероник, страдавший врожденной любовью к порядку и не терпевший неясных ситуаций.
Пульбо смутился и, с трудом сдерживая стыдливое хихиканье, заявил:
– Мадемуазель Георгина… хи-хи… извините… так мило чихает, что я… хи-хи… просто очарован… Я всегда мечтал о такой жене… хи-хи… прошу прощения… Честное слово.
Хихиканье его было так заразительно, что пан Клякса чуть не лопнул со смеху. Даже Алойзи криво усмехнулся, а Вероник от полноты чувств сгреб обоих братьев в охапку и подбросил вверх, как двух щенков.
И только пан Левкойник сохранял надлежащую серьезность. Он обнял близнецов, прижал к отеческой груди Гортензию и Георгину и дрожащим голосом сказал:
– Вот и исполнилась мечта моей любимой Мультифлоры. По крайней мере, две дочери выйдут замуж за садовников.
– Па-рам-пам-пам! Па-рам-пам-пам! – воскликнул пан Клякса и, схватив пана Левкойника за руки, в течение нескольких минут кружился с ним в «мелком горохе».
Это было поистине незабываемое зрелище.
Было решено, что официальное обручение состоится по прибытии Мультифлоры.
Назавтра из канцелярии Кватерностера I прибыли указы о назначениях Алойзи и о предоставлении ему министрональных апартаментов в здании Института Мнимых Открытий и Изобретений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37