Указывалось, что они идут без оружия и несут большой белый флаг. При подходе к назначенному месту трубач сыграет соответствующий сигнал, извещая о прибытии парламентеров.
На участке, где намечалась встреча парламентеров с противоположной стороной, нами было запрещено ведение огня на все время процедуры. Такое же условие было поставлено и противнику, который к назначенному времени должен был выслать своих уполномоченных офицеров.
Конечно, с нашей стороны было установлено наблюдение на этом участке фронта и подготовлены огневые средства и войска на всякий случай.
Ночь на 8 января мы провели в несколько напряженном состоянии (сужу по себе). При встречах с товарищами за ужином и в нашей штаб-квартире вопрос о том, что день грядущий нам готовит, дебатировался всеми. Представители Ставки не оставались в стороне и оживленно вместе с нами строили всевозможные предположения. А как всем нам хотелось, чтобы противник понял логику событий! Скольким людям это сохранило бы жизнь!
Немецко-фашистскому командованию предоставлялась возможность предотвратить катастрофу, нависшую над окруженными войсками. Здравый смысл должен был подсказать ему единственное разумное решение – принять условия капитуляции.
Ровно в назначенное время наши парламентеры вышли из блиндажа и с развернутым белым флагом направились к немецким позициям под громкие звуки трубы.
Как мы с Н.Н. Вороновым предполагали, так и получилось: с вражеской стороны никто не вышел навстречу нашим парламентерам. Более того, по ним был открыт огонь, сначала одиночный ружейный, а затем пулеметный и даже минометный.
Парламентеры вынуждены были вернуться. Бедному Виноградову пришлось проползти некоторое расстояние по-пластунски: почему-то по нему огонь велся особенно усердно.
Наша попытка проявить гуманность к попавшему в критическое положение противнику не увенчалась успехом. Грубо нарушая международные правила, гитлеровцы открыли огонь по парламентерам. Нам оставалось сейчас одно – применить силу.
О результатах было донесено в Ставку, и я в этот день выехал в 65-ю армию для уточнения на месте некоторых вопросов, относившихся к подготовке наступления. Войска заканчивали занятие исходного положения, и отработка задач в звене полк – батальон проводилась на местности.
Собрались мы в блиндаже Батова, и начальник штаба армии генерал Глебов в присутствии начальников родов войск доложил о готовности частей. Здесь же я счел нужным усилить 65-ю армию еще двумя стрелковыми дивизиями из 24-й армии и одной из 21-й, о чем тут же было дано распоряжение.
В этот же день я побывал и у командарма 21 Чистякова. В моем присутствии начальник штаба армии В.А. Пеньковский докладывал командарму о готовности войск к выполнению задачи. Меня больше всего интересовал вопрос о взаимодействии армий Батова и Чистякова при ликвидации так называемого мариновского выступа – района, где вражеские части глубоко врезались в линию фронта наших войск. Нужно было в самом начале операции срезать этот выступ, что в дальнейшем значительно облегчило бы действия обеих армий.
Когда я находился в 21-й армии, по ВЧ позвонил Малинин и сказал, что Воронов разговаривал со Ставкой, там советуют подумать, не стоит ли попытаться послать парламентеров со стороны южного фаса окружения, примерно с участка армии Толбухина. Я ответил, что если Ставка находит такое мероприятие полезным, то я, конечно, не возражаю, хотя у меня нет сомнений, что и эта попытка обречена на неудачу. Поручил Малинину взять на себя организацию дела. И день и ночь мы продолжали передавать по радио условия капитуляции. Самолеты разбрасывали над территорией противника наши листовки с призывом к немецким солдатам и офицерам прекратить сопротивление. На роль парламентеров вызвались те же товарищи, что и накануне.
На этот раз события развивались несколько иначе. Утром 9 января нашим парламентерам удалось благополучно добраться до позиций противника, где в условленном месте они были встречены немецкими офицерами. Отказавшись вручить им пакет, парламентеры потребовали, чтобы их проводили на командный пункт. Туда они прибыли с завязанными глазами. На КП платки с глаз были сняты, и парламентеры предстали перед группой немецких старших офицеров. В присутствии наших посланцев один из офицеров доложил по телефону своему начальнику о прибытии советских парламентеров и о том, что они требуют передать пакет лично Паулюсу. Спустя некоторое время нашим парламентерам было объявлено, что командование немецких войск отказывается принять ультиматум, содержание которого ему известно из передач по радио. Парламентеры возвратились обратно. На этом закончилась попытка призвать немецко-фашистское командование к благоразумию. После нашего доклада Ставке об отклонении противником ультиматума нам пожелали успеха в решении вопроса оружием.
