Серега же еще немного посидел на мокрой холодной траве, потом поднялся на ноги и пронзительно заорал, рискуя переполошить всю деревню:
– Солома! Солома!!! Рядовой Казанец!!! «Ец… ец… ец…» – ответило эхо из-за реки.
– Где ты, блядь, лазаешь, салажня, – негромко пробормотал голый парень, сделал несколько неуверенных пьяных шагов и остановился буквально в двух метрах от Комяка. В руке самоеда тут же появился «Ка-Бар».
– Соло-о-ома, бы-лядь!
В ответ на другом конце села сонно тявкнула какая-то шавка.
Потом до Комяка донесся чавкающий звук шагов – такой, словно кто-то форсировал грязную лужу. Самоед повернул голову и увидел солдата, торопливо поднимающегося от реки по грязной тропинке. В одной руке тот держал АК-74, в другой – тусклый фонарик, явно с севшими батарейками. Вот солдат поскользнулся и с трудом устоял на ногах только за счет того, что оперся рукой с автоматом о землю.
«Теленок, – решил Комяк. – С этим проблем не возникнет. Лодка моя».
– Соло-о-ома!!!
– Здесь, та-ащ лейтенант. – Солдатик вытянулся напротив своего голого командира по стойке «смирно». А самоед подумал, что при желании мог бы дотянуться до его ноги острием «Ка-Бара». – Та-ащ лейтенант, на вверенном мне объекте все спокойно! Во время обхода села посторонних не выявлено!
– Та-а-ак… – Лейтенант задумался, пытаясь придумать, что бы такое предъявить нерасторопному салаге, столь долго не являвшемуся по команде, но в пьяную голову ничего интересного не приходило. Да и замерз. Да и в бане его с нетерпением дожидались бабы и самогон. – Хорошо, Казанец. Я нынче добрый. Там тебе, дураку, кое-чего отложили. Утром сменишься, выпьешь… Не слышу!
– Служу России, та-ащ лейтенант!
– Так-то. Неси службу дальше. Возвращайся на пост. – И, развернувшись, он трусцой засеменил в теплую баню.
А Казанец, закинув автомат на плечо, не спеша поплелся к скользкой тропинке, чтобы с трудом съехать по ней к реке. И охранять лодки. И пасть смертью храбрых на боевом посту. Смерть в образе косоглазого аборигена, наряженного в мохнатый десантный камуфляж, незаметно следовала за ним, отставая всего на десяток метров.
Комяк дождался, когда солдат в кромешной темноте, почти на ощупь, достигнет лодок, усядется на импровизированную скамейку из двух чурбаков и толстой доски, поставит рядом с собой автомат и достанет из кармана мятую пачку дешевеньких сигарет.
Закурить Казанец так и не успел. За его спиной совершенно бесшумно нарисовалась тень в камуфляже и с прибором ночного видения на глазах. Его голову охватила рука, пахнущая дезодорантом, отпугивающим комаров. Солдат не успел оказать никакого сопротивления, когда острый, как бритва, клинок ножа рассек его горло от уха до уха. Он только всхрипнул, сразу завалился со скамейки на землю и, безуспешно пытаясь глотнуть хоть немного воздуха, смутно сообразил, что уже умер. Но испугаться он не успел, потому что через мгновение действительно умер.
А Комяк тщательно обтер клинок «Ка-Ба-ра» о гимнастерку жмура и, стараясь не перемазаться в крови, начал обшаривать его карманы. Хотя ему ничего не было нужно, но все должно быть приближено к реальности максимально, а ни один беглый зек, весьма ограниченный в средствах, не упустит момент чем-нибудь поживиться у своей жертвы. Хотя бы курехой. Хотя бы дешевенькими котлами. Это не мародерство. Это не западло. Это законная добыча.
Пачка «Примы» с несколькими полувысыпавшимися сигаретинами… дешевенькая зажигалка… старые часы «Ракета»… четверть буханки черствой черняхи… Это все с собой, чтобы потом утопить в реке. Документы – к черту, на землю. Теперь остается стянуть сапоги, и можно заняться лодкой.
Комяк весь перемазался в глине, пока снимал с мертвеца грязные кирзачи. Потом, взяв их в одну руку, «калаш» – в другую, быстро прошел вдоль длинного ряда лодок, высматривая нужную. Промахнуться здесь было невозможно. Белое блестящее днище так и бросалось в глаза. Самоед бросил под ноги свои трофеи и, поднапрягшись, перевернул лодку на днище. По скользкой траве она легко съехала к кромке воды. Закончив с этим, Комяк вернулся к мертвому Казанцу. Там – еще в тот момент, когда мочил солдата – ему на глаза попалась ломаная лопашня. Ломаная, но вполне пригодная для того, чтобы без проблем догрести до другого берега. Потом еще немного времени пришлось потратить на то, чтобы срезать в лодках несколько небольших булыжников, которые применялись вместо якорей.
