Но Мэйбл заблуждалась, что и выяснилось со слов Росы, которая с грехом пополам ей все объяснила.
Разящая Стрела, хоть и вождь, был в немилости у собственного племени и заключил временный союз с ирокезами. Правда, у него был свой вигвам, но он редко жил в нем; притворяясь другом англичан, он все лето делал вид, что служит им, тогда как в действительности шпионил в пользу французов, и жена сопровождала его во всех переходах, которые они большей частью совершали в пироге. Короче говоря, ее присутствие не составляло тайны, поскольку Разящая Стрела редко отправлялся в путь без нее. Все это Роса как умела разъяснила подруге, чтобы Мэйбл без опасения отпустила ее разузнать о судьбе Кэпа. Решено было, что индианка выйдет из блокгауза, лишь только для этого представится малейшая возможность.
Сперва они через бойницы тщательно осмотрели весь остров и обнаружили, что победители, захватив припасы англичан и разграбив хижины, готовятся к пиршеству. Большая часть запасов хранилась в блокгаузе, но и без того их оказалось достаточно, чтобы вознаградить индейцев за легкую победу. Трупы уже убрали, и Мэйбл заметила, что оружие побежденных сложено в кучу возле места, где собирались устроить пир. Роса высказала предположение, что убитых отнесли в кусты и там либо зарыли, либо спрятали. Ни одно из заметных с воды строений не было разрушено, поскольку победители хотели заманить отряд сержанта в засаду, когда он вернется. Роса указала Мэйбл на индейца, по ее словам — дозорного; он взобрался на самую макушку высокой сосны, чтобы загодя предупредить своих соплеменников о приближении шлюпок, хотя отряд выступил совсем недавно и только какое-нибудь непредвиденное обстоятельство могло заставить его так быстро возвратиться. Атаковать блокгауз пока никто не собирался. Напротив, по мнению Росы, все говорило за то, что индейцы будут держать его в осаде до прихода отряда, чтобы следы штурма не открыли истины наметанному глазу Следопыта. Шлюпку, однако, индейцы захватили и переправили к кустам, где были спрятаны их пироги.
Роса объявила, что сейчас самое для нее время выйти из блокгауза и присоединиться к своим. Мэйбл с некоторым недоверием спускалась за индианкой по лестнице, но ей тут же стало стыдно своих подозрений, недостойных ее самой и несправедливых по отношению к своей спасительнице, и, когда они сошли вниз, все ее сомнения рассеялись. Дверь они отпирали с величайшей осторожностью, и, когда оставалось открыть последний запор. Роса стала наготове у косяка. Чуть приподняв щеколду, дверь приоткрыли ровно настолько, чтобы можно было протиснуться бочком, и Роса не замедлила выскользнуть наружу. Тотчас же Мэйбл судорожным движением захлопнула дверь и, когда щеколда стала на место, явственно услышала громкое биение собственного сердца. Теперь она могла считать себя в сравнительной безопасности и остальные два засова задвинула уже спокойнее. Когда дверь была крепко-накрепко заперта, она поднялась наверх взглянуть, что творится снаружи.
Потянулись томительно долгие, мучительные часы ожидания. Индианка как в воду канула. Мэйбл слышала вопли перепившихся дикарей — ром заставил их забыть об осторожности, — порой видела через бойницы их буйную оргию, и эти крики и разнузданные телодвижения, от которых кровь застыла бы у нее в жилах, не явись она перед тем свидетельницей неизмеримо более чудовищного зрелища, все время напоминали девушке о страшном соседстве. Около полудня на острове появился какой-то новый человек, которого Мэйбл по одежде и не совсем обычной внешности сперва было приняла за дикаря. Но, разглядев его смуглое от природы и к тому же сильно обветренное лицо, она убедилась, что его белый, и даже несколько воспрянула духом: ей казалось, что в крайности ома сможет рассчитывать на помощь человека, близкого ей по цвету кожи и цивилизации. Но, увы, наша героиня не ведала, что не так-то легко белым остановить своих свирепых союзников, коль скоро они почуют запах крови, да, собственно, в расчеты белых и не входило удерживать их от зверств.
