После перешли к текущим вопросам.
Разведка сообщает, что в районе Варшавы и в Восточной Пруссии все узловые станции забиты эшелонами.
Один из наших агентов проник в помещение штаба 175-й пехотной дивизии вермахта. Все стены там увешаны картами южных районов Англии с отработкой задач по захвату плацдармов.
Берия доложил, что завтра начнутся мероприятия по сдаче государственной границы войсками НКВД управлению фронтами. После чего пограничники вольются в дивизии НКВД, развернутые за армиями вторжения.
Параллельно с войсками, подчиненными комиссариату обороны, уже создана целая армия войск НКВД - 18 дивизий и отдельных полков. Дивизии моюризованы даже лучше армейских стрелковых дивизий, поскольку и задачи у них важнее. Кроме заградительных функций по отношению к собственной армии, они должны заниматься своим прямым делом - «чистить» тылы армии в процессе ее наступления на Запад. Все по образцу Прибалтики, Польши и Бессарабии.
Но этого мало. 23 апреля 1941 года секретным приказом Сталина создается принципиально новая организация: Управление оперативных войск НКВД под командованием генерал-лейтенанта НКВД Артемьева. Эта параллельная армия готова к решению самых разнообразных задач: от подавления очагов сопрошвления, оставшихся в тылу наступающей Красной Армии до депортации в течение суток населения среднего европейского города.
17 июня прямо у себя в кабинете управления ПВО Красной Армии был арестован генерал-полковник Григорий Штерн. Его отвезли во внутреннюю тюрьму на Лубянке и, не задав ни единого вопроса, заперли в бокс для подследственных.
А в Сухановке следователи смертным боем били бывшего наркома вооружений Бориса Ванникова. Его били резиновыми дубинками, кулаками, пинали ногами в живот и в пах, требуя назвать сообщников. Ванников упал на пол, и следователь Родос стал топтать его ногами, прыгал на нем, крича: «Скажешь! Все скажешь!»
Ванников ревел от боли, плакал, но показаний ни на кого не давал. Тогда следователь Сорокин вспомнил, что у них в следственном отделе имеется машинка для вырывания ногтей, подаренная гестаповцами еще в 1939 году.
Принесли машинку и для начала содрали ноготь с безымянного пальца левой руки бывшего наркома. Тот потерял сознание. Облили водой, дали понюхать нашатыря...
В совершенно бесчувственном состоянии Ванников подписал показания, где в качестве его сообщников были названы генералы Герасименко, Верцев, Шелковый, Чарекии, Батов, Хохлов, Мирзаханов, Гульянц, Жезлов, Лазарев, Ветошкин, Котов и Иоффе. Их арестовали, не испрашивая особого разрешения Сталина. О Герасименко в череде стремительно развивающихся событий чуть не забыли. Он был арестован только 5 июля и расстрелян в феврале 1942 года.
Между тем, Штерну срезали петлицы со звездами генерал-полковника, отвинтили с гимнастерки Золотую звезду Героя Советского Союза и другие ордена, отобрали ремень и портупею, срезали пуговицы на галифе, выдав взамен веревочки, и в таком виде повели на допрос, который, учитывая высокое в прошлом положение арестованного, проводил сам нарком государственной безопасности Всеволод Меркулов.
На допросе присутствовал и следователь Шварцман, скромно сидевший за угловым столиком, перебирая бумаги.
Меркулов очень вежливо попросил Штерна не отнимать времени ни у себя, ни у них, а чистосердечно сознаться во всех преступлениях, чтобы облегчить собственную участь и уменьшить вину перед родиной.
Штерн, державшийся до удивления спокойно, спросил, в чем его обвиняют?
- Мы надеялись, что вы сами нам расскажете о своих преступлениях, - сказал Меркулов. - Поверьте, в вашем положении запираться глупо.
На что Штерн упрямо заявил, что никаких преступлений против родины и партии не совершал. И сказать ему нечего.
Тогда следователь Шварцман, устало вздохнув, встал из-за стола и, подойдя к Штерну, хлестанул его по лицу жгутом из электрических проводов. И так удачно, что сразу выбил генерал-полковнику правый глаз. Брызнула кровь, Штерн упал со стула на пол.
Меркулов укоризненно посмотрел на Шварцмана. На полу был постелен дорогой ковер, как и подобает в кабинете наркома.
Шварцман извинился, сказав, что у него «от пролетарской ненависти» свело руку. Он хотел ударить по шее, а попал по лицу.
Пришлось вызвать конвой, чтобы те унесли Штерна на перевязку и привели в чувство, а затем отправили в Сухановскую тюрьму.
Меркулов распорядился также, чтобы скатали ковер в его кабинете и постелили новый, пообещав Шварцману высчитать стоимость чистки ковра из его жалования. На что полковник Шварцман ответил натянутой улыбкой.
Так вполне могло произойти. И поехал в Сухановку. Туда же вскоре доставили с Лубянки и Штерна на очную ставку с Рычаговым, который уже был в состоянии близком к помешательству. Штерн стонал, держась за окровавленную повязку на глазу. Шварцман немедленно пообещал ему выбить второй глаз, если он будет продолжать запираться.
«Долг каждого честного советского гражданина, - мягким усталым голосом напомнил Шварцман, - всемерно помогать следствию».
Однако попытка проникновенным словами пробудить в бывшем генерал-полковнике гражданский долг не увенчалась успехом. Штерн продолжал стонать и упорно отказывался признавать себя виновным.
Тогда следователь Зозулов приказал ему встать и ударил сапогом в промежность. Штерн закричал, упал и потерял сознание.
Его за ноги отволокли в камеру. Отвели в камеру и Рычагова, который пел песню о самолетах и о девушках.
17 июня президент США Рузвельт получил очередное письмо от премьер-министра Черчилля. «Судя по сведениям из всех источников,-сообщал английский премьер, - в ближайшее время немцы совершат, по-видимому, сильнейшее нападение на Россию...
Если разразится эта новая война, мы, конечно, окажем русским всемерное поощрение и помощь, исходя из того принципа, что враг, которого нам нужно разбить, - это Гитлер.
Я не ожидаю какой-либо классовой политической реакции здесь и надеюсь, что германо-русский конфликт не создаст для Вас никаких затруднений».
Рузвельт немедленно ответил, заверив Черчилля, что, если немцы нападут на Россию, он немедленно публично поддержит «любое заявление, которое сделает премьер-министр, приветствуя Россию как союзника».
Президент и Гопкинс находились во внутреннем кабинете Рузвельта, смежном с овальным залом Белого Дома. Президент перебирал свою огромную коллекцию почтовых марок, а Гопкинс, взлохмаченный и небритый, валялся на диване, просматривая газеты.
Когда Рузвельт прочитал Гопкинсу послание от Черчилля, тот спросил:
- Если Сталин нападет первым, что мы будем делать? Поддерживать Гитлера? И как это объяснить миру? Рузвельт рассмеялся:
- Да, мы бы попали в самое дурацкое положение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148