Небо на востоке начинало понемногу светлеть, когда Комяк, побросав в лодку сапоги, автомат и булыжники, оттолкнулся от берега и начал выгребать на середину реки. На Ижму начинал опускаться туман, и это порадовало самоеда. «Сам Бог помогал мне сегодня», – довольно подумал он, отложил в сторону лопашину, пустил лодку по течению и принялся избавляться от сегодняшних трофеев. Выбросил в воду дешевенькие часы «Ракета», зажигалку (пойдут ко дну) и четверть буханки хлеба (сожрут рыбы). Мятую пачку «Примы» засунул в один из кирзачей. Потом плотно набил сапоги булыжниками и вышвырнул их в реку. Следом за сапогами последовал АК-74…
– Соло-о-ома… – донеслось до него издалека, и он, криво ухмыльнувшись, опять взялся за лопашину. – Ря-а-да-а-авой Казанец, бы-ы-ьглядь!!!
«Поблажат, поблажат, решат, что их салага где-нибудь щемит, забьют на все и продолжат гулянку, – предположил Комяк. – А ведь как же я точно все рассчитал – что отправят в караул одного молодого, а остальные будут спать или пьянствовать». Он еще раз ухмыльнулся и подналег на весло, стремясь поскорее причалить к противоположному берегу. Дело было сделано не до конца, хотя, его самая сложная часть уже осталась позади и прошла без сучка, без задоринки. И все же следовало поторопиться, чтобы довести все до логического конца, вернуться поскорей к Костоправу и урвать хотя бы пару часов на отдых.
Когда лодка разрезала носом заросли прибрежного тростника, Комяк уже успел тщательно протереть лопашину, борта и банку от своих отпечатков. Он внимательно осмотрелся – не наследил ли где еще, – перескочил на берег и оттолкнул лодку так, чтобы казалось, что она случайно застряла в тростнике и кувшинках. Мол, пытались беглые зеки запустить посудину чуть посильнее, немного подальше, чтобы ее утащило течением, да только не вышло, промахнулись, ущербные, и она застряла в растительности в пяти метрах от берега. А мочить ноги, чтобы исправить ошибку, никто не пожелал. Плюнули: «Ну и черт с ней! Времени нету с этой калошей возиться. Минут через десять ее и так вытащит оттуда течением», и побежали дальше… Конечно, можно было бы втащить лодку носом на берег, чтобы мусорам уж совсем облегчить задачу, когда они будут отыскивать место, где беглецы ступили на землю. Но с другой стороны, это выглядело бы совсем нелогично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– Солома! Солома!!! Рядовой Казанец!!! «Ец… ец… ец…» – ответило эхо из-за реки.
– Где ты, блядь, лазаешь, салажня, – негромко пробормотал голый парень, сделал несколько неуверенных пьяных шагов и остановился буквально в двух метрах от Комяка. В руке самоеда тут же появился «Ка-Бар».
– Соло-о-ома, бы-лядь!
В ответ на другом конце села сонно тявкнула какая-то шавка.
Потом до Комяка донесся чавкающий звук шагов – такой, словно кто-то форсировал грязную лужу. Самоед повернул голову и увидел солдата, торопливо поднимающегося от реки по грязной тропинке. В одной руке тот держал АК-74, в другой – тусклый фонарик, явно с севшими батарейками. Вот солдат поскользнулся и с трудом устоял на ногах только за счет того, что оперся рукой с автоматом о землю.
«Теленок, – решил Комяк. – С этим проблем не возникнет. Лодка моя».
– Соло-о-ома!!!
– Здесь, та-ащ лейтенант. – Солдатик вытянулся напротив своего голого командира по стойке «смирно». А самоед подумал, что при желании мог бы дотянуться до его ноги острием «Ка-Бара». – Та-ащ лейтенант, на вверенном мне объекте все спокойно! Во время обхода села посторонних не выявлено!
– Та-а-ак… – Лейтенант задумался, пытаясь придумать, что бы такое предъявить нерасторопному салаге, столь долго не являвшемуся по команде, но в пьяную голову ничего интересного не приходило. Да и замерз. Да и в бане его с нетерпением дожидались бабы и самогон. – Хорошо, Казанец. Я нынче добрый. Там тебе, дураку, кое-чего отложили. Утром сменишься, выпьешь… Не слышу!
– Служу России, та-ащ лейтенант!
– Так-то. Неси службу дальше. Возвращайся на пост. – И, развернувшись, он трусцой засеменил в теплую баню.
А Казанец, закинув автомат на плечо, не спеша поплелся к скользкой тропинке, чтобы с трудом съехать по ней к реке. И охранять лодки. И пасть смертью храбрых на боевом посту. Смерть в образе косоглазого аборигена, наряженного в мохнатый десантный камуфляж, незаметно следовала за ним, отставая всего на десяток метров.
