– Ей-богу, братцы, по-моему, вы меня с кем-то спутали! А что Лошадью... Друзья прозвали. Долго объяснять. – Он безнадежно махнул рукой и совсем понурился. – Это... ну, в общем, из классики...
– Понятно, – буркнул Северин. – Оно, конечно, милиционерам про классику объяснять без толку. Они книжечками не торгуют, стало быть, их и не читают. – И неожиданно поинтересовался: – А что, прижизненный Чехов тоже в хорошей цене, да?
Овсов запунцовел окончательно, замекал что-то оправдательное. Но Северин прервал его.
– Стоп! Поехали по второму кругу. Значит, вы утверждаете, что это ваши книги?
– Мои, – уныло согласился Альберт.
– Как они к вам попали?
– Я их купил...
Северин бросил на меня быстрый многозначительный взгляд.
– Так. У кого?
– У... у женщины...
– Это мы уже слышали. Но я так и не понял: она ваша знакомая?
Не надо было быть крупным психологом, чтобы по лицу Лошади определить, что сейчас он судорожно пытается принять, как ему кажется, очень важное решение. Я даже знал какое. Руку даю на отсечение, он прикидывал, задержали мы его в связи с Ольгой или по какому-нибудь другому поводу. Если по другому, то ему нет никакого смысла самому лезть в петлю, связывать книги с Троепольской. А если все-таки в связи с ней, ложь начнет играть против него.
И тут, подобно шахматисту, в безвыходной ситуации узревшему вдруг лежащее, оказывается, на виду у всех простое решение, я увидел спасительный ход и похолодел. Ибо спасительным ход был для Овсова. А в следующую секунду я обреченно понял, что и он, похоже, нашел его.
– Знакомая... – выдохнул Альберт.
– Имя? Фамилия? – напористо расспрашивал Северин. И Овсов ответил окрепшим голосом:
– Троепольская Ольга Васильевна.
Наверное, я бы дрогнул. Но Стас (то ли еще не понял, к чему клонится дело, то ли нервы у него железные) продолжал как ни в чем не бывало:
– И сколько вы за них заплатили?
Мне показалось, что Овсов содрогнулся всем телом. Я буквально ощутил, как его сейчас раздирает страшная мысль: “Неужели не угадал?!” Но отступать теперь было некуда. И он пролепетал еле слышно уже известную мне минимальную каталожную цену:
– Четырнадцать тысяч...
– Отлично! – Северин плюхнулся на стул, придвинул к себе лист бумаги. – Дайте-ка нам теперь координатики этой – как вы говорите? Троепольской!
Я уже понял, что Стас блефует, но этот блеф был того сорта, который принято иначе называть хорошей миной при плохой игре. Овсов тем временем услужливо продиктовал адрес Ольги, ее домашний и рабочий телефоны. Записав, Северин поднялся, бодро сказал:
– Сейчас мы будем кое-что проверять, а вы пока посидите в соседней комнате, отдохните. Товарищ Балакин, проводите гражданина.
Вид у Овсова был жалковатый. Стас же держался орлом. И только когда мы остались с ним одни, он повернул ко мне озабоченное лицо:
– Не влипли мы с тобой, Шурик, а?
И я честно ответил:
– Похоже на то.
Потом мы молча сидели и оба, видимо, думали об одном и том же. Как мы, два лопуха, не смогли предусмотреть такую простую возможность! Хотя в общем-то понятно – как... Словно стажеры-первогодки увлеклись собственной версией: именно книги похищены из комнаты Троепольской. Ну а раз есть похититель вместе с похищенным – давай его хватать! Что говорить: примитивно попались на собственный крючок. Мы-то, дураки, думали, что знание того, что убитая – не Троепольская, суть наше преимущество, а, оказывается, Овсов не знает этого – и на том выезжает! Валит себе преспокойно на мертвую, как он считает, Ольгу! И поди опровергни его, пока не нашли журналистку, которую искать собирались через него же... Вот такой, извините, порочный кружок получается.
– Может, устроить ему опознание голоса по телефону? – неуверенно предложил я. – Петрова с Пырсиковой его узнают, там были угрозы...
Но Северин махнул рукой: дескать, безнадежно.
– Если не дурак – отвертится... Скажет: сначала ругались, потом помирились. Чего в жизни не бывает? Презумпция невиновности это, знаешь, такая штука...
– Старушка? – в форме вопроса предложил я. – Вкупе с блокнотом Троепольской?
– Да мы уже говорили с тобой, – досадливо закусил губу Стас. – Слабовато, все слабовато. Уже видно ведь: не дурак. Выкрутится, обязательно выкрутится!
– Лангуева? – продолжал я перечислять варианты.