Начало наступления мне хотелось посмотреть с участка 65-й армии, наносившей главный удар. С Н.Н. Вороновым и В.И. Казаковым мы прибыли на наблюдательный пункт П.И. Батова, когда было еще совсем темно. К этому времени войска заняли исходное положение. Вокруг тишина, не заметно было никакой суеты. Все замерло в ожидании сигнала.
А в глубине расположения противника уже виделись яркие вспышки – авиация дальнего действия Голованова бомбила аэродромы и крупные объекты. Огненные столбы взвились и ближе – авиация Руденко принялась обрабатывать вражеские артиллерийские позиции.
По нашим самолетам то на одном, то на другом участке начинали бить зенитки. Наземного огня немецкая артиллерия не вела. Невольно создавалось впечатление, что враг притаился в ожидании.
Но вот наступило время сверки часов, а никаких изменений не последовало. В назначенное планом время – в 8 часов 5 минут взвились в воздух сигнальные ракеты, и наша артиллерия, минометы и гвардейские реактивные установки открыли огонь. Артиллерийская подготовка наступления продолжалась 55 минут. А затем артиллерия перешла на сопровождение огневым валом нашей пехоты, атаковавшей вместе с танками позиции противника. Атаке содействовала и авиация. В наступление одновременно перешли войска на всем фронте окружения.
Хотя в результате мощного удара нашей артиллерии и авиации немецкая оборона на некоторых направлениях была подавлена на всю глубину первой позиции, уцелевшие вражеские подразделения упорно сопротивлялись. Местами противник вводил в бой свои полковые и дивизионные резервы, бросая их в контратаки при поддержке танков. Мы видели, с каким трудом пехота 65-й армии преодолевала укрепления врага. И все же, сопровождаемая отдельными танками и орудиями прямой наводки, находившимися в ее боевых порядках, она продвигалась вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
На участке, где намечалась встреча парламентеров с противоположной стороной, нами было запрещено ведение огня на все время процедуры. Такое же условие было поставлено и противнику, который к назначенному времени должен был выслать своих уполномоченных офицеров.
Конечно, с нашей стороны было установлено наблюдение на этом участке фронта и подготовлены огневые средства и войска на всякий случай.
Ночь на 8 января мы провели в несколько напряженном состоянии (сужу по себе). При встречах с товарищами за ужином и в нашей штаб-квартире вопрос о том, что день грядущий нам готовит, дебатировался всеми. Представители Ставки не оставались в стороне и оживленно вместе с нами строили всевозможные предположения. А как всем нам хотелось, чтобы противник понял логику событий! Скольким людям это сохранило бы жизнь!
Немецко-фашистскому командованию предоставлялась возможность предотвратить катастрофу, нависшую над окруженными войсками. Здравый смысл должен был подсказать ему единственное разумное решение – принять условия капитуляции.
Ровно в назначенное время наши парламентеры вышли из блиндажа и с развернутым белым флагом направились к немецким позициям под громкие звуки трубы.
Как мы с Н.Н. Вороновым предполагали, так и получилось: с вражеской стороны никто не вышел навстречу нашим парламентерам. Более того, по ним был открыт огонь, сначала одиночный ружейный, а затем пулеметный и даже минометный.
Парламентеры вынуждены были вернуться. Бедному Виноградову пришлось проползти некоторое расстояние по-пластунски: почему-то по нему огонь велся особенно усердно.
Наша попытка проявить гуманность к попавшему в критическое положение противнику не увенчалась успехом. Грубо нарушая международные правила, гитлеровцы открыли огонь по парламентерам. Нам оставалось сейчас одно – применить силу.
О результатах было донесено в Ставку, и я в этот день выехал в 65-ю армию для уточнения на месте некоторых вопросов, относившихся к подготовке наступления. Войска заканчивали занятие исходного положения, и отработка задач в звене полк – батальон проводилась на местности.
