Затем тот, подъехав к самому кургану, поднял копье и метнул его в деревья. Копье взвилось в воздух, по всей линии его полета деревья вспыхивали, подожженные пламенем, стекавшим с наконечника. Коснувшись ствола последнего дерева, копье описало плавную дугу и вернулось назад, к метнувшей его руке. Пламени не было больше ни на древке, ни на металлическом конце копья, но сосны все стояли, объятые огнем. Пламя гудело и вздымалось, как это было на Биконе, и также, как там, не давало тепла. Более того – огонь не сжигал деревья.
Голос всадника, точно лезвие меча, прорезал ритмичные вспышки пламени:
– Пробудитесь, сыны Аргатрона! Пробудитесь, Ульмиг, Ульмор, Ульмбег. Скорей на коней – и скачите, эйнхейриары Херлатинга!
Ветерок разорвал ночную дымку на узкие танцующие полоски, языки пламени трепетали, и, казалось, что-то в них движется, и оттуда доносятся голоса:
– Мы скачем! Мы скачем!
И тут же из пламени появились трое. На этих плащи были белые, перехваченные золотыми пряжками. В руках каждый держал по хлысту. Волосы их были желтые, все в завитушках как у барана. А кони – белее первого снега, лежащего на черной скале.
Как только они появились, красные всадники повернули коней и поскакали в ночь. Колин, который лежал перекинутый через шею последнего коня, увидел, что белые всадники последовали за ними.
Скакали они недолго, всего с полмили, и остановились возле холма Фернхилл, на вершине которого росли пять крепких сосен. И снова взвилось копье, и снова запылали деревья, и снова раздался голос:
– Пробудись, сын Дунарта, король с севера, король, спящий в кургане! Проснись, Фьюрн, во глубине своего холма! Скачите на своих конях, эйнхейриары Херлатинга!
– Я скачу! Я скачу!
Одинокий всадник появился из-за деревьев. Его лицо с высоким тяжелым лбом выглядело сурово. Борода была раздвоена и заплетена в косицы. Его торс облегала грубая волосяная накидка, а плаща не было вовсе. И он держал круглый щит с пятью золотыми кругами на нем. Картину дополняла железная палка, напоминающая цепь, к которой были приделаны семь втрое скрученных трехгранных цепочек, каждая из них заканчивалась шаром с семью шипами. Конь его был черный с золотой гривой.
И они поскакали дальше – и красные и белые всадники, а за ними – этот, дикого вида, король. Они миновали Монахову Пустошь и доскакали до одинокого холма Солджерс Хамп, который раньше назывался Солджерс Хамп, что означает Солдатов Гроб. Сосны на его вершине располагались кругом. Говорят, там время от времени зимними ночами блуждают странные бледные огоньки. Но сейчас никакого другого огня, кроме красного, не было видно.
– Пробудись, Фоллоумэн, сын Мелимбора! Пробудись, Багда, сын Тора! Скачите, эйнхейриары Херлатинга!
– Мы скачем! Мы скачем!
У новых воинов были круглые черноволосые головы, в глазах поблескивала чернота.
Их обтягивали черные сутаны с глубокими капюшонами, в руках они держали черные с широкими желобами мечи, хорошо приспособленные для битвы. Кони были сплошь черные, вплоть до языков.
Леса и долины, поля, живые изгороди, деревни, селенья – все это мелькало мимо, мимо, мимо. И вот перед ними оказался холм под названием Широкий, а древнее его название было Тунстэд, и растущие на нем сосны тут же занялись красным пламенем.
– Пробудитесь, сыны Ормара! Пробудитесь, Мэдок, Мидхир, Матрамил! На коней! Скачите, эйнхейриары Херлатинга!
– Мы скачем! Мы скачем!
Плащи вновь прибывших отливали голубизной, как вымытое дождем небо, их густые золотистые волосы покрывали плечи, в руках они держали дротики с семью шипами. На их серебряных щитах было по пятьдесят золотых кнопок и шишаков, украшенных драгоценными камнями. Копыта их коней выглядели бронзовыми, а шкура казалась сотканной из золота.
Теперь все эйнхейриары – дружина Херлатинга – были полностью в сборе. Они повернули в сторону Олдерли и Бикона. И там, где проскакала эта бешеная кавалькада, в воздухе долго еще носились и не гасли мерцающие искры.
Властитель Херлатинга
Колин чувствовал, что умирает. По нему прокатывались волны холода, и он уже переставал ощущать ноющую боль в голове и во всем теле. Он даже крикнуть от боли не мог; и нервы, и мышцы – все уже переставало функционировать, и он только открывал рот и молча ловил воздух как рыба.
