— Простите, мистер Клевинджер, — я не мог отказать себе в маленьком удовольствии, — я просто вспомнил, что уже однажды вы угощали меня тонисоком.
Теперь пришла очередь Клевинджера хихикнуть.
— Ну, мы уже с вами объяснялись по этому поводу. Маленькая неприятность…
Месяц кошмаров сурдокамеры, добрый доктор Грейсон, ходячие запасные части Новы, Первый корпус, безумные глаза Изабеллы Джервоне, потерянный Алгоритм, — действительно, маленькая неприятность.
Клевинджер вопросительно посмотрел на меня, показав бровями на Оскара. Я кивнул на дверь.
— Оскар, я бы хотел поговорить с мистером Дики, — сказал Клевинджер.
Оскар непонимающе посмотрел на меня. У меня вспотел лоб. Отцы-программисты, откуда же ему знать, что нужно выйти?
— Выйди на пару минут из комнаты, — сказал я.
Оскар послушно вышел.
— Прогресс огромный, — важно кивнул я и погладил себя по воображаемой профессорской бородке, — но месяц-другой ему еще нужно избегать эмоциональных стрессов. Доктор Грейсон, наверное, уже объяснил вам…
— Да, да. Неожиданные осложнения. Я, признаться, ожидал худшего. Выглядит Оскар просто великолепно. Как вы думаете, когда он сможет увидеться с матерью и сестрой? Моя жена сейчас гостит у дочери в Элмсвиле…
— Трудно сказать, может быть, через месяц или даже раньше.
— Вы уверены, что Оскару лучше пока побыть с вами?
— Думаю, что да. Так же считает и доктор Грейсон.
— Ну, прекрасно. Вот чек, который я вам приготовил, мистер Дики. Не стесняйте себя в расходах…
Мне показалось, что Клевинджер даже облегченно вздохнул, когда я выразительно посмотрел на часы. Скорее Генри Клевинджер похож на лжеотца, чем Оскар на лже-сына. А может быть, я просто идеализирую отношения миллионера с сыном. Прочел же я в листках, переданных мне Грейсоном, что особой привязанностью друг к другу они не отличались.
Телеразбойников за оградой больше не было. Нашли, наверное, другую жертву. Мы уселись в машину, и я незаметно пожал Оскару руку.
— Молодчина, дорогой. Все было хорошо.
— Если я знаю, что говорить, мне не трудно обманывать, — горделиво ответил Оскар.
Остается научить его, что говорить, и он созреет для нашего мира.
Впереди на шоссе, промчалось длинное красное чудовище «Филипп Чейз. Перевозка мебели». Почему вдруг мое сердце испуганно сжалось? Неужели я должен обмирать всякий раз, когда Филипп Чейз перевозит людям мебель? Чистая случайность, но ведь, действительно, в нашем мире безопаснее всегда чувствовать себя мишенью. Может быть, красный фургон промелькнул только что на шоссе, подчиняясь законам теории вероятностей. Ну, а если в эти законы вмешивается чья-то воля? Тогда даже и невероятное вполне может стать вероятным.
В кабине пискнет зуммер рации: «Едут», — крикнет возбужденный голос. Водитель проглотит слюну и включит двигатель. А вот и наш зеленый «шевордик» появляется из-за поворота и на всякий случай сигналит. Конечно, водитель фургона видит его и пропустит, прежде чем выехать на шоссе. Это сделал бы даже начинающий автомобилист, а тяжелые турбинные грузовики водят только профессионалы.
Человек Филиппа Чейза глубоко затягивается и увеличивает обороты. Мощная турбина тонко подвывает. Пора. Фургон выпрыгивает на серую полоску шоссе, перегородив его красным кузовом. Водитель «шеворда» резко тормозит. Он уже точно знает, что он — мишень. Но поздно. «Шеворд» ударяется носом о «Перевозку мебели». В красном кузове нет мебели. Там грузчики. Ловкие, сильные грузчики. Распахивается задний борт-трап, и через несколько секунд исковерканный «шеворд» уже в красном чреве. Теперь можно не спешить и спокойно сделать с пассажирами «шеворда» то, что намечено подправленной теорией вероятностей.
У самого выезда на шоссе я остановился. Чего только не приходит в голову мишени, пока она ждет своей очереди. На то она, впрочем, и мишень. Я решительно развернулся, и через пару минут мы вернулись к Генри Клевинджеру. Что делать, если машина барахлит, а ехать все-таки семьдесят пять миль. Не будет ли он так любезен, чтобы вызвать нам аэротакси?
Пилот такси ворчал всю дорогу: «Движение — сплошной „час пик“. Аварии — каждый день. Машины старые».
Перед самым городом я решил приготовить деньги и полез во внутренний карман куртки. Отцы-программисты, как я мог забыть о магнитной пленке и фото! Я попросил пилота ссадить нас на крыше здания телекомпании «Око» и спустя десять минут сидел в комнате Николаса Дани. Николас — типичный телеразбойник с моральными устоями тигровой акулы. Если бы он мог заснять распятие Христа, то наверняка протолкался бы к самому кресту и попросил легионеров:
— Джентльмены, не могли бы вы прибить его еще раз? Мне бы хотелось сделать еще один крупный план. А вас, дорогой, — повернулся бы он к сыну человеческому, — я бы попросил получше войти в роль. Больше драмы, больше мимики — вас же все-таки распинают…
И тем не менее у нас с ним добрые отношения. Может быть, потому, что я никогда не пытался устроить себе рекламу с помощью телекамер «Ока».
— Николас, — спросил я его, — ты по самой своей конституции способен высидеть десять минут спокойно и не перебивая меня?
— Тишина! — крикнул Николае сам себе. — Мотор!
Он действительно ни разу не прервал меня, пока я рассказывал ему о Нове.
— Можешь на меня положиться. Дин, — торжественно сказал он, когда я замолчал, — я тебя не оставлю. Сколько бы ты ни просидел в сумасшедшем доме, каждое рождество я буду навещать тебя.
— Спасибо, Ники, я всегда знал, что у меня есть настоящий друг.
Я выудил из кармана прямоугольную магнитофонную кассетку и положил ее на стол.
— Это еще не все.
Подкладка куртки никак не хотела отрываться, но наконец я вытащил измятые фотокарточки.
— И это еще не все. Два с половиной месяца тому назад Оскар Клевинджер, сын Генри Клевинджера попал в катастрофу на монорельсе. У него была безнадежно раздроблена нога и исковеркана рука…
Я подошел к двери и позвал:
— Оскар, иди сюда, сынок.
Оскар вошел в кабинет Николаса и пробормотал:
— Добрый день.
— Оскар, это мистер Николас Дани. Ники — это Оскар Клевинджер. Сынок, если тебе не трудно, сними брюки и рубашку.
Первый раз в жизни я увидел на лице Николаса растерянность. Он даже по-детски разинул рот, глядя на загорелую фигуру Оскара.
— Оскар, если тебе не трудно, покажи дяде, как работают твои ручки и ножки.
Оскар пожал плечами — жест, которому он уже успел научиться и который успел полюбить, — и стал на руки. Нельзя сказать, чтобы он сделал это профессионально. Он простоял секунды три и грохнулся на пол, но Николас уже закрыл рот. Очевидно, это придало ему энергии, потому что он набросился на меня с вопросами. Он забрасывал меня ими, швырял их а меня.
Договорились мы на том, что оригиналы фото и магнитной пленки останутся у него в сейфе, я же получу копии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34