Тебе не нравился старый развратник? Небось, он отпускал грязные шуточки в адрес твоих подружек, не так ли? За ним водился такой грешок, не секрет.
Аль Фреско ухмыльнулся.
– Может быть, ты застал его с одной из них?
– Ради всего святого, – вырвалось у Ленни. – Стал бы я рассказывать вам эту херову историю, не увидь я эту дрянь своими долбанными глазами.
– Повежливее, – прошипел Фреско приказывающим тоном.
– Саваны не летают, – сказал Уолл с неоспоримой убедительностью.
– Тогда, где же он? – спросил Ленни.
– Ты сжег его в крематории, ты его съел... Откуда мне это знать, твою мать?
– Повежливее, – произнес Ленни.
Фреско, собравшийся было его ударить, отвлекся на телефонный звонок. Он поднял трубку и вскоре передал аппарат Уоллу. Затем он ударил Ленни. Легонько – появилась лишь узкая струйка крови.
– Слушай-ка, – Фреско придвинулся к Ленни так близко, словно хотел высосать из его легких воздух. – Мы знаем, что это сделал ты, понимаешь? Ты был единственным в морге живым и способным на это, понимаешь? Вот нам и хочется узнать, почему? И все. Только почему?
– Фреско.
Уолл демонстрировал трубку мускулистому атлету.
– Да, сэр.
– Это господин Мэгир.
– Господин Мэгир?
– Микки Мэгир.
Фреско кивнул.
– Он очень обеспокоен.
– Да что вы. И чем же?
– Он говорит, что на него напал человек из морга. Этот порнографический воротила.
– Гласс, – подсказал Ленни. – Ронни Гласс.
– Это же смешно, – произнес Фреско.
– И все же нам надо помнить о желаниях вышестоящих членов общества. Зайди-ка в морг, чтобы убедиться...
– Чтобы убедиться?
– Что этот мерзавец все еще там.
– Ну и ну.
Немного смущенный Фреско покорно вышел.
Ленни не мог взять в толк: каким боком все это касается его? Он опустил левую руку в карман и, используя дырочку в нем, начал играть сам с собой в биллиард. Уолл глянул на него с презрением:
– Прекрати, – сказал он. – У тебя еще будет время поиграть с собой, когда окажешься в теплой уютной камере.
Ленни медленно кивнул головой, неохотно соглашаясь, и вынул руку. Сегодня он и сам себе не хозяин.
Фреско вернулся немного помрачневшим.
– Он там, – сказал он.
– Конечно же, он там.
– Мертвый, словно Додо, – добавил Фреско.
– Что такое Додо? – поинтересовался Ленни.
Лицо Фреско озадачилось.
– Оборот речи, – процедил он с раздражением.
Уолл продолжал говорить с Мэгиром. Там, на другом конце провода, голос звучал призрачно тихо. Уолл был уверен, что убеждения начали срабатывать.
– Микки, он там и в том же положении. Ты, наверное, ошибся.
Ему показалось, что электрический разряд ударил его в ухо, вырвавшись из трубки, в которой звучал охваченный ужасом голос Мэгира:
– Я же видел его, черт бы вас побрал!
– Но он лежит там с дыркой в голове, Микки. Как ты мог его видеть?
– Я не знаю.
– Ну что ж.
– Слушай... Если выкроишь время – загляни ко мне. Тут возможно одно дело. Тебе найдется неплохая работа.
Уолл, не любивший обсуждать дела по телефону, почувствовал себя неловко.
– Позже, Микки.
– О'кей. Только ты позвони.
– Конечно.
– Обещаешь?
– Да.
Опустив трубку на рычаг, Уолл поднял глаз на Ленни. Тот продолжал свою безобидную игру. Маленькое неуважительное животное. Но Уолл знал, как с ним поступить.
– Фреско, – он придал голосу искусственную нежность. – Потрудись-ка немного поучить эту обезьянку правилам поведения перед офицерами полиции.
* * *
Мэгир плакал от ужаса, укрытый стенами своей крепости в Ричмонде.
Сомнений не было: он видел Гласса. Никакие уверения Уолла, что тело лежит в морге, не могли его успокоить. Гласс был не там – он был на свободе, вольный, как птичка, несмотря на то, что ему продырявили голову. Богобоязненный Мэгир верил в существование после смерти, но никогда не задавался вопросом, в чем оно могло выражаться. Никогда, пока не произошло это. Теперь у него был ответ: оно было озабоченным местью мерзавцем, заполненным внутри воздухом. От этого и приходилось рыдать – страшно было жить, страшно было умереть.
Заря была очень красива – воскресное утро рождалось в тихом великолепии. Ничто не в силах было потревожить его покой...