День показался Мэйбл месяцем, и только минуты, проведенные в молитве, пролетали незаметно. Доводы Росы казались Мэйбл убедительными, она тоже думала, что блокгауз, видимо, не тронут до возвращения отца, которого ирокезы хотели заманить в засаду, так что на какое-то время она могла считать себя в сравнительной безопасности. Зато будущее Представало в самом мрачном свете, и Мэйбл мысленно уже рисовала себе ужасы, которые ее ожидают, если она попадет в плен. В такие минуты Мэйбл мерещился Разящая Стрела и его оскорбительное внимание: наша героиня знала, что индейцы, если не приканчивают пленных на месте, уводят их в свои селения, чтобы передать племени, и случалось, что белые женщины проводили остаток своих дней в вигвамах победителей. Чтобы отогнать подобные мысли, Мэйбл опускалась на колени и принималась молиться.
Пока было светло, положение нашей героини внушало тревогу, когда же над островом начали сгущаться сумерки, оно стало действительно опасным. К этому времени дикари дошли до полного исступления, чему немало способствовали захваченные у англичан запасы рома, и выкриками своими и жестами они напоминали настоящих бесноватых. Все попытки французского начальника их унять оказались тщетными, и он благоразумно удалился на ближайший остров, где устроил себе нечто вроде бивака, предпочитая держаться на почтительном расстоянии от своих союзников, от которых можно было всего ожидать. Однако, перед тем как уйти, французский офицер с опасностью для жизни погасил костер и унес все, чем можно было разжечь огонь. Он боялся, как бы индейцы не спалили блокгауз, который для выполнения его плана следовало сохранить. Француз охотно отобрал бы у них и оружие, но от этого ему пришлось отказаться пока у воинов оставалась хоть искра сознания, они цеплялись за свои ножи и томагавки с упорством людей, считающих это делом чести, а унести карабины, оставив им оружие, которым они обычно пользовались в подобных случаях, было бессмысленно. Оказалось, что офицер не зря погасил костер: едва он скрылся из виду, как один из воинов предложил поджечь блокгауз. Разящая Стрела тоже покинул пьяное сборище, лишь только увидел, что ирокезы совсем обезумели. Смертельно усталый после двух бессонных ночей и слежки, он зашел в одну из хижин, повалился на солому и тотчас уснул. Итак, среди индейцев не осталось никого, кто бы мог защитить Мэйбл, о существовании которой ирокезы, вероятно, даже не подозревали, и человек десять таких же охмелевших и воинственно настроенных дикарей восторженными кликами приветствовали предложение своего пьяного соплеменника.
Для Мэйбл это была страшная минута.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Разящая Стрела, хоть и вождь, был в немилости у собственного племени и заключил временный союз с ирокезами. Правда, у него был свой вигвам, но он редко жил в нем; притворяясь другом англичан, он все лето делал вид, что служит им, тогда как в действительности шпионил в пользу французов, и жена сопровождала его во всех переходах, которые они большей частью совершали в пироге. Короче говоря, ее присутствие не составляло тайны, поскольку Разящая Стрела редко отправлялся в путь без нее. Все это Роса как умела разъяснила подруге, чтобы Мэйбл без опасения отпустила ее разузнать о судьбе Кэпа. Решено было, что индианка выйдет из блокгауза, лишь только для этого представится малейшая возможность.
Сперва они через бойницы тщательно осмотрели весь остров и обнаружили, что победители, захватив припасы англичан и разграбив хижины, готовятся к пиршеству. Большая часть запасов хранилась в блокгаузе, но и без того их оказалось достаточно, чтобы вознаградить индейцев за легкую победу. Трупы уже убрали, и Мэйбл заметила, что оружие побежденных сложено в кучу возле места, где собирались устроить пир. Роса высказала предположение, что убитых отнесли в кусты и там либо зарыли, либо спрятали. Ни одно из заметных с воды строений не было разрушено, поскольку победители хотели заманить отряд сержанта в засаду, когда он вернется. Роса указала Мэйбл на индейца, по ее словам — дозорного; он взобрался на самую макушку высокой сосны, чтобы загодя предупредить своих соплеменников о приближении шлюпок, хотя отряд выступил совсем недавно и только какое-нибудь непредвиденное обстоятельство могло заставить его так быстро возвратиться. Атаковать блокгауз пока никто не собирался. Напротив, по мнению Росы, все говорило за то, что индейцы будут держать его в осаде до прихода отряда, чтобы следы штурма не открыли истины наметанному глазу Следопыта. Шлюпку, однако, индейцы захватили и переправили к кустам, где были спрятаны их пироги.
