Она сама, если захочет, найдет во мне уйму положительных качеств: я, например, талантливый, удачливый, остроумный, – я умею женщину развлечь, у меня деньги, машина, квартира. Да разве с этим ваши бицепсы могут сравниться?!
– И которое из ваших качеств прельстило Ольгу? – поинтересовался я.
– Не знаю, – ответил Горовец, утомленно откидываясь в кресле. – Не спрашивал. Как видите, я не скрываю того, что люблю женщин, и женщины отвечают мне взаимностью. Простите, но Ольга была в моей жизни всего лишь эпизодом.
– Вы часто бывали у нее дома?
– Никогда не бывал. Только подвозил до подъезда. Она же в коммуналке жила, у нее соседи, кажется, были какие-то склочные.
– Она не говорила подробней, что за склоки?
– Говорила, да я слушал вполуха. Меня, знаете ли, это мало интересовало. Что-то там у них было с обменом. А, вспомнил! Раньше в квартире жила еще одна старушка, потом она умерла, и эти ее соседи забрали себе вторую комнату. И как только все оформили, сразу стали предлагать Ольге разъехаться. Но квартирка-то у них маленькая, и однокомнатную для Ольги предлагали только где-то у черта на куличках. Она отказывалась, они ей сначала деньги предлагали, потом скандалить начали, третировали ее как-то. В подробности я не вникал. Предложил один раз помочь, если надо, подключить кое-какие связи в исполкоме, в милиции. – Он приумолк, вскользь глянув, какое впечатление производят на меня его слова.
Но я хранил непроницаемый вид.
– И что же она ответила?
– Сказала, не надо. Пообещала, что сама с ними разберется.
– Каким образом?
– Не знаю, – ответил Горовец, подумав. – Не спрашивал.
– Она знакомила вас с какими-нибудь друзьями?
– Нет, мы больше к моим ходили.
– Может быть, рассказывала о ком-то?
– Может быть. Но я не помню. Все они любят рассказывать... Особенно по утрам... Я же вам сказал, это было не больше, чем эпизодом.
Он нетерпеливо схватился за подлокотники кресла, давая мне понять, что разговор подошел к концу. Но я еще задал не все свои вопросы.
– А вы не знаете, после вас у нее кто-нибудь появился?
– Понятия не имею! – решительно ответил он, но мне показалось, в глазах его что-то мелькнуло.
– Скажите, Виктор Сергеевич, а о ком она могла писать в этой своей юмористической повести? “Дневник женщины”, кажется. Вы о нем слышали?
– Слышал, – ответил Горовец нехотя. – Да только она ведь его читать никому не давала, одни разговоры вокруг. Я всегда считал, что это очередной ее фокус.
– Очередной? – переспросил я. – А какие были перед ним?
– Не знаю! – неожиданно зло воскликнул он. – Что вы к словам придираетесь? – Но тут же взял себя в руки и продолжал спокойней: – Это просто выражение такое. Я вам сказал: больше ничего не знаю. Что мог, то рассказал. А теперь простите, мне тоже нужно работать.
На этот раз он действительно встал, но я остался сидеть на месте.
– У меня к вам, Виктор Сергеевич, есть еще один вопрос.
– Если один, то давайте, – согласился он и демонстративно взглянул на часы.
– Только один, – подтвердил я. – Расскажите, пожалуйста, что вы делали в воскресенье, начиная с часов шестнадцати.
Горовец с размаху упал обратно в кресло.
– О-о, – протянул он, – это уже серьезно. Вы подозреваете меня в убийстве?
– Слишком сильно сказано, – ответил я, пожимая плечами. – Но такой вопрос мы будем вынуждены задать всем, кто так или иначе был связан с убитой.
– Пожалуйста, – сказал он, откидываясь назад и закатывая глаза. – В воскресенье весь день я находился дома, работал. А в половине седьмого вечера поехал в Дом кино, на просмотр. Там была новая картина итальянского режиссера Серджио Леоне, слышали, конечно? После этого я сидел в ресторане, можете проверить. Там я, кстати, познакомился с Лизой, вы ее сегодня видели. Как я провел ночь, рассказывать? – В голосе его была насмешка.
– Пока не надо, – сказал я сдержанно. – А кто может подтвердить, что вы сидели на просмотре?
– Ну, зал там примерно на тысячу человек. Так он был полон – Серджио Леоне, знаете ли, очень популярный режиссер. – Теперь Горовец смотрел на меня уже с откровенной издевкой.
Этим меня, слава Богу, уже давно не прошибешь: работа выучила. Поэтому я продолжал спокойно, почти ласково:
– Вы, наверное, не поняли, Виктор Сергеевич. Я спрашиваю, нет ли кого конкретного, с фамилией, с адресом, кто сидел рядом с вами во время сеанса и мог бы подтвердить, что вы никуда не отлучались?
