Гейвин вошел в здание.
При дневном свете лестница уже не выглядела столь впечатляюще. Ковер на ступенях оказался рваным, а краска на балюстраде – потемневшей от тысяч прикосновений.
Он быстро преодолел подъем и постучал в дверь Рейнольдса. Никто не ответил. Изнутри не было слышно ни звука. Впрочем, Кеннет предупреждал, что его здесь не будет. Догадывался ли он о последствиях своего эксперимента?
Гейвин постучал еще, и на этот раз, определенно, можно было различить чье-то дыхание за дверью.
– Рейнольдс, – он пнул дверь ногой, – я слышу тебя.
Ответа не последовало, но Гейвин готов был поклясться, что внутри кто-то есть.
– Открой немедленно, сволочь!
После короткой паузы приглушенный голос сказал: «Убирайся».
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Убирайся, тебе говорят. Мне не о чем с тобой разговаривать.
– Ты должен мне все объяснить, ради всего святого! Если ты не откроешь, я сломаю эту чертову дверь.
Пустая угроза, но Рейнольдс отреагировал.
– Нет. Подожди.
Послышался звон ключей, потом – звук открывающегося замка, и дверь открылась. Прихожая была погружена во тьму. Гейвин увидел перед собой неухоженное лицо Кеннета. Он выглядел очень усталым. Небритый, в грязной рубахе, изношенных штанах, подвязанных веревкой.
– Я не в состоянии тебе что-либо объяснять! Убирайся!
– Ты просто обязан мне объяснить... – Гейвин переступил порог.
Рейнольдс был либо слишком пьян, либо слишком слаб, чтобы воспрепятствовать этому. Он отступил во мглу прихожей.
– Что за чертовщина происходит?
В квартире стоял тяжелый дух гнили. Кеннет позволил Гейвину закрыть за собой дверь и неожиданно вытащил из кармана своих засаленных штанов нож.
– Брось дурачить меня, – прохрипел он. – Я знаю, что ты натворил. Очень славно. Очень умно.
– Ты говоришь об убийствах? Я их не совершал.
Рейнольдс выставил свой нож вперед.
– Скольких ты прикончил, кровопийца? – На его глазах показались слезы. – Шесть? Десять?
– Я никого не убивал!
– Чудовище!
Кеннет держал в руках тот самый бумажный нож. Он приблизился. Не оставалось никаких сомнений в том, что он намеревается сделать. Гейвин вздрогнул, и это, казалось, воодушевило Рейнольдса.
– Забыл, уже, наверное, что это такое – быть из плоти и крови?
Он, очевидно, окончательно сошел с ума.
– Послушай... я пришел всего лишь поговорить.
– Ты пришел убить меня, я знаю... ты пришел меня убить.
– Ты что, не узнаешь меня? – испуганно спросил Гейвин.
Рейнольдс криво усмехнулся.
– Ты не мальчишка. Ты похож на него, но ты – не он.
– Ради Бога... я – Гейвин!.. Гейвин!!!
Слова, способные остановить приближающийся к груди нож, решительно не шли в голову.
– Гейвин, помнишь? – это было все, что он был способен сказать.
Рейнольдс вдруг застыл, пристально глядя ему в лицо.
– Ты потеешь, – растерянно произнес он.
У Гейвина настолько пересохло во рту, что он смог только утвердительно кивнуть.
– Да, – произнес Рейнольдс. – Ты, действительно, потеешь.
Он опустил нож.
– Он никогда не потеет. И никогда не будет. Стало быть... ты – мальчишка. Мальчишка.
– Мне нужна помощь, – от волнения Гейвин охрип. – Ты должен объяснить мне, что происходит.
– Ты хочешь объяснений? Я постараюсь тебе их предоставить.
Они прошли в комнату. Шторы были опущены, но даже в темноте было заметно, что коллекция была чудовищно разорена. Глиняные черепки превратились в пыль, каменные барельефы были разбиты, а от надгробия Флавина-Знаменосца осталась лишь груда камней.