Сьюзен легче перенесла скачку, правда, в голове у нее все путалось от нервного напряжения и от бешеной езды. Вскоре показался огонь, он все еще горел на Биконе.
Всадники приблизились к Бикону, не снижая скорости, объехали вокруг кургана и, дернув за поводья, резко остановили коней. Их предводитель медленно поднялся на самую вершину и вошел в костер. Он опустил копье и наконечником тронул землю, и тут исполнилось то, о чем раньше мечтала Сьюзен. Старая прямая дорога потекла от его копья словно река расплавленной стали из плавильной печи. Но теперь дорога не была лунно-серебристой, какой увидел ее Колин; теперь она была похожа на бурливую огненную реку, которая проносилась через лес и исчезала вдали. Всадник поднял обе руки и откинул голову. Он запел:
– Пробудись,
Ты, кто внутри рассветного холма!
Пробудись,
Ты, от пламени Голоринга!
От солнечного жара, от лунной прохлады,
Прийди, Гаранхир! Горлассар!
Властитель Херлатинга!
И все смолкло. Никто не шевелился. Потом издалека слабо послышался голос, ясный и чистый, точно смешались ветер и шелест деревьев, речной плеск и звездное сияние. Все ближе и ближе, слышнее слышалась странная, дикая песня:
– Разве я не тот, кого зовут Горлассар?
Разве я не принц в этой тьме?
Гаранхир, рождающий битву!
Где мои Жнецы, что поют о войне!
Мечущие пики в трепетной битве,
И звоны щитов, и крики клинков,
И синеголовые копья, грызущие плоть,
И стрелы, утоляющие жажду кровью,
И вороны с красными клювами?
И в отдалении между деревьями показалась фигура мужчины. Он продвигался в сторону Бикона, делая длинные скачки, вдоль старой прямой дороги, и огонь играл на его крепких мышцах, бросая то красные, то черные отсветы. Он был высок, крепок и при этом грациозен. Однако его грация была грацией зверя. На продолговатом и тонком лице выделялся острый нос с подрагивающими ноздрями. Над глазами нависли черные, как ночь, брови, а зрачки сверкали, словно темные рубины. На голове вились красные кудри, а над кудрями возвышались… ветвистые рога королевского оленя!
Всадники ответили ему:
– Копыта быстры и ветер свободен,
Мы пробудились от пламени Голоринга,
От солнечного жара, от лунной прохлады,
Привет тебе, Гаранхир! Горлассар!
Властитель Херлатинга!
Все слегка попятились от огня и, когда бегущий достиг кургана, кони разом опустились на колени, а всадники молча подняли вверх оружие.
Сьюзен взглянула на того, кого всадники назвали Властителем Херлатинга, но почему-то не испытала страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Голос всадника, точно лезвие меча, прорезал ритмичные вспышки пламени:
– Пробудитесь, сыны Аргатрона! Пробудитесь, Ульмиг, Ульмор, Ульмбег. Скорей на коней – и скачите, эйнхейриары Херлатинга!
Ветерок разорвал ночную дымку на узкие танцующие полоски, языки пламени трепетали, и, казалось, что-то в них движется, и оттуда доносятся голоса:
– Мы скачем! Мы скачем!
И тут же из пламени появились трое. На этих плащи были белые, перехваченные золотыми пряжками. В руках каждый держал по хлысту. Волосы их были желтые, все в завитушках как у барана. А кони – белее первого снега, лежащего на черной скале.
Как только они появились, красные всадники повернули коней и поскакали в ночь. Колин, который лежал перекинутый через шею последнего коня, увидел, что белые всадники последовали за ними.
Скакали они недолго, всего с полмили, и остановились возле холма Фернхилл, на вершине которого росли пять крепких сосен. И снова взвилось копье, и снова запылали деревья, и снова раздался голос:
– Пробудись, сын Дунарта, король с севера, король, спящий в кургане! Проснись, Фьюрн, во глубине своего холма! Скачите на своих конях, эйнхейриары Херлатинга!
– Я скачу! Я скачу!
Одинокий всадник появился из-за деревьев. Его лицо с высоким тяжелым лбом выглядело сурово. Борода была раздвоена и заплетена в косицы. Его торс облегала грубая волосяная накидка, а плаща не было вовсе. И он держал круглый щит с пятью золотыми кругами на нем. Картину дополняла железная палка, напоминающая цепь, к которой были приделаны семь втрое скрученных трехгранных цепочек, каждая из них заканчивалась шаром с семью шипами. Конь его был черный с золотой гривой.
И они поскакали дальше – и красные и белые всадники, а за ними – этот, дикого вида, король. Они миновали Монахову Пустошь и доскакали до одинокого холма Солджерс Хамп, который раньше назывался Солджерс Хамп, что означает Солдатов Гроб. Сосны на его вершине располагались кругом. Говорят, там время от времени зимними ночами блуждают странные бледные огоньки. Но сейчас никакого другого огня, кроме красного, не было видно.