– Чего нет – того нет, – развел руками Горовец. – Сел на свое место, кто там был рядом – не помню.
– Значит, твердого алиби на тот момент, когда было совершено убийство, у вас не имеется, – констатировал Я. Горовец даже привстал с кресла.
– Вы что себе позволяете? – спросил он угрожающе. Теперь настал мой черед делать удивленное лицо.
– Называю факт – больше ничего. Ах, вот вы о чем, – рассмеялся я, будто только что догадавшись. – Так ведь отсутствие алиби еще ни о чем не говорит! Наличие – говорит, а отсутствие – значит просто отсутствие. И только вкупе с другими фактами... Понимаете?
– Понимаю, – проворчал он.
Но, провожая меня до лифта, Горовец снова сделался сама любезность:
– Всего доброго, очень рад был познакомиться, если будут еще вопросы, обязательно звоните...
Только ножкой не шаркнул.
9
Трясясь в троллейбусе на обратном пути в управление, я подводил малоутешительные итоги. Разговор с Горовцом не оставил во мне ничего, кроме глухого раздражения. У меня осталось лишь смутное впечатление, что наша беседа ему дала даже больше, чем мне. В том смысле, что я не узнал почти ничего интересного, а он понял, что ничего интересного я не знал и до этого. Хорошо, если ему действительно нечего было мне рассказать. А если было?
Мне вообще все сегодня не нравилось. Третий день, а мы еще двигаемся, словно механическая игрушка с ослабевшей пружиной: дернемся – остановимся, дернемся в другую сторону – и снова стоп! Конечно, я по опыту знал, что рано или поздно количество наших усилий перейдет в качество. Но когда, когда?
Еще сквозь запертую дверь я услышал, как в нашем кабинете разрываются на разные голоса оба телефона. Влетев на полном ходу, я чуть не свалил на пол эту чертову цикуту, но успел вовремя схватить обе трубки и крикнуть в них “алло!”. В одной оказался Комаров, который коротко бросил: “Зайди”. В другой сидел Балакин и, пока я говорил Комарову “есть”, обходил вокруг стола и садился, уже что-то рассказывал.
– ...плетеная, с цветочками, – протокольным голосом говорил Митя. – На дне плащ, синий, скомканный и косметичка, которую она, видать, держала еще и за портмоне. В ней темные очки, пудра, тушь, тени для век, фотография ее самой, потрепанная, размер – три на четыре, две квитанции из химчистки, редакционное удостоверение и паспорт. Кошелька нет – если он был, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– И которое из ваших качеств прельстило Ольгу? – поинтересовался я.
– Не знаю, – ответил Горовец, утомленно откидываясь в кресле. – Не спрашивал. Как видите, я не скрываю того, что люблю женщин, и женщины отвечают мне взаимностью. Простите, но Ольга была в моей жизни всего лишь эпизодом.
– Вы часто бывали у нее дома?
– Никогда не бывал. Только подвозил до подъезда. Она же в коммуналке жила, у нее соседи, кажется, были какие-то склочные.
– Она не говорила подробней, что за склоки?
– Говорила, да я слушал вполуха. Меня, знаете ли, это мало интересовало. Что-то там у них было с обменом. А, вспомнил! Раньше в квартире жила еще одна старушка, потом она умерла, и эти ее соседи забрали себе вторую комнату. И как только все оформили, сразу стали предлагать Ольге разъехаться. Но квартирка-то у них маленькая, и однокомнатную для Ольги предлагали только где-то у черта на куличках. Она отказывалась, они ей сначала деньги предлагали, потом скандалить начали, третировали ее как-то. В подробности я не вникал. Предложил один раз помочь, если надо, подключить кое-какие связи в исполкоме, в милиции. – Он приумолк, вскользь глянув, какое впечатление производят на меня его слова.
Но я хранил непроницаемый вид.
– И что же она ответила?
– Сказала, не надо. Пообещала, что сама с ними разберется.
– Каким образом?
– Не знаю, – ответил Горовец, подумав. – Не спрашивал.
– Она знакомила вас с какими-нибудь друзьями?
– Нет, мы больше к моим ходили.
– Может быть, рассказывала о ком-то?
– Может быть. Но я не помню. Все они любят рассказывать... Особенно по утрам... Я же вам сказал, это было не больше, чем эпизодом.
Он нетерпеливо схватился за подлокотники кресла, давая мне понять, что разговор подошел к концу. Но я еще задал не все свои вопросы.
– А вы не знаете, после вас у нее кто-нибудь появился?
– Понятия не имею! – решительно ответил он, но мне показалось, в глазах его что-то мелькнуло.
– Скажите, Виктор Сергеевич, а о ком она могла писать в этой своей юмористической повести? “Дневник женщины”, кажется. Вы о нем слышали?