– Кто это сделал?
– Я, – ответил Рейнольдс.
– Почему?
Рейнольдс медленно подошел к окну и заглянул в щель между бархатными шторами.
– Ты видишь, я вернулся, – проигнорировал он вопрос.
– Почему ты сделал это? – настаивал Гейвин.
– Это – слабость, жить в прошлом, – ответил Кен.
Он отвернулся от окна.
– Я крал эти долгие годы. Мне доверяли, я этим злоупотреблял.
Он пнул внушительный осколок ногой. Поднялась пыль.
– Флавин жил и умер. Больше о нем сказать, пожалуй, нечего. Или почти нечего. Его имя не имеет никакого значения: он мертв... и счастлив.
– А статуя в ванной?
Рейнольдс замер, видимо, представив ее нарисованное лицо.
– Ты принял меня за него, так? Когда я пришел.
– Да, я думал, он уже закончил свои дела.
– Он имитирует меня.
Рейнольдс кивнул.
– Да, насколько я понял его природу, он всегда кого-нибудь имитирует.
– Где ты нашел его?
– Возле Карлайла. Мне поручили произвести там раскопки. Мы нашли его в термах. Статуя, свернувшаяся калачиком, и останки взрослого мужчины. Не спрашивай, что привлекло меня к ней. Я не знаю. Возможно, ему просто этого захотелось. Я украл это и принес сюда.
– И ты кормил его.
Рейнольдс побледнел.
– Не спрашивай.
– Я спрашиваю. Ты кормил его?
– Да.
– Ты хотел убить меня? Ты поэтому привел меня сюда? Убить меня и умыть его моей кровью!
Гейвин вспомнил стук кулаков чудовища о края ванны.
Это нетерпеливое требование еды. Так ребенок стучит о решетки своей кроватки. Он был так близко к тому, чтобы быть скормленным этой твари.
– Почему он не напал на меня, как сделал это с тобой? Почему не выскочил из ванной и не сожрал?
Рейнольдс пальцами вытер пот со лба.
– Просто он увидел твое лицо.
Конечно, он увидел его лицо. И захотел сделать его своим. Он не мог украсть лицо мертвого человека, поэтому оставил Гейвина в живых. Рационализм его действий просто восхищал.
– Тот человек, которого вы нашли в термах...
– Что?..
– Он пытался остановить эту тварь?
– Да. Вероятно, поэтому его не предали погребению. Просто бросили. Никто не догадывался, что этот человек погиб, сражаясь с существом, пытавшимся отобрать у него жизнь.
Теперь почти все стало понятно. Оставалось только выплеснуть накопившуюся злобу.
Этот человек едва не убил его. И для чего? Чтобы накормить свое ненасытное чудовище. Гейвин уже не мог удержать себя в руках. Он схватил Рейнольдса в охапку и затряс. Захрустели то ли зубы, то ли кости.
– Он уже почти скопировал мое лицо! Что будет со мной, когда он полностью переродится?
– Не знаю.
– Говори!! Говори самое худшее!
– Я могу только догадываться, – ответил Кеннет.
– Тогда – догадайся!
– Когда он закончит свое превращение, ему останется только отобрать у тебя единственное, что он не способен скопировать – твою душу.
Кеннет, судя по всему, совершенно не боялся Гейвина. Его голос приобрел сочувственную мягкость, как если бы он разговаривал с обреченным. На губах мелькнула легкая усмешка.
– Мерзавец!
Гейвин вцепился ему в волосы.
– Тебе все равно! Тебе наплевать на меня, так ведь?
Он ударил Рейнольдса по лицу. Потом еще, и еще, и еще... насколько хватило сил.
Кеннет, даже не пытаясь уклониться, молча принимал удары.
Наконец, ярость утихла.