Здесь, в «Понлеросе», в его замке, выстроенном после стольких лет не столь уж честных, но и не столь уж легких накоплений. Здесь с ним был вооруженный до зубов Нортон. Здесь все ворота охранялись собаками. Никто – ни живой, ни мертвый – не осмелится бросить ему вызов, пока он на своей территории. Пока он окружен портретами своих кумиров: Луи Б. Майера, Диллинджера, Черчилля. Пока с ним его семья, его эстетический вкус, его деньги, его предметы искусства. Пока он здесь и чувствует себя дома. И если этот спятивший бухгалтер придет за ним сюда – его планы будут разрушены. Будь он хоть трижды призраком – это решение окончательно!
Разве не он – Майкл Росскоу Мэгир, строитель собственной империи? Он, рожденный в нищете, победивший судьбу лишь благодаря выражению своего лица – лица достойного биржевого маклера – и своему вечно скитавшемуся сердцу. Лишь однажды, когда другого выхода у него не было, он позволил низменным инстинктам выплеснуться наружу – на казни Гласса. От своего небольшого представления, от своей скромной в нем роли он получил тогда подлинное удовольствие. Это был его грациозный жест, спасавший того от мучений. Его жалость, наконец. Пусть это было даже и его насилием – оно осталось позади. В далеком прошлом. Сейчас он просто буржуа, имевший право укрыться в своей собственной крепости.
Где-то около восьми проснулась Ракель, сразу же заняв себя приготовлением завтрака.
– Хочешь чего-нибудь поесть? – спросила она Мэгира.
Он смог лишь покачать головой – так сильно болело горло.
– Только кофе?
– Да.
– Я принесу его сюда, хорошо?
Он кивнул. Ему правилось сидеть у этого окна, открывавшего вид на зеленый газон и оранжерею. Великолепный день: пухлые, словно покрытые шерстью, громады облаков вздымались ветром, отбрасывая на зеленый ковер причудливо движущийся узор теней. Наверное, стоит научиться рисовать, думал он. Уинстон когда-то так и поступил. Он перенес бы на холст любимые природные пейзажи. Свой сад, например. Он увековечил бы в масле многое. Даже обнаженную Ракель – ее груди никогда не потеряют тогда своей формы. Лишь на картине...
Она уже была рядом, с кофе, что-то тихо мурлыча ему на ухо.
– У тебя все хорошо?
Тупая сука. Конечно же, у него далеко не все так уж хорошо.
– Да, – ответил он.
– А у тебя гости.
– Что? – Он выпрямился в кожаном кресле. – Кто?
– Трейси, – последовал ответ. – Она хочет войти и обнять своего папулю.
Он отвел рукой ее волосы, едва ли не попавшие в рот. Просто тупая сука.
– Ты ведь хочешь увидеть Трейси?
– Да.
Маленькое несчастье – он любил так называть свое дитя – стояло у двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Аль Фреско ухмыльнулся.
– Может быть, ты застал его с одной из них?
– Ради всего святого, – вырвалось у Ленни. – Стал бы я рассказывать вам эту херову историю, не увидь я эту дрянь своими долбанными глазами.
– Повежливее, – прошипел Фреско приказывающим тоном.
– Саваны не летают, – сказал Уолл с неоспоримой убедительностью.
– Тогда, где же он? – спросил Ленни.
– Ты сжег его в крематории, ты его съел... Откуда мне это знать, твою мать?
– Повежливее, – произнес Ленни.
Фреско, собравшийся было его ударить, отвлекся на телефонный звонок. Он поднял трубку и вскоре передал аппарат Уоллу. Затем он ударил Ленни. Легонько – появилась лишь узкая струйка крови.
– Слушай-ка, – Фреско придвинулся к Ленни так близко, словно хотел высосать из его легких воздух. – Мы знаем, что это сделал ты, понимаешь? Ты был единственным в морге живым и способным на это, понимаешь? Вот нам и хочется узнать, почему? И все. Только почему?
– Фреско.
Уолл демонстрировал трубку мускулистому атлету.
– Да, сэр.
– Это господин Мэгир.
– Господин Мэгир?
– Микки Мэгир.
Фреско кивнул.
– Он очень обеспокоен.
– Да что вы. И чем же?
– Он говорит, что на него напал человек из морга. Этот порнографический воротила.
– Гласс, – подсказал Ленни. – Ронни Гласс.
– Это же смешно, – произнес Фреско.
– И все же нам надо помнить о желаниях вышестоящих членов общества. Зайди-ка в морг, чтобы убедиться...
– Чтобы убедиться?
– Что этот мерзавец все еще там.
– Ну и ну.
Немного смущенный Фреско покорно вышел.
Ленни не мог взять в толк: каким боком все это касается его? Он опустил левую руку в карман и, используя дырочку в нем, начал играть сам с собой в биллиард. Уолл глянул на него с презрением:
– Прекрати, – сказал он. – У тебя еще будет время поиграть с собой, когда окажешься в теплой уютной камере.
Ленни медленно кивнул головой, неохотно соглашаясь, и вынул руку. Сегодня он и сам себе не хозяин.
Фреско вернулся немного помрачневшим.
– Он там, – сказал он.
– Конечно же, он там.
– Мертвый, словно Додо, – добавил Фреско.