– Что Лангуева? Будет себе стоять на своем – ей-то что! Зацепка нужна, хоть какая-нибудь зацепка! И ведь оба врут – и Овсов, и Лангуева, я это чувствую! А зацепиться не за что…
Северин нетерпеливо стучал кулаком по ладони и все приговаривал: “Зацепку, дайте малюсенькую зацепку!” Тихо вошедший за минуту до этого Балакин сказал:
– А может, мы и с Лангуевой увлеклись? Почему она обязательно врет? Да, конечно, бабушка-старушка носила книги именно ей, и Джима с Лошадью Троепольская подслушала в ее магазине. Но согласитесь, ни одного прямого доказательства, что Лангуева лично знакома с Овсовым, у нас нет! Вдруг это он приходил в квартиру после убийства? Может, стоит еще раз внимательно на фоторобот поглядеть?
Он открыл ящик стола и выложил две увеличенные карточки – одна с усами и щетиной, другая – на случай возможного маскарада – без них.
– Ничего общего, – пробормотал Северин, вертя их так и этак. – И вообще, извините, даже если бы было, это тоже не ахти какое доказательство. Мало ли кто может быть похож на фоторобот. Вот этот, например, без усов – вылитый Невмянов.
Я обиделся.
– Неужто у меня правда рожа такая противная?
– А что, – засмеялся Балакин, – действительно похож. Я вгляделся внимательней. И, еще не очень веря себе, робко полез во внутренний карман за остатками полученных утром фотографий. Положил их рядом с фотороботом. Северин с Балакиным молча разглядывали этот вернисаж. Кажется, они еще не понимали того, что уже понял я.
Куда смотрела Лангуева, описывая Стасу незваного визитера? Поверх моей головы? Если она лгала, то для того, чтобы не путаться, ей нужна была натура. Она рисовала портрет с меня.
15
На коротком совещании было решено в ближайшие наши планы начальство не посвящать, действовать на свой страх и риск. Я, правда, заикнулся про то, что, если у нас опять будет прокол, нам это припомнят вдвойне, но Северин сказал:
– Пожалуйста, только сейчас докладывать, какие мы болваны, пойдешь сам.
Сломив таким образом мое слабое сопротивление, он пододвинул к себе телефон, снял трубку, взвесил ее на ладони, как гранату перед броском, шумно выдохнул и стал набирать номер.
– Театр одного киноактера... – недовольно пробормотал он себе под нос, слушая длинные гудки, но едва на том конце подошли к аппарату, голос его сделался бодрым, деловым, слегка по-солдатски простодушным: – Нина Ефимовна, здравствуйте, Северин из МУРа беспокоит. Помните такого? Ага, очень хорошо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Понятно, – буркнул Северин. – Оно, конечно, милиционерам про классику объяснять без толку. Они книжечками не торгуют, стало быть, их и не читают. – И неожиданно поинтересовался: – А что, прижизненный Чехов тоже в хорошей цене, да?
Овсов запунцовел окончательно, замекал что-то оправдательное. Но Северин прервал его.
– Стоп! Поехали по второму кругу. Значит, вы утверждаете, что это ваши книги?
– Мои, – уныло согласился Альберт.
– Как они к вам попали?
– Я их купил...
Северин бросил на меня быстрый многозначительный взгляд.
– Так. У кого?
– У... у женщины...
– Это мы уже слышали. Но я так и не понял: она ваша знакомая?
Не надо было быть крупным психологом, чтобы по лицу Лошади определить, что сейчас он судорожно пытается принять, как ему кажется, очень важное решение. Я даже знал какое. Руку даю на отсечение, он прикидывал, задержали мы его в связи с Ольгой или по какому-нибудь другому поводу. Если по другому, то ему нет никакого смысла самому лезть в петлю, связывать книги с Троепольской. А если все-таки в связи с ней, ложь начнет играть против него.
И тут, подобно шахматисту, в безвыходной ситуации узревшему вдруг лежащее, оказывается, на виду у всех простое решение, я увидел спасительный ход и похолодел. Ибо спасительным ход был для Овсова. А в следующую секунду я обреченно понял, что и он, похоже, нашел его.
– Знакомая... – выдохнул Альберт.
– Имя? Фамилия? – напористо расспрашивал Северин. И Овсов ответил окрепшим голосом:
– Троепольская Ольга Васильевна.
Наверное, я бы дрогнул. Но Стас (то ли еще не понял, к чему клонится дело, то ли нервы у него железные) продолжал как ни в чем не бывало:
– И сколько вы за них заплатили?
Мне показалось, что Овсов содрогнулся всем телом. Я буквально ощутил, как его сейчас раздирает страшная мысль: “Неужели не угадал?!” Но отступать теперь было некуда. И он пролепетал еле слышно уже известную мне минимальную каталожную цену:
– Четырнадцать тысяч...
– Отлично! – Северин плюхнулся на стул, придвинул к себе лист бумаги. – Дайте-ка нам теперь координатики этой – как вы говорите? Троепольской!