Рейнольдс выплюнул раскрошенные зубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
При дневном свете лестница уже не выглядела столь впечатляюще. Ковер на ступенях оказался рваным, а краска на балюстраде – потемневшей от тысяч прикосновений.
Он быстро преодолел подъем и постучал в дверь Рейнольдса. Никто не ответил. Изнутри не было слышно ни звука. Впрочем, Кеннет предупреждал, что его здесь не будет. Догадывался ли он о последствиях своего эксперимента?
Гейвин постучал еще, и на этот раз, определенно, можно было различить чье-то дыхание за дверью.
– Рейнольдс, – он пнул дверь ногой, – я слышу тебя.
Ответа не последовало, но Гейвин готов был поклясться, что внутри кто-то есть.
– Открой немедленно, сволочь!
После короткой паузы приглушенный голос сказал: «Убирайся».
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Убирайся, тебе говорят. Мне не о чем с тобой разговаривать.
– Ты должен мне все объяснить, ради всего святого! Если ты не откроешь, я сломаю эту чертову дверь.
Пустая угроза, но Рейнольдс отреагировал.
– Нет. Подожди.
Послышался звон ключей, потом – звук открывающегося замка, и дверь открылась. Прихожая была погружена во тьму. Гейвин увидел перед собой неухоженное лицо Кеннета. Он выглядел очень усталым. Небритый, в грязной рубахе, изношенных штанах, подвязанных веревкой.
– Я не в состоянии тебе что-либо объяснять! Убирайся!
– Ты просто обязан мне объяснить... – Гейвин переступил порог.
Рейнольдс был либо слишком пьян, либо слишком слаб, чтобы воспрепятствовать этому. Он отступил во мглу прихожей.
– Что за чертовщина происходит?
В квартире стоял тяжелый дух гнили. Кеннет позволил Гейвину закрыть за собой дверь и неожиданно вытащил из кармана своих засаленных штанов нож.
– Брось дурачить меня, – прохрипел он. – Я знаю, что ты натворил. Очень славно. Очень умно.
– Ты говоришь об убийствах? Я их не совершал.
Рейнольдс выставил свой нож вперед.
– Скольких ты прикончил, кровопийца? – На его глазах показались слезы. – Шесть? Десять?
– Я никого не убивал!
– Чудовище!
Кеннет держал в руках тот самый бумажный нож. Он приблизился. Не оставалось никаких сомнений в том, что он намеревается сделать. Гейвин вздрогнул, и это, казалось, воодушевило Рейнольдса.
– Забыл, уже, наверное, что это такое – быть из плоти и крови?
Он, очевидно, окончательно сошел с ума.
– Послушай... я пришел всего лишь поговорить.
– Ты пришел убить меня, я знаю... ты пришел меня убить.
– Ты что, не узнаешь меня? – испуганно спросил Гейвин.
Рейнольдс криво усмехнулся.
– Ты не мальчишка. Ты похож на него, но ты – не он.
– Ради Бога... я – Гейвин!.. Гейвин!!!
Слова, способные остановить приближающийся к груди нож, решительно не шли в голову.
– Гейвин, помнишь? – это было все, что он был способен сказать.
Рейнольдс вдруг застыл, пристально глядя ему в лицо.
– Ты потеешь, – растерянно произнес он.
У Гейвина настолько пересохло во рту, что он смог только утвердительно кивнуть.
– Да, – произнес Рейнольдс. – Ты, действительно, потеешь.
Он опустил нож.
– Он никогда не потеет. И никогда не будет. Стало быть... ты – мальчишка. Мальчишка.
– Мне нужна помощь, – от волнения Гейвин охрип. – Ты должен объяснить мне, что происходит.
– Ты хочешь объяснений? Я постараюсь тебе их предоставить.
Они прошли в комнату. Шторы были опущены, но даже в темноте было заметно, что коллекция была чудовищно разорена. Глиняные черепки превратились в пыль, каменные барельефы были разбиты, а от надгробия Флавина-Знаменосца осталась лишь груда камней.