– Что такое Додо? – поинтересовался Ленни.
Лицо Фреско озадачилось.
– Оборот речи, – процедил он с раздражением.
Уолл продолжал говорить с Мэгиром. Там, на другом конце провода, голос звучал призрачно тихо. Уолл был уверен, что убеждения начали срабатывать.
– Микки, он там и в том же положении. Ты, наверное, ошибся.
Ему показалось, что электрический разряд ударил его в ухо, вырвавшись из трубки, в которой звучал охваченный ужасом голос Мэгира:
– Я же видел его, черт бы вас побрал!
– Но он лежит там с дыркой в голове, Микки. Как ты мог его видеть?
– Я не знаю.
– Ну что ж.
– Слушай... Если выкроишь время – загляни ко мне. Тут возможно одно дело. Тебе найдется неплохая работа.
Уолл, не любивший обсуждать дела по телефону, почувствовал себя неловко.
– Позже, Микки.
– О'кей. Только ты позвони.
– Конечно.
– Обещаешь?
– Да.
Опустив трубку на рычаг, Уолл поднял глаз на Ленни. Тот продолжал свою безобидную игру. Маленькое неуважительное животное. Но Уолл знал, как с ним поступить.
– Фреско, – он придал голосу искусственную нежность. – Потрудись-ка немного поучить эту обезьянку правилам поведения перед офицерами полиции.
* * *
Мэгир плакал от ужаса, укрытый стенами своей крепости в Ричмонде.
Сомнений не было: он видел Гласса. Никакие уверения Уолла, что тело лежит в морге, не могли его успокоить. Гласс был не там – он был на свободе, вольный, как птичка, несмотря на то, что ему продырявили голову. Богобоязненный Мэгир верил в существование после смерти, но никогда не задавался вопросом, в чем оно могло выражаться. Никогда, пока не произошло это. Теперь у него был ответ: оно было озабоченным местью мерзавцем, заполненным внутри воздухом. От этого и приходилось рыдать – страшно было жить, страшно было умереть.
Заря была очень красива – воскресное утро рождалось в тихом великолепии. Ничто не в силах было потревожить его покой...
Здесь, в «Понлеросе», в его замке, выстроенном после стольких лет не столь уж честных, но и не столь уж легких накоплений. Здесь с ним был вооруженный до зубов Нортон. Здесь все ворота охранялись собаками. Никто – ни живой, ни мертвый – не осмелится бросить ему вызов, пока он на своей территории. Пока он окружен портретами своих кумиров: Луи Б. Майера, Диллинджера, Черчилля. Пока с ним его семья, его эстетический вкус, его деньги, его предметы искусства. Пока он здесь и чувствует себя дома. И если этот спятивший бухгалтер придет за ним сюда – его планы будут разрушены. Будь он хоть трижды призраком – это решение окончательно!
Разве не он – Майкл Росскоу Мэгир, строитель собственной империи? Он, рожденный в нищете, победивший судьбу лишь благодаря выражению своего лица – лица достойного биржевого маклера – и своему вечно скитавшемуся сердцу. Лишь однажды, когда другого выхода у него не было, он позволил низменным инстинктам выплеснуться наружу – на казни Гласса. От своего небольшого представления, от своей скромной в нем роли он получил тогда подлинное удовольствие. Это был его грациозный жест, спасавший того от мучений. Его жалость, наконец. Пусть это было даже и его насилием – оно осталось позади. В далеком прошлом. Сейчас он просто буржуа, имевший право укрыться в своей собственной крепости.
Где-то около восьми проснулась Ракель, сразу же заняв себя приготовлением завтрака.
– Хочешь чего-нибудь поесть? – спросила она Мэгира.
Он смог лишь покачать головой – так сильно болело горло.
– Только кофе?
– Да.
– Я принесу его сюда, хорошо?
Он кивнул. Ему правилось сидеть у этого окна, открывавшего вид на зеленый газон и оранжерею. Великолепный день: пухлые, словно покрытые шерстью, громады облаков вздымались ветром, отбрасывая на зеленый ковер причудливо движущийся узор теней. Наверное, стоит научиться рисовать, думал он. Уинстон когда-то так и поступил. Он перенес бы на холст любимые природные пейзажи. Свой сад, например. Он увековечил бы в масле многое. Даже обнаженную Ракель – ее груди никогда не потеряют тогда своей формы. Лишь на картине...
Она уже была рядом, с кофе, что-то тихо мурлыча ему на ухо.
– У тебя все хорошо?
Тупая сука. Конечно же, у него далеко не все так уж хорошо.
– Да, – ответил он.
– А у тебя гости.
– Что? – Он выпрямился в кожаном кресле. – Кто?
– Трейси, – последовал ответ. – Она хочет войти и обнять своего папулю.
Он отвел рукой ее волосы, едва ли не попавшие в рот. Просто тупая сука.
– Ты ведь хочешь увидеть Трейси?
– Да.
Маленькое несчастье – он любил так называть свое дитя – стояло у двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60