Я уже понял, что Стас блефует, но этот блеф был того сорта, который принято иначе называть хорошей миной при плохой игре. Овсов тем временем услужливо продиктовал адрес Ольги, ее домашний и рабочий телефоны. Записав, Северин поднялся, бодро сказал:
– Сейчас мы будем кое-что проверять, а вы пока посидите в соседней комнате, отдохните. Товарищ Балакин, проводите гражданина.
Вид у Овсова был жалковатый. Стас же держался орлом. И только когда мы остались с ним одни, он повернул ко мне озабоченное лицо:
– Не влипли мы с тобой, Шурик, а?
И я честно ответил:
– Похоже на то.
Потом мы молча сидели и оба, видимо, думали об одном и том же. Как мы, два лопуха, не смогли предусмотреть такую простую возможность! Хотя в общем-то понятно – как... Словно стажеры-первогодки увлеклись собственной версией: именно книги похищены из комнаты Троепольской. Ну а раз есть похититель вместе с похищенным – давай его хватать! Что говорить: примитивно попались на собственный крючок. Мы-то, дураки, думали, что знание того, что убитая – не Троепольская, суть наше преимущество, а, оказывается, Овсов не знает этого – и на том выезжает! Валит себе преспокойно на мертвую, как он считает, Ольгу! И поди опровергни его, пока не нашли журналистку, которую искать собирались через него же... Вот такой, извините, порочный кружок получается.
– Может, устроить ему опознание голоса по телефону? – неуверенно предложил я. – Петрова с Пырсиковой его узнают, там были угрозы...
Но Северин махнул рукой: дескать, безнадежно.
– Если не дурак – отвертится... Скажет: сначала ругались, потом помирились. Чего в жизни не бывает? Презумпция невиновности это, знаешь, такая штука...
– Старушка? – в форме вопроса предложил я. – Вкупе с блокнотом Троепольской?
– Да мы уже говорили с тобой, – досадливо закусил губу Стас. – Слабовато, все слабовато. Уже видно ведь: не дурак. Выкрутится, обязательно выкрутится!
– Лангуева? – продолжал я перечислять варианты.
– Что Лангуева? Будет себе стоять на своем – ей-то что! Зацепка нужна, хоть какая-нибудь зацепка! И ведь оба врут – и Овсов, и Лангуева, я это чувствую! А зацепиться не за что…
Северин нетерпеливо стучал кулаком по ладони и все приговаривал: “Зацепку, дайте малюсенькую зацепку!” Тихо вошедший за минуту до этого Балакин сказал:
– А может, мы и с Лангуевой увлеклись? Почему она обязательно врет? Да, конечно, бабушка-старушка носила книги именно ей, и Джима с Лошадью Троепольская подслушала в ее магазине. Но согласитесь, ни одного прямого доказательства, что Лангуева лично знакома с Овсовым, у нас нет! Вдруг это он приходил в квартиру после убийства? Может, стоит еще раз внимательно на фоторобот поглядеть?
Он открыл ящик стола и выложил две увеличенные карточки – одна с усами и щетиной, другая – на случай возможного маскарада – без них.
– Ничего общего, – пробормотал Северин, вертя их так и этак. – И вообще, извините, даже если бы было, это тоже не ахти какое доказательство. Мало ли кто может быть похож на фоторобот. Вот этот, например, без усов – вылитый Невмянов.
Я обиделся.
– Неужто у меня правда рожа такая противная?
– А что, – засмеялся Балакин, – действительно похож. Я вгляделся внимательней. И, еще не очень веря себе, робко полез во внутренний карман за остатками полученных утром фотографий. Положил их рядом с фотороботом. Северин с Балакиным молча разглядывали этот вернисаж. Кажется, они еще не понимали того, что уже понял я.
Куда смотрела Лангуева, описывая Стасу незваного визитера? Поверх моей головы? Если она лгала, то для того, чтобы не путаться, ей нужна была натура. Она рисовала портрет с меня.
15
На коротком совещании было решено в ближайшие наши планы начальство не посвящать, действовать на свой страх и риск. Я, правда, заикнулся про то, что, если у нас опять будет прокол, нам это припомнят вдвойне, но Северин сказал:
– Пожалуйста, только сейчас докладывать, какие мы болваны, пойдешь сам.
Сломив таким образом мое слабое сопротивление, он пододвинул к себе телефон, снял трубку, взвесил ее на ладони, как гранату перед броском, шумно выдохнул и стал набирать номер.
– Театр одного киноактера... – недовольно пробормотал он себе под нос, слушая длинные гудки, но едва на том конце подошли к аппарату, голос его сделался бодрым, деловым, слегка по-солдатски простодушным: – Нина Ефимовна, здравствуйте, Северин из МУРа беспокоит. Помните такого? Ага, очень хорошо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64