– Кто это сделал?
– Я, – ответил Рейнольдс.
– Почему?
Рейнольдс медленно подошел к окну и заглянул в щель между бархатными шторами.
– Ты видишь, я вернулся, – проигнорировал он вопрос.
– Почему ты сделал это? – настаивал Гейвин.
– Это – слабость, жить в прошлом, – ответил Кен.
Он отвернулся от окна.
– Я крал эти долгие годы. Мне доверяли, я этим злоупотреблял.
Он пнул внушительный осколок ногой. Поднялась пыль.
– Флавин жил и умер. Больше о нем сказать, пожалуй, нечего. Или почти нечего. Его имя не имеет никакого значения: он мертв... и счастлив.
– А статуя в ванной?
Рейнольдс замер, видимо, представив ее нарисованное лицо.
– Ты принял меня за него, так? Когда я пришел.
– Да, я думал, он уже закончил свои дела.
– Он имитирует меня.
Рейнольдс кивнул.
– Да, насколько я понял его природу, он всегда кого-нибудь имитирует.
– Где ты нашел его?
– Возле Карлайла. Мне поручили произвести там раскопки. Мы нашли его в термах. Статуя, свернувшаяся калачиком, и останки взрослого мужчины. Не спрашивай, что привлекло меня к ней. Я не знаю. Возможно, ему просто этого захотелось. Я украл это и принес сюда.
– И ты кормил его.
Рейнольдс побледнел.
– Не спрашивай.
– Я спрашиваю. Ты кормил его?
– Да.
– Ты хотел убить меня? Ты поэтому привел меня сюда? Убить меня и умыть его моей кровью!
Гейвин вспомнил стук кулаков чудовища о края ванны.
Это нетерпеливое требование еды. Так ребенок стучит о решетки своей кроватки. Он был так близко к тому, чтобы быть скормленным этой твари.
– Почему он не напал на меня, как сделал это с тобой? Почему не выскочил из ванной и не сожрал?
Рейнольдс пальцами вытер пот со лба.
– Просто он увидел твое лицо.
Конечно, он увидел его лицо. И захотел сделать его своим. Он не мог украсть лицо мертвого человека, поэтому оставил Гейвина в живых. Рационализм его действий просто восхищал.
– Тот человек, которого вы нашли в термах...
– Что?..
– Он пытался остановить эту тварь?
– Да. Вероятно, поэтому его не предали погребению. Просто бросили. Никто не догадывался, что этот человек погиб, сражаясь с существом, пытавшимся отобрать у него жизнь.
Теперь почти все стало понятно. Оставалось только выплеснуть накопившуюся злобу.
Этот человек едва не убил его. И для чего? Чтобы накормить свое ненасытное чудовище. Гейвин уже не мог удержать себя в руках. Он схватил Рейнольдса в охапку и затряс. Захрустели то ли зубы, то ли кости.
– Он уже почти скопировал мое лицо! Что будет со мной, когда он полностью переродится?
– Не знаю.
– Говори!! Говори самое худшее!
– Я могу только догадываться, – ответил Кеннет.
– Тогда – догадайся!
– Когда он закончит свое превращение, ему останется только отобрать у тебя единственное, что он не способен скопировать – твою душу.
Кеннет, судя по всему, совершенно не боялся Гейвина. Его голос приобрел сочувственную мягкость, как если бы он разговаривал с обреченным. На губах мелькнула легкая усмешка.
– Мерзавец!
Гейвин вцепился ему в волосы.
– Тебе все равно! Тебе наплевать на меня, так ведь?
Он ударил Рейнольдса по лицу. Потом еще, и еще, и еще... насколько хватило сил.
Кеннет, даже не пытаясь уклониться, молча принимал удары.
Наконец, ярость утихла.
Рейнольдс выплюнул раскрошенные зубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60