Роса объявила, что сейчас самое для нее время выйти из блокгауза и присоединиться к своим. Мэйбл с некоторым недоверием спускалась за индианкой по лестнице, но ей тут же стало стыдно своих подозрений, недостойных ее самой и несправедливых по отношению к своей спасительнице, и, когда они сошли вниз, все ее сомнения рассеялись. Дверь они отпирали с величайшей осторожностью, и, когда оставалось открыть последний запор. Роса стала наготове у косяка. Чуть приподняв щеколду, дверь приоткрыли ровно настолько, чтобы можно было протиснуться бочком, и Роса не замедлила выскользнуть наружу. Тотчас же Мэйбл судорожным движением захлопнула дверь и, когда щеколда стала на место, явственно услышала громкое биение собственного сердца. Теперь она могла считать себя в сравнительной безопасности и остальные два засова задвинула уже спокойнее. Когда дверь была крепко-накрепко заперта, она поднялась наверх взглянуть, что творится снаружи.
Потянулись томительно долгие, мучительные часы ожидания. Индианка как в воду канула. Мэйбл слышала вопли перепившихся дикарей — ром заставил их забыть об осторожности, — порой видела через бойницы их буйную оргию, и эти крики и разнузданные телодвижения, от которых кровь застыла бы у нее в жилах, не явись она перед тем свидетельницей неизмеримо более чудовищного зрелища, все время напоминали девушке о страшном соседстве. Около полудня на острове появился какой-то новый человек, которого Мэйбл по одежде и не совсем обычной внешности сперва было приняла за дикаря. Но, разглядев его смуглое от природы и к тому же сильно обветренное лицо, она убедилась, что его белый, и даже несколько воспрянула духом: ей казалось, что в крайности ома сможет рассчитывать на помощь человека, близкого ей по цвету кожи и цивилизации. Но, увы, наша героиня не ведала, что не так-то легко белым остановить своих свирепых союзников, коль скоро они почуют запах крови, да, собственно, в расчеты белых и не входило удерживать их от зверств.
День показался Мэйбл месяцем, и только минуты, проведенные в молитве, пролетали незаметно. Доводы Росы казались Мэйбл убедительными, она тоже думала, что блокгауз, видимо, не тронут до возвращения отца, которого ирокезы хотели заманить в засаду, так что на какое-то время она могла считать себя в сравнительной безопасности. Зато будущее Представало в самом мрачном свете, и Мэйбл мысленно уже рисовала себе ужасы, которые ее ожидают, если она попадет в плен. В такие минуты Мэйбл мерещился Разящая Стрела и его оскорбительное внимание: наша героиня знала, что индейцы, если не приканчивают пленных на месте, уводят их в свои селения, чтобы передать племени, и случалось, что белые женщины проводили остаток своих дней в вигвамах победителей. Чтобы отогнать подобные мысли, Мэйбл опускалась на колени и принималась молиться.
Пока было светло, положение нашей героини внушало тревогу, когда же над островом начали сгущаться сумерки, оно стало действительно опасным. К этому времени дикари дошли до полного исступления, чему немало способствовали захваченные у англичан запасы рома, и выкриками своими и жестами они напоминали настоящих бесноватых. Все попытки французского начальника их унять оказались тщетными, и он благоразумно удалился на ближайший остров, где устроил себе нечто вроде бивака, предпочитая держаться на почтительном расстоянии от своих союзников, от которых можно было всего ожидать. Однако, перед тем как уйти, французский офицер с опасностью для жизни погасил костер и унес все, чем можно было разжечь огонь. Он боялся, как бы индейцы не спалили блокгауз, который для выполнения его плана следовало сохранить. Француз охотно отобрал бы у них и оружие, но от этого ему пришлось отказаться пока у воинов оставалась хоть искра сознания, они цеплялись за свои ножи и томагавки с упорством людей, считающих это делом чести, а унести карабины, оставив им оружие, которым они обычно пользовались в подобных случаях, было бессмысленно. Оказалось, что офицер не зря погасил костер: едва он скрылся из виду, как один из воинов предложил поджечь блокгауз. Разящая Стрела тоже покинул пьяное сборище, лишь только увидел, что ирокезы совсем обезумели. Смертельно усталый после двух бессонных ночей и слежки, он зашел в одну из хижин, повалился на солому и тотчас уснул. Итак, среди индейцев не осталось никого, кто бы мог защитить Мэйбл, о существовании которой ирокезы, вероятно, даже не подозревали, и человек десять таких же охмелевших и воинственно настроенных дикарей восторженными кликами приветствовали предложение своего пьяного соплеменника.
Для Мэйбл это была страшная минута.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136