– Слышал, – ответил Горовец нехотя. – Да только она ведь его читать никому не давала, одни разговоры вокруг. Я всегда считал, что это очередной ее фокус.
– Очередной? – переспросил я. – А какие были перед ним?
– Не знаю! – неожиданно зло воскликнул он. – Что вы к словам придираетесь? – Но тут же взял себя в руки и продолжал спокойней: – Это просто выражение такое. Я вам сказал: больше ничего не знаю. Что мог, то рассказал. А теперь простите, мне тоже нужно работать.
На этот раз он действительно встал, но я остался сидеть на месте.
– У меня к вам, Виктор Сергеевич, есть еще один вопрос.
– Если один, то давайте, – согласился он и демонстративно взглянул на часы.
– Только один, – подтвердил я. – Расскажите, пожалуйста, что вы делали в воскресенье, начиная с часов шестнадцати.
Горовец с размаху упал обратно в кресло.
– О-о, – протянул он, – это уже серьезно. Вы подозреваете меня в убийстве?
– Слишком сильно сказано, – ответил я, пожимая плечами. – Но такой вопрос мы будем вынуждены задать всем, кто так или иначе был связан с убитой.
– Пожалуйста, – сказал он, откидываясь назад и закатывая глаза. – В воскресенье весь день я находился дома, работал. А в половине седьмого вечера поехал в Дом кино, на просмотр. Там была новая картина итальянского режиссера Серджио Леоне, слышали, конечно? После этого я сидел в ресторане, можете проверить. Там я, кстати, познакомился с Лизой, вы ее сегодня видели. Как я провел ночь, рассказывать? – В голосе его была насмешка.
– Пока не надо, – сказал я сдержанно. – А кто может подтвердить, что вы сидели на просмотре?
– Ну, зал там примерно на тысячу человек. Так он был полон – Серджио Леоне, знаете ли, очень популярный режиссер. – Теперь Горовец смотрел на меня уже с откровенной издевкой.
Этим меня, слава Богу, уже давно не прошибешь: работа выучила. Поэтому я продолжал спокойно, почти ласково:
– Вы, наверное, не поняли, Виктор Сергеевич. Я спрашиваю, нет ли кого конкретного, с фамилией, с адресом, кто сидел рядом с вами во время сеанса и мог бы подтвердить, что вы никуда не отлучались?
– Чего нет – того нет, – развел руками Горовец. – Сел на свое место, кто там был рядом – не помню.
– Значит, твердого алиби на тот момент, когда было совершено убийство, у вас не имеется, – констатировал Я. Горовец даже привстал с кресла.
– Вы что себе позволяете? – спросил он угрожающе. Теперь настал мой черед делать удивленное лицо.
– Называю факт – больше ничего. Ах, вот вы о чем, – рассмеялся я, будто только что догадавшись. – Так ведь отсутствие алиби еще ни о чем не говорит! Наличие – говорит, а отсутствие – значит просто отсутствие. И только вкупе с другими фактами... Понимаете?
– Понимаю, – проворчал он.
Но, провожая меня до лифта, Горовец снова сделался сама любезность:
– Всего доброго, очень рад был познакомиться, если будут еще вопросы, обязательно звоните...
Только ножкой не шаркнул.
9
Трясясь в троллейбусе на обратном пути в управление, я подводил малоутешительные итоги. Разговор с Горовцом не оставил во мне ничего, кроме глухого раздражения. У меня осталось лишь смутное впечатление, что наша беседа ему дала даже больше, чем мне. В том смысле, что я не узнал почти ничего интересного, а он понял, что ничего интересного я не знал и до этого. Хорошо, если ему действительно нечего было мне рассказать. А если было?
Мне вообще все сегодня не нравилось. Третий день, а мы еще двигаемся, словно механическая игрушка с ослабевшей пружиной: дернемся – остановимся, дернемся в другую сторону – и снова стоп! Конечно, я по опыту знал, что рано или поздно количество наших усилий перейдет в качество. Но когда, когда?
Еще сквозь запертую дверь я услышал, как в нашем кабинете разрываются на разные голоса оба телефона. Влетев на полном ходу, я чуть не свалил на пол эту чертову цикуту, но успел вовремя схватить обе трубки и крикнуть в них “алло!”. В одной оказался Комаров, который коротко бросил: “Зайди”. В другой сидел Балакин и, пока я говорил Комарову “есть”, обходил вокруг стола и садился, уже что-то рассказывал.
– ...плетеная, с цветочками, – протокольным голосом говорил Митя. – На дне плащ, синий, скомканный и косметичка, которую она, видать, держала еще и за портмоне. В ней темные очки, пудра, тушь, тени для век, фотография ее самой, потрепанная, размер – три на четыре, две квитанции из химчистки, редакционное удостоверение и паспорт. Кошелька нет – если он был, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64