Собрались мы в блиндаже Батова, и начальник штаба армии генерал Глебов в присутствии начальников родов войск доложил о готовности частей. Здесь же я счел нужным усилить 65-ю армию еще двумя стрелковыми дивизиями из 24-й армии и одной из 21-й, о чем тут же было дано распоряжение.
В этот же день я побывал и у командарма 21 Чистякова. В моем присутствии начальник штаба армии В.А. Пеньковский докладывал командарму о готовности войск к выполнению задачи. Меня больше всего интересовал вопрос о взаимодействии армий Батова и Чистякова при ликвидации так называемого мариновского выступа – района, где вражеские части глубоко врезались в линию фронта наших войск. Нужно было в самом начале операции срезать этот выступ, что в дальнейшем значительно облегчило бы действия обеих армий.
Когда я находился в 21-й армии, по ВЧ позвонил Малинин и сказал, что Воронов разговаривал со Ставкой, там советуют подумать, не стоит ли попытаться послать парламентеров со стороны южного фаса окружения, примерно с участка армии Толбухина. Я ответил, что если Ставка находит такое мероприятие полезным, то я, конечно, не возражаю, хотя у меня нет сомнений, что и эта попытка обречена на неудачу. Поручил Малинину взять на себя организацию дела. И день и ночь мы продолжали передавать по радио условия капитуляции. Самолеты разбрасывали над территорией противника наши листовки с призывом к немецким солдатам и офицерам прекратить сопротивление. На роль парламентеров вызвались те же товарищи, что и накануне.
На этот раз события развивались несколько иначе. Утром 9 января нашим парламентерам удалось благополучно добраться до позиций противника, где в условленном месте они были встречены немецкими офицерами. Отказавшись вручить им пакет, парламентеры потребовали, чтобы их проводили на командный пункт. Туда они прибыли с завязанными глазами. На КП платки с глаз были сняты, и парламентеры предстали перед группой немецких старших офицеров. В присутствии наших посланцев один из офицеров доложил по телефону своему начальнику о прибытии советских парламентеров и о том, что они требуют передать пакет лично Паулюсу. Спустя некоторое время нашим парламентерам было объявлено, что командование немецких войск отказывается принять ультиматум, содержание которого ему известно из передач по радио. Парламентеры возвратились обратно. На этом закончилась попытка призвать немецко-фашистское командование к благоразумию. После нашего доклада Ставке об отклонении противником ультиматума нам пожелали успеха в решении вопроса оружием.
Начало наступления мне хотелось посмотреть с участка 65-й армии, наносившей главный удар. С Н.Н. Вороновым и В.И. Казаковым мы прибыли на наблюдательный пункт П.И. Батова, когда было еще совсем темно. К этому времени войска заняли исходное положение. Вокруг тишина, не заметно было никакой суеты. Все замерло в ожидании сигнала.
А в глубине расположения противника уже виделись яркие вспышки – авиация дальнего действия Голованова бомбила аэродромы и крупные объекты. Огненные столбы взвились и ближе – авиация Руденко принялась обрабатывать вражеские артиллерийские позиции.
По нашим самолетам то на одном, то на другом участке начинали бить зенитки. Наземного огня немецкая артиллерия не вела. Невольно создавалось впечатление, что враг притаился в ожидании.
Но вот наступило время сверки часов, а никаких изменений не последовало. В назначенное планом время – в 8 часов 5 минут взвились в воздух сигнальные ракеты, и наша артиллерия, минометы и гвардейские реактивные установки открыли огонь. Артиллерийская подготовка наступления продолжалась 55 минут. А затем артиллерия перешла на сопровождение огневым валом нашей пехоты, атаковавшей вместе с танками позиции противника. Атаке содействовала и авиация. В наступление одновременно перешли войска на всем фронте окружения.
Хотя в результате мощного удара нашей артиллерии и авиации немецкая оборона на некоторых направлениях была подавлена на всю глубину первой позиции, уцелевшие вражеские подразделения упорно сопротивлялись. Местами противник вводил в бой свои полковые и дивизионные резервы, бросая их в контратаки при поддержке танков. Мы видели, с каким трудом пехота 65-й армии преодолевала укрепления врага. И все же, сопровождаемая отдельными танками и орудиями прямой наводки, находившимися в ее боевых порядках, она продвигалась вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129