Комяк дождался, когда солдат в кромешной темноте, почти на ощупь, достигнет лодок, усядется на импровизированную скамейку из двух чурбаков и толстой доски, поставит рядом с собой автомат и достанет из кармана мятую пачку дешевеньких сигарет.
Закурить Казанец так и не успел. За его спиной совершенно бесшумно нарисовалась тень в камуфляже и с прибором ночного видения на глазах. Его голову охватила рука, пахнущая дезодорантом, отпугивающим комаров. Солдат не успел оказать никакого сопротивления, когда острый, как бритва, клинок ножа рассек его горло от уха до уха. Он только всхрипнул, сразу завалился со скамейки на землю и, безуспешно пытаясь глотнуть хоть немного воздуха, смутно сообразил, что уже умер. Но испугаться он не успел, потому что через мгновение действительно умер.
А Комяк тщательно обтер клинок «Ка-Ба-ра» о гимнастерку жмура и, стараясь не перемазаться в крови, начал обшаривать его карманы. Хотя ему ничего не было нужно, но все должно быть приближено к реальности максимально, а ни один беглый зек, весьма ограниченный в средствах, не упустит момент чем-нибудь поживиться у своей жертвы. Хотя бы курехой. Хотя бы дешевенькими котлами. Это не мародерство. Это не западло. Это законная добыча.
Пачка «Примы» с несколькими полувысыпавшимися сигаретинами… дешевенькая зажигалка… старые часы «Ракета»… четверть буханки черствой черняхи… Это все с собой, чтобы потом утопить в реке. Документы – к черту, на землю. Теперь остается стянуть сапоги, и можно заняться лодкой.
Комяк весь перемазался в глине, пока снимал с мертвеца грязные кирзачи. Потом, взяв их в одну руку, «калаш» – в другую, быстро прошел вдоль длинного ряда лодок, высматривая нужную. Промахнуться здесь было невозможно. Белое блестящее днище так и бросалось в глаза. Самоед бросил под ноги свои трофеи и, поднапрягшись, перевернул лодку на днище. По скользкой траве она легко съехала к кромке воды. Закончив с этим, Комяк вернулся к мертвому Казанцу. Там – еще в тот момент, когда мочил солдата – ему на глаза попалась ломаная лопашня. Ломаная, но вполне пригодная для того, чтобы без проблем догрести до другого берега. Потом еще немного времени пришлось потратить на то, чтобы срезать в лодках несколько небольших булыжников, которые применялись вместо якорей.
Небо на востоке начинало понемногу светлеть, когда Комяк, побросав в лодку сапоги, автомат и булыжники, оттолкнулся от берега и начал выгребать на середину реки. На Ижму начинал опускаться туман, и это порадовало самоеда. «Сам Бог помогал мне сегодня», – довольно подумал он, отложил в сторону лопашину, пустил лодку по течению и принялся избавляться от сегодняшних трофеев. Выбросил в воду дешевенькие часы «Ракета», зажигалку (пойдут ко дну) и четверть буханки хлеба (сожрут рыбы). Мятую пачку «Примы» засунул в один из кирзачей. Потом плотно набил сапоги булыжниками и вышвырнул их в реку. Следом за сапогами последовал АК-74…
– Соло-о-ома… – донеслось до него издалека, и он, криво ухмыльнувшись, опять взялся за лопашину. – Ря-а-да-а-авой Казанец, бы-ы-ьглядь!!!
«Поблажат, поблажат, решат, что их салага где-нибудь щемит, забьют на все и продолжат гулянку, – предположил Комяк. – А ведь как же я точно все рассчитал – что отправят в караул одного молодого, а остальные будут спать или пьянствовать». Он еще раз ухмыльнулся и подналег на весло, стремясь поскорее причалить к противоположному берегу. Дело было сделано не до конца, хотя, его самая сложная часть уже осталась позади и прошла без сучка, без задоринки. И все же следовало поторопиться, чтобы довести все до логического конца, вернуться поскорей к Костоправу и урвать хотя бы пару часов на отдых.
Когда лодка разрезала носом заросли прибрежного тростника, Комяк уже успел тщательно протереть лопашину, борта и банку от своих отпечатков. Он внимательно осмотрелся – не наследил ли где еще, – перескочил на берег и оттолкнул лодку так, чтобы казалось, что она случайно застряла в тростнике и кувшинках. Мол, пытались беглые зеки запустить посудину чуть посильнее, немного подальше, чтобы ее утащило течением, да только не вышло, промахнулись, ущербные, и она застряла в растительности в пяти метрах от берега. А мочить ноги, чтобы исправить ошибку, никто не пожелал. Плюнули: «Ну и черт с ней! Времени нету с этой калошей возиться. Минут через десять ее и так вытащит оттуда течением», и побежали дальше… Конечно, можно было бы втащить лодку носом на берег, чтобы мусорам уж совсем облегчить задачу, когда они будут отыскивать место, где беглецы ступили на землю. Но с другой стороны, это выглядело бы совсем нелогично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78