– Пробудись, Фоллоумэн, сын Мелимбора! Пробудись, Багда, сын Тора! Скачите, эйнхейриары Херлатинга!
– Мы скачем! Мы скачем!
У новых воинов были круглые черноволосые головы, в глазах поблескивала чернота.
Их обтягивали черные сутаны с глубокими капюшонами, в руках они держали черные с широкими желобами мечи, хорошо приспособленные для битвы. Кони были сплошь черные, вплоть до языков.
Леса и долины, поля, живые изгороди, деревни, селенья – все это мелькало мимо, мимо, мимо. И вот перед ними оказался холм под названием Широкий, а древнее его название было Тунстэд, и растущие на нем сосны тут же занялись красным пламенем.
– Пробудитесь, сыны Ормара! Пробудитесь, Мэдок, Мидхир, Матрамил! На коней! Скачите, эйнхейриары Херлатинга!
– Мы скачем! Мы скачем!
Плащи вновь прибывших отливали голубизной, как вымытое дождем небо, их густые золотистые волосы покрывали плечи, в руках они держали дротики с семью шипами. На их серебряных щитах было по пятьдесят золотых кнопок и шишаков, украшенных драгоценными камнями. Копыта их коней выглядели бронзовыми, а шкура казалась сотканной из золота.
Теперь все эйнхейриары – дружина Херлатинга – были полностью в сборе. Они повернули в сторону Олдерли и Бикона. И там, где проскакала эта бешеная кавалькада, в воздухе долго еще носились и не гасли мерцающие искры.
Властитель Херлатинга
Колин чувствовал, что умирает. По нему прокатывались волны холода, и он уже переставал ощущать ноющую боль в голове и во всем теле. Он даже крикнуть от боли не мог; и нервы, и мышцы – все уже переставало функционировать, и он только открывал рот и молча ловил воздух как рыба.
Сьюзен легче перенесла скачку, правда, в голове у нее все путалось от нервного напряжения и от бешеной езды. Вскоре показался огонь, он все еще горел на Биконе.
Всадники приблизились к Бикону, не снижая скорости, объехали вокруг кургана и, дернув за поводья, резко остановили коней. Их предводитель медленно поднялся на самую вершину и вошел в костер. Он опустил копье и наконечником тронул землю, и тут исполнилось то, о чем раньше мечтала Сьюзен. Старая прямая дорога потекла от его копья словно река расплавленной стали из плавильной печи. Но теперь дорога не была лунно-серебристой, какой увидел ее Колин; теперь она была похожа на бурливую огненную реку, которая проносилась через лес и исчезала вдали. Всадник поднял обе руки и откинул голову. Он запел:
– Пробудись,
Ты, кто внутри рассветного холма!
Пробудись,
Ты, от пламени Голоринга!
От солнечного жара, от лунной прохлады,
Прийди, Гаранхир! Горлассар!
Властитель Херлатинга!
И все смолкло. Никто не шевелился. Потом издалека слабо послышался голос, ясный и чистый, точно смешались ветер и шелест деревьев, речной плеск и звездное сияние. Все ближе и ближе, слышнее слышалась странная, дикая песня:
– Разве я не тот, кого зовут Горлассар?
Разве я не принц в этой тьме?
Гаранхир, рождающий битву!
Где мои Жнецы, что поют о войне!
Мечущие пики в трепетной битве,
И звоны щитов, и крики клинков,
И синеголовые копья, грызущие плоть,
И стрелы, утоляющие жажду кровью,
И вороны с красными клювами?
И в отдалении между деревьями показалась фигура мужчины. Он продвигался в сторону Бикона, делая длинные скачки, вдоль старой прямой дороги, и огонь играл на его крепких мышцах, бросая то красные, то черные отсветы. Он был высок, крепок и при этом грациозен. Однако его грация была грацией зверя. На продолговатом и тонком лице выделялся острый нос с подрагивающими ноздрями. Над глазами нависли черные, как ночь, брови, а зрачки сверкали, словно темные рубины. На голове вились красные кудри, а над кудрями возвышались… ветвистые рога королевского оленя!
Всадники ответили ему:
– Копыта быстры и ветер свободен,
Мы пробудились от пламени Голоринга,
От солнечного жара, от лунной прохлады,
Привет тебе, Гаранхир! Горлассар!
Властитель Херлатинга!
Все слегка попятились от огня и, когда бегущий достиг кургана, кони разом опустились на колени, а всадники молча подняли вверх оружие.
Сьюзен взглянула на того, кого всадники назвали Властителем Херлатинга, но почему-то не испытала страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35